Голуби в берестяном кузове
Шрифт:
– Ты знаешь, Ольсинор, отправил я по заимкам клич, справил отряды малые, которые бы словно из-под земли появлялись бы перед погаными и терялись вновь, будто их и не было. Чтобы было им на нашей земле нерадостно, чтоб горела она у них под ногами! Очень мне в том помогли пещерники, много ходов тайных они знают.
– Хорошая мысль! Пусть боятся и ждут смерть из-за каждого поворота… Замечательно!
– Игорь придумал то, мне же довелось лишь исполнить его волю уже после смерти. Много мы об этом с ним толковали… Он и по лесам нашим везде тайники
Домовой выглянул из-за двери и помотал головой. Князь встал.
– Все готово, Ольсинор. Хоть и не можем мы выйти в поле и сразиться, слишком много женщин и детей собралось в крепости, но отпор дать в наших силах. Крепость стоит на обрыве, с этой стороны к нам не подойти, стены крепки, запасы хорошие сделаны, воды вдосталь. Сколь отпущено нам сил, будем ждать подкрепления, оборону держать, а как драконы придут – выйдем… А там уж в честном бою пускай решится, кому жить на этой земле!
Стали слышны крики на улице. Князь быстро подошел к окну и распахнул его настежь. Люди бежали к крепостной стене. Раздался вопль Завеи. Дундарий вбежал в залу, крича:
– Мёртвые, князь, в доме!
Воин в кольчуге поверх меховой куртки вбежал и сходу крикнул, остановившись на пороге:
– Поганые под стенами, князь!
– Мёртвые?! Кто ж их поднял-то? Ну да стало быть пришли, – проговорил Светослав и уже громче добавил: – Иду, Алекша! До рассвета выстоим, ребятушки, значит, ещё поживём, родные! – крикнул он воину, позади которого показался осклизлый остов мертвеца.
Но свет, падавший в тёмный коридор из освещённой залы, ему мешал, и он, воя, исчез… чтобы объявиться где-то на тёмной улице. Нечеловеческие вопли доносились оттуда.
Люди метались по ночному городу, и лишь немногие, зная заклинание, возвращающее мёртвого в могилу, творили его наскоро, бежали.
Полянин и князь, молча, словно поняв друг друга с полуслова, вдруг затянули монотонную песню. Слова её на полянском языке зазвучали очень тихо. Продолжая их повторять вновь и вновь, князь с мечом сына выбежал в коридор. Люди в панике метались по улице, раздавались визг и утробный вой… Ольсинор следовал за Светославом. Ровное пятно света окружало их – Ог летел рядом.
Заунывная песня, несущая древнее заклятие-оберег полян, подхватывалась теми, кто знал её.
Мёртвые вставали из-под земли отовсюду. Подрагивающей походкой тянулись вдоль улиц, проходили сквозь стены. Цеплялись за людей и тащили их за собой.
Чадили факелы, в свете их мелькали люди. Князь ожесточённо, словно в забытьи, рубил и рубил безжизненные тела, которые вставали и вставали перед ним. И шептал, шептал слова древней песни:
Ши ангаларх, дра ангаларх
Ил Драисиве, ил Драисиве…
…в Драисиве – город мёртвых, навсегда отправляя одного за другим своих врагов. Ему вторил Ольсинор.
Первые лучи солнца коснулись крыш города, когда с нашествием мертвецов было почти покончено. Но измученные бессонной ночью жители города и те, кто укрылся в его стенах, обрадовавшиеся рассвету, словно видели его впервые, невольно обращались в сторону крепостных стен.
Раннее зимнее утро. Стены крепости во вздрагивающих всполохах факелов. Непрерывный поток конников чёрной рекой течёт по дороге, раздваиваясь и окружая будто змеями стены крепости. Далеко. Стрелы не долетят. А враг идёт и идёт. Слышится визг низкорослых лошадей, которые, проваливаясь по самое брюхо в снег, расползаются по всем полям, лежавшим вокруг города…
Скоро, в считанные часы, Древляна была отрезана от всего мира. Застучали топоры в лесу…
Схроны
Небольшой отряд уходил всё дальше от Древляны, и к тому часу, когда город был окружён, ровной рысью пересёк длинный глубокий овраг, по которому бежал широкий ручей. Они уходили на восток, к отрогам Каян. Горная цепь должна была появиться на третий день пути, а пока надо было двигаться вперёд и вперёд, по возможности без остановок.
Впереди отряда ехал на белоснежном иноходце Рангольф. Сразу за ним, почти след в след, шёл другой такой же иноходец – на нём ехала Айин. Её не хотели брать, чтобы не подвергать опасности. И даже не стали будить, чтобы попрощаться. Но она оказалась рядом, лишь только миновали излучину Онежи. Выехала раньше и ждала за поворотом, хоронясь в чаще леса. В предрассветных сумерках, в заснеженном лесу среди черных стволов деревьев, она была почти незаметна со своим белоснежным красавцем Ойко.
Рангольф лишь хмуро посмотрел на дочь и ничего не сказал. Если девушка не понимала, как опасно было теперь одной путешествовать по этим местам, то он знал, что не пройдёт и часа, как по этой дороге, с которой они сейчас свернут, пойдут степняки…
За Айин следовал на своём Саврасом Мокша. У лесовичей были широкогрудые, выносливые кони, которые и в бою не испугаются, и в походах не выдохнутся. Следом за Мокшей на слишком рослом для него коне ехал Схлоп.
За Схлопом следовал Умо. Речник размеренно покачивался на вороном жеребце. На голове покачивалась невысокая конусообразная, лохматая шапка со связкой змеиных высушенных шкурок наверху. Усохшие головки гадюк на ветру развевались в разные стороны и зловеще постукивали друг об дружку…
Последним ехал Свей на белоснежном скакуне Ольсинора. Они иногда менялись с Мокшей, тот время от времени озабоченно оглядывался на парня издалека. Дружиннику не давала покоя мысль, что увёз внука князя без разрешения. Он заметно оберегал парня…
Дорога становилась всё хуже, превращаясь в еле заметную тропку. Лес здесь совсем непроходим. Заросли орешника, колючего шиповника, старые поваленные ветрами деревья… Но всё бы ничего, только вот лес словно вымер. Ни птица не крикнет, ни ветка не хрустнет. Нехорошо это.