Голубая Саламандра
Шрифт:
Эвис, в свою очередь, не терпела, когда он, внезапно отлучившись, возвращался, взвалив на плечо тушу дикой козы или молодую лань с большими, подернутыми пеленой смерти глазами. Она не могла смотреть без содроганий, как он расчленял только что живых животных, брызгая кровью на камни, и запах жареного мяса стал казаться ей отвратительным.
Лес был обилен другими плодами, и ей было не понять причин такого разбоя.
Шли дни. Много времени хронавт проводила на уютной площадке над стеной скал, ожидая звездолета соарян. Бывало, всю ночь она не смыкала глаз, глядя на посеребренный луной Теокл, то опускала голову на грудь дремлющему Грачеву и смотрела в небо, не явится ли быстрая звезда среди неподвижных. Однажды они ездили к горе-пирамиде и, побродив там,
– Земля достаточно огромна и для инопланетного корабля, - сказал как-то Грачев.
– Ни ты, ни я толком не знали, чем их привлекает Теокл. Да и явится ли когда-нибудь птица, если ее гнездо разорено? Еще раз подумай: если и было у них какое-то дело у этой проклятой горы, они могли решить его прошлый раз. Ведь мы уже говорили: из всех народов нынешней Земли вероятнее всего их контакт с аоттами: для средней Аттины они вредоносные демоны с бледным лицом. Наконец, они имели право просто улететь. Тебе не надоело бесплодное созерцание?
– Бесплодное!… - Эвис вскочила и подошла к краю уступа, потом резко обернулась.
– Для меня нет пытки мучительнее, думать, что это так! Когда же я научусь ждать?! Когда научусь идти вперед твердо и верно?!
– Не ври. Ты терпелива, более того - упряма.
– Да! Как Рена в твоих руках! Еще сравни меня с ослицей, упершейся на перепутье с грузом тяжких иллюзий! Завтра едем отсюда! Но нет мне прощения, если я ошиблась!
На девятнадцатый день Рождения Ины они направились на поиски откровения, скрытого на далекой земле.
Глава девятая
Просторы Ильгодо
За отлогими лесистыми взгорьями, за речкой, текущей далеко на запад, чтобы слиться с Рустмом, простиралась необозримая степь. Поля диких злаков, шафрановые от обилия желтых маков просторы, чередовались с высокими травами, вставшими в человеческий рост. Здесь часто встречались стада полосатых антилоп с витыми рогами или множество длинношерстных быков. При всем своем грозном виде великаны оказались пугливы: с приближением всадников пускались наутек, тогда от их тяжелой поступи дрожала земля. Видели путники и стаи сытых волков, лениво возлежавших у останков убитых животных. Грачев вполне осознавал опасность подобных встреч: ни кони, ни легкий лук, неумело смастеренный им, не могли защитить от быстрых бестий, нападавших большим числом. С понятной тревогой он ожидал наступления ночи, запасаясь ворохами сухой травы, и удача, если удавалось заночевать в редкой рощице, где были сучья для костра и пригодные для укрытия деревья. Слушая хохот гиен во тьме или голоса зверей неизвестных, Грачев вспоминал об утраченном чудо-оружии и о предостережениях аттлийцев. Он слишком поздно понял, сто девственные просторы Аттины, полные жизни, о которой он не имел малейшего представления, совсем не похожи на полуобжитую саванну Африки XXI века, где он прожил несколько месяцев. Недавнюю уверенность и рвение проложить свою дорогу через дикий край теперь сменила растущая тревога за жизнь Эвис и свою собственную. Он стал раздражителен, зол на себя, что уж слишком переоценил свой ничтожный опыт и силы.
Иногда, с приходом багряной зари, Андрей слушал ветер, шевелящий метелки трав, приносящий незнакомые запахи, звуки, и в его сердце закрадывалось сомнение: на настоящей ли земле он стоит. Но наступал новый день. Седлая лошадей, они двигались дальше, долгие часы объезжая дебри высоких трав, где легко натолкнуться на льва или пробудить ярость носорога.
В этом скитании без точных ориентиров, определяя направление по положению Солнца и немногим признакам, карта стала неважной помощью. Да и была ли точна старая карта, где Ильгодо изображалось огромным одноцветным пятном с зыбким контуром болот, несколькими обозначенными озерами и извилиной Рустма, который они решили принять за путеводную
На двенадцатый день ландшафт начал меняться. Показались холмы. Ширококронные акации краснели гроздьями сладких цветов. Встречались рощицы тыквенных деревьев и причудливо изогнутые панданы. Ежечасно останавливаясь, Эвис взбиралась на холмы и смотрела на север-запад в надежде увидеть блеск вод Рустма. Но искомая река не появлялась. Еще большее разочарование постигло их через день: к западу вместо густеющего леса снова гладко и небрежно стелилась степь.
Не доверяя более аттлийским картографам, Грачев настоял не тратить времени на поиски реки, а двигаться пока удобным путем вдоль границы леса. По его расчетам болотные топи, занимавшие центральную часть Ильгодо, должны были рано или поздно прижать их к водной дороге мемфийцев. Эвис неохотно согласилась, опасаясь, что отклонение от намеченного маршрута может запутать и осложнить путь. Так ехали несколько дней: хронавт с надеждой взирала на запад, Грачев же вел на север и иногда, следуя границе разраставшегося леса, уводил на северо-восток.
Как-то под вечер небо заслонили тучи. Ночлег пришлось искать раньше обычного. Они направились к чаще с огромными ветвистыми деревьями. Их кроны были плотным шатром, и даже в лучах еще не поглощенного тучами солнца здесь царил полумрак. Грачев, избрав за правило обследовать места стоянок, бродил среди сплетения узловатых корней, собирал валежник для костра и старался распознать следы опасных зверей. Он уже повернул назад, когда наткнулся на остатки сернобыка и некоторое время удивленно разглядывал их. Реберные кости, даже прочные берцовые были перекушены, словно хищник имел дело с тщедушным зверьком. В его понятии ни лев, ни большеголовая гиена не обладали столь мощными челюстями, чтобы так вот расправиться с жертвой. На твердой от засухи почве Андрей не нашел следов и стал пробираться дальше, пока за стволами пальм не увидел растерзанного молодого слона.
– Мы попали в дурное место, - сообщил он, мрачно наблюдая за приготовлениями Эвис к вечеру.
– Поблизости поселилась странная бестия. Исходя из того, что я видел, это не лев, а нечто крупнее и страшнее.
– Он в нескольких словах рассказал о находке и поспешил запастись топливом для костра. Менять место стоянки было уже поздно, да и опаснее, чем тихо отсидеться, уповая на магию огня и аттлийских богов, власть которых сюда вряд ли достигала.
Темнело быстро. Раскаты грома напоминали о проливном дожде, полоскавшем южную степь. Пламя трепетало за сложенными стенкой камнями, и на прутьях шипели сладкие маслянистые клубни, которые Эвис выкапывала на берегах ручьев, считая их лакомством, всегда запасала вдоволь. Грачева весь вечер не покидала тревога, а с приближением грозы он забеспокоился больше. Удаляясь во тьму, он возвращался, бросал в огонь охапки сушняка и оглядывал заросли лихорадочно блестящими глазами.
– Уймись наконец, - сказала Эвис.
– Ты рискуешь остаться голодным. И, конечно, тогда будешь злее того таинственного зверя.
– Не время думать о желудке. Я сказал тебе: здесь дурное место. Пожалуй, самое дурное из всех пройденных.
Упали первые капли дождя. Свежий ветер подул, срывая трепетавшее пламя.
– Дождь зальет костер. Его шелест скрадет остальные звуки, - размышлял Грачев.
– Ты понимаешь, что нас ожидает совсем скоро? Мы будем плавать по уши в грязи и видеть друг друга лишь при вспышках молний! Прекращай-ка с этим!
– Концом копья он столкнул обжаренные плоды в огонь.
– Андрей!
– Эвис вскочила и подступила к нему.
– Как мы пришли в Ильгодо, ты стал нетерпим ко всему вокруг! Ты деспотичен! Груб, как не ведающий человеческого достоинства дикарь! Даже во сне вместо меня ты обнимаешь это копье! Опусти его! Что ты молчишь?!
– А ты беспечна, как на воскресной прогулке. Живешь своими благими фантазиями. Я не желаю пугать, но все же напомню: каждое мгновение в проклятом Ильгодо может стать для кого-то последним. Твои же действия будто намеренно нацелены снизить наши и без того не великие шансы.