Голуби в берестяном кузове
Шрифт:
Это потом оказалось, что он увидел магнода с червяком на копье. Поляне тогда сильно переполошились, как же – в их стране живут ещё какие-то существа, а они про них не знают. Маленький человечек же, когда понял, что его видят, отчётливо, на самом хорошем полянском языке, сказал:
– Кажется, тут кто-то ещё есть, не правда ли, верзила?
Звали магнода, победивщего страшного червяка-змею, Огом. Ольсинор частенько стал приглашать его к себе, в свой дом среди высоких сосен на берегу лесного озера. Большая круглая линза в серебряном обруче на тяжёлой подставке стояла на его столе. Если смотреть сквозь неё, то маленький
Сейчас Ог летел рядом с Ольсинором и своим маленьким копьем, испускающим сноп ослепительного света, занимался своим любимым занятием – разгонял тьму. Сопровождать своего большого друга в его походах Ог повадился давно. Это доставляло ему огромное удовольствие.
Ольсинор следовал за ним, и мысли его были невеселы. «Ночь на исходе. Что принесет нам утро? Степняков у ворот Древляны. Лишь бы Изъевий не отправил их сразу в нескольких направления. Если у ворот Гардерики встанут степные люди, поляне не смогут прийти на помощь лесовичам, им надо будет защищать собственные земли. И тогда нас разобьют по отдельности».
Пройдя все дозоры и оказавшись в доме князя, Ольсинор понял, что о нём уже знают и ждут. Полянин улыбнулся. «Старый князь знал, что мы пришли, – подумал он, – пришли не сразу к нему, а к Мокше. Конечно, ему доложили об этом. Князь понял, что нами задумана не прогулка на свежем воздухе, говорили мы про драконов. Сказали ему, и что Свей ушёл, и он не стал останавливать, оберегать внука. Настоящий воин, мудрый человек».
Хоть лесовичи и оторвались давно от людского племени, считая себя лесными жителями, однако же все здесь по-прежнему их называли людьми, человеками и по-прежнему присматривались к ним, как они себя поведут, как ответят, какое решение примут. Вот и сейчас Ольсинор вглядывался в усталые лица дозорных и кивал им. Завтра бой. Заглядывать в будущее он не умел, и просто приветствовал их.
А Дундарий в это время тихо и предупредительно открывал перед полянином все двери, вёл его по коридорам, и, негромко стукнув в дверь к князю, уже через мгновение впустил Ольсинора в залу.
Ночь перед осадой
Светослав после тризны тяжело прошагал в эту огромную, пустую теперь залу и долгое время сидел в высоком кресле, один, совсем неподвижно, опустив руки на подлокотники. Глаза его были закрыты.
Алёна, княгиня его, не была даже за столом. Похороны сына отняли её последние силы, и она ушла к себе сразу после возвращения в крепость.
Доспехи сына Светослав не дал убрать. Больно их было видеть, ещё больнее убрать. Так вроде бы сын здесь, рядом. Казалось, даже смех его слышался иногда, голос в коридорах.
Время от времени входили воины, докладывающие о том, что ночные дозоры расставлены, что разведка вернулась. О том, что к тайному ходу свернул отряд полян, доложили уже в сумерках.
Светослав знал, что должен был прибыть Ольсинор. Раз поляне свернули на опушку, значит, у них дело к Мокше. Вряд ли в такое тяжёлое для всех время Ольсинор заглянул к Сахлопивуру попить браги да дичи поесть. Вспомнился разговор о драконах.
Сейчас, когда Ольсинор вошёл в полутёмную залу, Светослав сходу спросил его, вставая:
– Куда отправил моего внука, Ольсинор?
Тяжело, словно медведь переваливаясь, он подошёл к полянину и обнял его как дорогого друга. Ведь человек пришёл перед самой осадой и останется здесь, из города уже не уйти. Ольсинор улыбнулся. Среди полян не принято так выражать свои чувства. Но, часто бывая в Древляне, он уже знал этот обычай и теперь в ответ похлопал князя по плечу.
– Твой внук на пути к отрогам Каян. С Рангольфом и Мокшей он, думаю, в безопасности, да Свей и сам за себя постоять сможет, – ответил Ольсинор, разведя руками, словно извиняясь.
– Каяны? – быстро подхватил Светослав, приглашая жестом полянина присесть в кресло возле круглого стола, останавливаясь. – Означает ли это, что они пошли к драконам? – и сам же ответил. – Конечно, туда… куда же ещё?! Неужели ты думаешь, что Цав, эта неповоротливая махина, ещё на что-то способен? Да и могут ли они действовать в согласии с другими, что так необходимо на войне?
– Ты прав, – ответил ему не сразу Ольсинор, – мы не знаем, как себя поведут драконы, но то, что Цав никогда не примыкал к силам зла – это известно всем. Что это племя великих воинов, считающих гибель в бою самой почётной смертью, тоже известно всем.
– Это всё я знаю, но кем прикажешь их считать? – перебил его Светослав. – Ты представляешь дракона, вошедшего в Совет?! Ты представляешь, если он решит идти на север, а мы – на юг, ты сможешь его остановить? Насколько они управляемы?
– Это не огневая машина, Светослав, это союзник, – ответил полянин. – Также как ты и я… И если я тоже решу идти на север, я верю, что ты выслушаешь меня. Погоди, я не представил тебе Ога!
Светослав посмотрел с удивлением в направлении, куда ему указывал рукой Ольсинор. Там, в пятне света на столе, сидело что-то похожее на букашку. Но если начинать присматриваться, то можно было уловить очертания чего-то необычного. Князь прищурился. И усмехнулся, вскинув глаза на Ольсинора.
Явно недовольный магнод, сложив руки на груди, сидел на краю столешницы и хмуро смотрел на князя, который опять принялся разглядывать его, прищурившись и сморщив нос.
– Не стоило, Ольсинор, – проговорил Ог. – Не все обладают величием, чтобы принять малое во внимание.
Он говорил достаточно громко, хотя что удивляться – гудение большого жука мы ведь тоже слышим. А Ог обладал прекрасным баритоном. И поэтому Светослав его расслышал очень хорошо. Он улыбнулся. Поморщился и опять улыбнулся, теперь растерянно.
– Значит, Ог, – произнёс Светослав. – Ну, что ж… пожалуй, ты убедил меня, Ольсинор. Надо меняться. Вот и внук вперёд меня понял важность союза с драконами. Но… мы-то остались, нам ждать их возвращения и держать осаду, – тихо добавил князь. – Крепость готова к осаде. Много народу сюда всякого пособралось, да только воинов мало.
– Поляне идут вам на помощь, князь.
Светослав кивнул. Сейчас особенно было заметно, что горе сильно надломило князя, и усталость и отчаяние одолевали его. Так всегда, когда теряешь самое дорогое, теряется смысл, хочется уйти, удалиться от всего. Но он держится изо всех сил, стараясь не показать своей слабости.