Голова Минотавра
Шрифт:
Сейчас прекрасное изделие шварцвальдских мастеров фирмы Кенингера отмерило три удара, вещуя, что ровно через пятнадцать минут в гостиную вступит ходячая Непогрешимость. Марта Гочолл поставила на столе чайный сервиз и чайник с заваренными травами. Карен глянула на Эберхарда с улыбкой и поправила громкость радиоприемника, передающего венские вальсы. И тогда-то зазвонил телефон.
— Быть может, это пастор Кребс? — спросил Эберхард. — Возможно, он желает отложить визит, потому что ему необходимо подкрасить отросшие волосы?
— Ох, Эби, ну до чего же ты нудный со своей нелюбовью к пастору, — не могла сдержать усмешки Карен.
Мок вышел в прихожую, уселся
— Добрый вечер, герр капитан, говорит криминаль-оберсекретарь Сойфферт, — услышал он.
— Добрый, — буркнул в микрофон Мок. — Что, звоните только потому, что не успели составить рапорт?
— Не совсем так, герр капитан. Докладываю, что со своими людьми я допросил семьсот сорок двух таксистов и триста пятьдесят извозчиков. Только никто из них в новогодний вечер ни с какого вокзала не вез никакой девушки…
— Да на кой ляд мне все эти цифры? — спросил Мок, прикуривая последнюю перед приемом особого гостя папиросу. — Мне нужно знать, расспросили ли вы всех таксистов и извозчиков нашего прекрасного города о том, везли ли они Анну в "Варшавский Двор"! Только всех, а не скольких-то там.
— Я стараюсь быть точным, — оскорбленным тоном ответил на это Сойфферт. — Поскольку я слышал, что более всего вы цените точность… Таксистов всех, а вот извозчиков — почти что всех. Осталось двое. Извозчик номер 36 и извозчик номер 84. Оба частенько становятся перед Главным Вокзалом. Этих я допросить не успел. Но завтра все будет выполнено… У меня имеются их адреса из реестра извозчиков.
— Не нужно, Сойфферт, — сладким голосом произнес Мок и, слыша, что Карен все еще наслаждается радиопередачей, быстро прибавил: — Я сам этим займусь. В конце концов, вы отвалили добрый шмат работы. Более тысячи человек за одну неделю! Хо-хо! Неплохо, Сойфферт, совсем неплохо!…
— Тогда диктую вам адреса…
Не говоря ни слова, Мок отложил трубку и начал надевать пальто и котелок с такой скоростью, словно кто-то за ним гнался. Он вошел в гостиную и поцеловал жену. В ее глазах мелькнуло разочарование.
— Нужно, мой головастик, нужно, — прервал он все готовящиеся вырваться из ее уст протесты. — Ничего не поделаешь, работа…
Пастору Кребсу, который как раз поднимался по лестнице, Эберхард поклонился преувеличенной галантностью.
Бреслау, воскресенье 10 января 1937 года, половина девятого вечера
На своем черном "адлере" [17] Мок въехал в "карман" перед Главным Вокзалом и погасил двигатель. Он закурил и присмотрелся к трем кабриолетам, стоящим перед громадным зданием. Ни на одном из них не было номера 36 или 84. Тогда он вышел из автомобиля, надел пальто и котелок, после чего, сложив руки за спиной, медленно направился к главному входу. Как он и предполагал, холод вымел с подходов всех нищих и продавцов газет. Снаружи прогуливались всего лишь две накрашенные женщины. Мок остановился перед ними и оценил взглядом. Обе, как по команде, расстегнули пальто и положили руки на бедрах. Одна была худой и высокой, вторая — низенькой и закругленной. Мок еще более внимательно пригляделся и принял решение дать подзаработать той, которая показалась ему более привлекательной, то есть, более полненькой. Он кивнул ей, и женщина танцевальным шагом приблизилась. Эберхард поглядел на ее посиневшие от холода губы и выложил две монеты по две марки.
17
Видели, видели. У фотографа из ДК Кости Легостаева был "адлер-спорт" 1936 года, только красный. Звэрь, а не машина (более двух тонн, бензин лакала, аки…) — но вещь! — Прим. перевод.
— Как тебя зовут?
— Биби.
— И хорошо. Итак, тебя я уже знаю. А ты меня знаешь? Знаешь, кто я такой?
— Ну, такой элегантный мужчинка должен быть, по меньшей мере, директором, — широко усмехнулась та.
— Я полицейский, — коротко сообщил Мок. — Когда-то, в молодости занимался такими девицами, как ты.
— Ой, прошу прощения, — улыбка на губах проститутки погасла.
— Можешь не просить прощения, поскольку и не за что. — Мок выплюнул папиросу и кончиком ботинка раздавил окурок так тщательно, словно желая втереть его в тротуар. — Я говорю все это затем, чтобы ты знала, что меня обмануть нельзя. Поняла, Биби?
Девица, без слова, кивнула.
— Тебе холодно. Поужинать хочешь? — Мок показал ей монеты. — Это я дам тебе, чтобы ты могла заплатить за ужин. Пока что две марки. А ты останешься и будешь иметь глаза широко раскрытыми. Если приедет извозчик с номером 36 или 84, немедленно побежишь в ресторан, буфет или в карточный клуб, пока что не знаю, где я буду, и скажешь мне. После этого получишь еще две марки. И ведь ты меня не попытаешься обвести вокруг пальца, а, Биби?
— А что будет, — нагло глянула на него девица, — если мне попадется клиент, а эта тачка 36 не приедет?
— Что же, моя потеря. — Мок похлопал женщину по щеке. — Но тогда я еще когда-нибудь сюда приду и поздороваюсь с тобой. После этого отправлюсь на карты или на пиво, а тебе придется выглядывать тачку с номером 36 или 84. Аванс ведь взяла, так что отработать придется. Adieu!
Он направился в холл вокзала и взглядом начал выискивать какого-нибудь продавца газет, как вдруг услышал быстрый стук туфелек.
— Герр комиссар, — услышал он голос Биби. — Только что подъехал 36-ой. Так как, я получу остальное?
— Я слово держу. — Мок подал ей монетку. — Только не покупай на это ни сигарет, ни водки, потому что твой альфонс и так отберет. Лучше хорошенько поужинай, на разогрев можешь принять рюмочку шнапса, но не забывай — только одну!
— А шоколадку для ребенка можно? — спросила девица и, не ожидая ответа, поцокала каблучками.
Бреслау, воскресенье 10 января, без четверти девять вечера
Мок знал, что ничто так не обескураживает допрашиваемого, как тесная близость допрашивающего. Конечно, извозчика никто и ни в чем не подозревал, но нарушение невидимых границ чьей-либо индивидуальности уже вошло Моку в кровь. Он подошел к кабриолету номер 36, вскочил на козлы рядом с извозчиком и внимательно поглядел на него с расстояния в десять сантиметров. Полный мужчина несколько отодвинулся, но, все равно, двоим было тесно. Но Моку это нисколечки не мешало.
— Фамилия? — спросил он, подсовывая под нос возчику свое удостоверение.
— Похлер Генрих, — ответил тот, внимательно глядя на Мока. — Похоже, вы меня…
— А вот скажите мне, герр Похлер, — Мок был уверен, что сейчас услышит отрицательный ответ и сможет спокойно отправиться сыграть партию в скат или бридж, — не везли ли вы кого-нибудь в вечер кануна Нового Года отсюда, с вокзала, в гостиницу "Варшавский Двор"?
— Да, — ответил извозчик. — Двух молодых женщин. Иностранок.