Голова рукотворная
Шрифт:
Рисунок вышел изумительным, но Мосс был недоволен. Сказал, что три года рисования монстров и сисястых красоток для комиксов, чередуемых прорисовкой персонажей для мультфильмов местной студии, начисто испортили его руку. Вера с трудом вырвала у него портрет, который он хотел порвать. Потом позировала Виктору ещё и ещё. Он говорил, что ему надо напитаться красоты, чтобы не умереть, и писал Веру каждый день. Так начался их роман.
С ним не было лёгкости – той лёгкости, которую она всегда ждала и которую так и не получила. Ни на минуту её не оставляло чувство иллюзорности их совместного существования, лёгкого пшика, как от выветривавшегося в бутылке
А через месяц после их знакомства, неожиданно для всех и прежде всего для самой Веры, Мосс сделал ей предложение. Она хотела отшутиться, сказать, что они мало знают друг друга, что он даже не поинтересовался за всё это время, как её фамилия и из какой она семьи. Вера даже набрала в лёгкие воздуха, чтобы ответить «нет», но неожиданно сказала «да».
– Только я ведь старше тебя. Ужас, на шесть лет!
– Ну и что, – равнодушно ответил Мосс. – Возраст – это ваши женские заморочки, а мне всё равно.
Она улыбнулась, обняла Виктора и пообещала родить ему сына и дочку. Но за пять лет их брака обещание, к её великой печали, сдержать так и не удалось. Причина оказалась в абсолютном нежелании Мосса плодиться и размножаться. «Приводить в этот грязный, несправедливый мир маленькое живое существо, которому я ничего не смогу дать, кроме наследственных болезней и нищеты, жестоко», – говорил он. А через год после свадьбы Мосс взял Веру за подбородок, заглянул в зрачки и сказал:
– Жениться на тебе было с моей стороны абсолютным эгоизмом. Ты свободна. Иди куда хочешь. Роди ребёнка от румяного менеджера. Будь счастлива. Прости. Я больше не люблю тебя.
Она проревела сутки, собрала чемодан, сообщила родителям в Петербург, чтобы встречали. Момент подгадала, когда мужа не было дома: не хотелось патетических сцен. Но в последний момент у чемодана сломалось колёсико, она присела на корточки, чтобы приладить его, но ничего не получалось. Себя нельзя начинать жалеть – едва пожалеешь, и слёзы не остановить. Она проревела у чемодана ещё, наверное, минут десять, пока не пришёл из издательства Мосс, для которого слёзы совсем не предназначались.
– Если хочешь, останься, – произнёс он.
Ей показалось, что сказал он это так же равнодушно, как и тогда, когда просил уехать.
И она осталась. Вопреки здравому рассудку и отговорам подруг и родителей. Так прошли ещё четыре года, в любви и нелюбви, ласках и отчуждении, суетности будней и треморе тонюсенькой стрелки на шаткой шкале «соседство – супружество».
Чайник сердито заухал, как филин, и Вера возвратилась на кухню. Заварив любимый улун, она налила чай в любимую синюю чашку – единственное напоминание о Петербурге – и, согревая руки о её глазурный керамический бок, прошла в спальню. Взгляд невольно остановился на портрете матери Мосса, сделанном когда-то его полуслепым отцом. Вера заметила, что, где бы в комнате она ни находилась, глаза этой Раисы всегда смотрели не неё. Та словно выглядывала из портрета – выглядывала с любопытством и немного с испугом, а штриховая техника рисунка добавляла иллюзии её присутствия в доме. «Ты похожа на неё», – вспомнила она слова Виктора.
Вера подошла чуть ближе, хотя за пять лет пребывания в этом доме изучила рисунок досконально. С портрета на неё глядела женщина примерно её возраста, с приятными мягкими чертами лица, короткой стрижкой-каре и широко распахнутыми глазами. Как удивительно написано её настроение и состояние! Трудно поверить, но этот рисунок, если верить легенде, был написан «на ощупь»! Вера пригляделась… Что-то было в этих глазах… Как будто она только что плакала…
Вера поставила чашку на прикроватный столик, пододвинула стул к стене, забралась на него, осторожно держась за спинку. И вдруг заметила двух маленьких бабочек, притаившихся в самой сердцевине зрачков…
Она была так поражена, что, закачавшись, чуть не упала со стула. Спрыгнув, Вера вновь посмотрела на портрет. Удивительно! Вот он – эффект аниме… Хотя аниме в те годы ещё не существовало. Большие глаза за секунду до слёз! Разорванный блик – это же крылья бабочки, как она раньше не замечала!
Вера вбежала в кабинет Виктора. Везде на полу валялись карандашные эскизы нового комикса. Мосс сидел за компьютером и правил рисунок на экране, водя специальной палочкой по серой плоской подставке на столе. Вера никогда не могла запомнить её название.
– Витя!
Мосс не реагировал. Она подошла, стащила с его уха наушник. Он раздражённо обернулся:
– Я же сказал, что не буду чай!
Она вдруг замерла. Что она скажет сейчас? Бабочки в зрачках матери? Лукавство руки гениального художника, каким был его отец? Одно упоминание бабочек нанесёт Виктору боль, уж Вера-то это знает.
– Прости, милый… – Она развернулась, пошла на кухню, села на табурет.
Прислонив лоб к холодильнику, усыпанному пёстрыми магнитиками, точно пирс крабами, она думала о том, что сейчас предаст Виктора. Надо только набраться сил! Это ведь несложно, доктор убедил её, привёл неоспоримые аргументы. И она уже решилась… Но ватная немота сковала тело, парализовала руки, налила каждый палец горячим растопленным оловом. Портрет не выходил из головы, мать Виктора смотрела на Веру изнутри её, Вериной, черепной коробки, давила на лобные кости, билась о мозг, как кит о корабельный остов. И глаза матери с крохотными бабочками на краешке слезы отныне и навсегда будут смотреть на неё с немым ледяным укором. И никуда не спрятаться от этого взгляда! Никуда!
Из оцепенения Веру вывел трезвон мобильного. Она бросилась в прихожую, к сумочке, судорожным движением вынула телефон.
– Верочка? – послышался бархатный голос.
– Да, Феликс Георгиевич. – Она узнала его сразу, скорее почувствовала.
– Вы не передумали? Звоню вам, чтобы поддержать.
«Он настоящий дьявол, этот доктор Логинов», – мелькнула быстрая очевидная мысль.
– Нет, Феликс Георгиевич, – Вера постаралась придать голосу как можно больше твёрдости.
– Вот и умница! – ответил лукавый голос. – И помните: это только для блага вашего мужа. Ради его выздоровления!
– Да. Ради блага. Ради выздоровления, – на автомате повторила она, попрощалась и вернулась на кухню, прихватив сумку.
Плотно закрыв за собой дверь, она достала из косметички маленький жёлтый стикер, на котором был записан нужный номер.
– Компания «Сад Баттерфляй», здравствуйте! – проворковал лёгкий девичий голосок.
– Здравствуйте, – спокойно сказала Вера. – Я хочу заказать у вас подарок мужу к ближайшим выходным.