Голова бога (Приазовский репортаж)
Шрифт:
— Молчите? — спросил городничий. — Ну, тогда я скажу. Как грустно-то получается, господа. Я вот с вами со многими чуть не с детства знаком, можно сказать — с младых ногтей. И вот выходит — кто-то из вас английский подкаблучник.
— А отчего сразу из нас? — обиделся полицмейстер. — Может он из вас?
Он вполне явственно кивнул в сторону городничего и, даже, скорее, в сторону Аркадия.
— Да как вы можете! — вспыхнул тот. — Это я же вам сказал про шпиона! Если бы не я, вы бы и не знали!
— То-то и оно, — бурчал полицмейстер. — Уж лучше бы не знали. А может, вы на погибель в Буряковую балку нас заманили англичане, да пошло что-то не так? Ведь просто диво, что никого не убило!
— Да зачем вас туда заманивать?
— Да откуда мне вас, шпионов, знать? Может хотели город оставить без лучших граждан, а потом за выкуп отпустить?…
— Нет, это ерунда… — прервал его доктор Эльмпт. — Кажется, у вас высокое давление. Позвольте пульс ваш померить? Кровопускание…
Он привычным жестом попытался коснуться запястья полицмейстера, положить палец на вену, но был решительно отвергнут.
— Руки только не распускай! Может, ты шпион и погубить меня надумал?
В былые-то времена полицмейстер уж точно бы дал доктору прощупать хотя бы пульс. Но времена настали новые, неуверенные. И теперь закадычные друзья чуть не кричали друг на друга.
— Да помилуйте! Какой из меня английский шпион? — глупо оправдывался Эльмпт. — Я-то десять лет из уезда ни ногой! Скорей уж ты шпион!
— Я-то нет, а вот ежели ты шпион?…
— А может быть, ты?
— Я не шпион!
— А чем докажешь?
— А вот тебе истинный крест! — и полицмейстер широко перекрестился.
Городничий ненадолго задумался:
— А, может быть, — сказал он. — В этом что-то есть.
Послали за протоиреем. Когда тот приехал, Аркадий с городничим, перебивая друг друга, изложили суть дела. Выслушав говорящих, протоирей задумался, поглаживая свою бороду. После, произнес речь о том, что тому, кто солжет перед Господом, уготована геена огненная и муки вечные. Затем привел всех к присяге на Библии на верность российскому императору, к клятве в том, что английским лазутчиком является кто-то иной, а не дающий клятву. Аркадий глядел во все глаза, ожидая, что шпион все же выдаст себя. Однако же лазутчик, кем бы он ни был, клятву произнес с невозмутимым выражением лица.
— Художник ваш?… — предположил Петр-артиллерийский, играя моноклем в изящных пальцах. — Он ведь тоже был в бою?..
Сказано — сделано. Шумной толпой отправились к раненому. К неудовольствию больного спугнули двух милых дамочек, навещавших раненого. Однако же долго не задержались — художник поклялся легко, хотя и с задумчивым выражением лица.
— Надзиратели… — напомнил Петр-пехотный.
Но все было ясно: не они. Впрочем, все одно, сходили, привели к присяге и их. Те присягали истово, крестясь размашисто и воодушевленно.
— С Божьей помощью, расследование зашло в тупик, — заметил полицмейстер.
— Не святохульствуй, раб Божий, — предостерег Святой Отец. — У лазутчика место в аду уже есть. Не спеши оказаться ним рядом.
Задумчивые и злые вернулись в управу, захватив по дороге несколько штофов с водкой. Пили ее без закуски и не чокаясь, словно на поминках. Товарищ уже не верил товарищу, сын, похоже, не вполне доверял отцу. Шпион, кем бы он не был, внес смятение, недоверие.
Выпив две рюмки, Аркадий ушел, и его пропажа едва ли была замечена. Спирт сделал свое дело, сказалась ночная бессонница, и Аркадий заснул.
Снился Аркадию сон, дрянной и страшный.
Будто идет он по городу, по улице, залитой ярким солнечным светом, и вдруг из подворотни выскакивает черная старуха, хватает его за запястье и тянет за собой во тьму как в омут. Юноша пытается вырваться — да где там, жилиста бабка. Крикнуть бы — но слова в горле застряют, да на улице нет никого.
А темнота все ближе, и не видать в ней ни зги, лишь слышно как щелкают челюсти, капает что-то нехорошее и кто-то мерзко смеется.
И совсем бы победила старуха, но спасся Аркадий, свалился с кровати, ударился больно о пол, отчего и проснулся. После — долго лежал на досках, всматривался в потолок, слушал, как в подполье что-то точит страдающая бессонницей мышка.
На полу было хорошо, прохладно, от двери тянул сквозняк. И в этом благолепии Аркадий задумался над тем, о чем не было сказано ни слова на собрании, хотя именно для этого и стоило совещаться.
Что делать? — стучало в голове. — Что делать-то? Теперь от знания английского кода не было никакого проку. Англичане, верно, на всполохи гелиографа ответят залпами орудий, более в ловушку не попадут. Но имелось и нечто положительное: теперь шпион лишен был возможности снестись со своими работодателями. И что будет дальше? Каков будет их следующий ход? На месте англичан Аркадий бы заслал агента — человека, знающего русский язык, обычаи. Высадил бы его где-то под Бердянском или Мариуполем — в самом Гайтанове, чужак, появившийся внезапно, вызвал бы подозрения. Верно, на корабле хоть несколько человек знают, кто их агент, его имя, место проживания.
Пленный англичанин говорил, что ранее уже бывали встречи на берегу с агентом. Стало быть, тот тоже знает своих работодателей в лицо.
Однако же англичане наверняка не знали, что произошло в городе. Ведь, может быть агент провален, и всякая попытка с ним встретиться, обречена, и в городе ждет их ловушка. Тогда разумней было бы послать человека неприметного, снабженного всеми знаниями, но неизвестного шпиону.
Побережье — сотни верст. Даже через версту солдата не поставишь. А через город ежедневно проезжает сотни разных людей.
Прерванный сон
Бывают такие мгновения в ночи, когда будто и не случилось ничего: и собака не забрехала, и даже ветерок не подул, а разные люди просыпаются порой отделенные друг от друга десятками верст. И заснуть после долго не могут, словно кто-то злой сон украл.
Проснулся городничий, шумно заворочался на своем ложе, взглянул на горшок со своей любимой геранью. Проснулся этажом выше и Николай, перевернулся на бок, но снова заснуть не смог. Заворочался и поднялся на Корабле Ее Величества «Уриил» офицер, которому завтра предстояла высадка на азовский берег. Впрочем, ему спалось неуютно уже не первую ночь.