Голова бога (Приазовский репортаж)

Марченко Андрей Михайлович

О генерале Рязанине говорили разное: подлизы сообщали, что он подобно адмиралу Нахимову верен только военной службе. За спиной шептали, что он еще во время Ноябрьского восстания был ранен так, что превратился в скопца. Злые языки распускали нехорошие слухи, будто симпатии генерала лежат вовсе вне плоскости женского пола.

— Не вижу ничего в том, чтоб завалить противника трупами. Пусть только это будут трупы врага! — похвалялся генерал Рязанин.

— Я вас попрошу отставить это шапкозакидательство, — пресекал такие

рассуждения граф Колокольцев. — Вы доселе воевали с туркестанцами. А это, прошу прощения, даже не турки.

Аркадий слушал это, набивая живот. Он понимал, что скоро так сытно и вкусно покушать вряд ли получится. И даже не предполагал, насколько прав.

Выпив и закусив, мужчины закурили сигары, пустив облака ароматного дыма. Сам Аркадий не курил и даже не пробовал — удовольствие было явно не по карману. Однако запах чужого дыма ему определенно нравился.

Но другого мнения были женщины, особенно одна — жена городничего. Была она женщиной властной и даже слишком. Говорили, что городом правит Рязанин, а им, как цыган солнцем, вертит жена. Первую даму города шумно поддержали товарки. Пытался возмутиться граф, но его мягко осадил генерал Рязанин. Графиня улыбнулась супругу, отпуская того.

Городничий что-то шепнул брату, но сам юркнул в дом, и догнал их в саду.

— А вы отчего не с молодежью? — спросил граф Колокольцев.

Аркадий сотворил неопределенный жест, и, как ни странно, был понят.

— Не грустите, мой друг. Женская красота, в отличие от мужского ума — продукт весьма скоропортящийся. Потому его продают быстро и боясь продешевить. Для сверстниц, может быть, вы неинтересны, но не печальтесь — уже зреет новый урожай.

Оказалось, что курение сигар было чем-то вроде индейской хитрости.

— А не выпить ли нам, господа? — из-под полы сюртука городничий достал сулею с красновато-мутной жидкостью, а из кармана — чарочки.

— А из чего ваше вино? — спросил генерал Колокольцев.

— Из буряка… — ответствовал городничий.

— О, буряковочка! — потер руки Александр Павлович. — Как я за тобой соскучился.

Расположились в беседке, сокрытой от взглядов посторонних. На столике разлили самогон по чаркам, чокнулись, глотнули.

— А! Хороша, зараза! — воскликнул Александр Павлович, когда способность говорить вернулась.

— Надо было предупреждать, — утирая слезы, заметил Колокольцев. — Крепкая…

— Повторим?

Никто не возражал.

— А вашим, извиняюсь, басурманам, чарочку поднесть нельзя? — предположил градоначальник, глазами указывая на остановившихся у входа в беседку горцев. — Или Аллах запрещает?… Так отослали бы их прочь, чтоб нехристей не соблазнять.

— Нельзя, — покачал головой Колокольцев. — Когда-то я их мулле оказал одну услугу. В знак признательности он мне определил этих молодцов в телохранители. Верите ли, но на Кавказе они меня до ветру одного не отпускали.

Выпили

еще по одной, а затем — еще. Аркадий пил не до дна, и когда остальные опорожняли третью рюмку, он едва закончил первую.

В беседке пахло петуньями, кои на закате источали свой аромат особенно ярко. Но подул свежий ветер, сдул цветочный дух, зашумел в кронах деревьев, донес в беседку запах яств из двора.

Генерал Колокольцев поежился:

— Что-то зябко у вас тут…

— Да, вечера у нас случаются прохладные, — согласился городничий. — Ничего поделать тут не можем.

Генерал Рязанин расстегнул застежку своей накидки.

— Набросьте.

Колокольцев задумчиво принял ее, закутался.

— Теплая, — заметил он.

— Верблюжья шерсть, — пояснил генерал Рязанин. — Говорят, ее боятся змеи, скорпионы и прочие шакалы.

— И все равно не по артикулу… Светлая, — зевнул граф. — Смените в Крыму на форменную.

— Само собой. Там она слишком заметна будет.

За чарочкой беседа шла лениво — генералы обсуждали какое-то нововведение в форме, спорили о том, окажет ли оно хоть какое-то влияние на дух войск. Городничий подливал злой напиток.

Веселье было на излете. Пили без тостов и вразнобой.

Аркадий от безделья разглядывал серп луны, словно завязнувший в виноградных лозах, которые словно стена оплетали беседку. В голове роились мысли: в городе английский шпион. Это знал городничий, но молчал… Сказать это генералу Рязанину? Тот, может быть, в заговоре с братом. Единственным подходящим для откровения казался Колокольцев — он был, как убедился юноша в недавней полубеседе, человеком умным и проницательным.

Однако Колокольцев в сей момент мало подходил для важной беседы. Алкоголь и тепло делало свое дело с графом — тот разрумянился и постоянно зевал.

Бутылка, меж тем, опустела.

— Ну что, господа, пора возвращаться? — спросил генерал Колокольцев, протягивая ладонь графу. — Мой генерал вы с нами?…

Колокольцев задумчиво взглянул на руку…

— Ну же, граф, вас, очевидно, ждет ваша жена. Пойдемте с нами!

Тот покачал головой:

— Знаете, я, пожалуй, посижу немного!

— Бросьте! Вы простудитесь! Пройдите лучше в дом!

— Ничего. На Кавказе я, бывало, неделями спал на открытом воздухе.

Генерал Рязанин пожал плечами: воля ваша.

Убийство

…Вернувшись во двор, Аркадий заметил изменения. Жена городничего и графиня куда-то удалилась, и за столом о чем-то судачили жены почтмейстера и полицмейстера. Около двора стало попросторней: не было коляски протоирея, который обычно быстро покидал поле мирских соблазнов и кареты доктора Эльмпта — тот считал секретом долголетия режим дня, диету и периодические кровопускания, кои, по его мнению обновляли кровь, не давали той застаиваться.