Голуби в траве. Теплица. Смерть в Риме
Шрифт:
Так, год за годом, месяц за месяцем, театры, редакции, киностудии, но и полиция, слежка, опасность, которая становилась все неотвратимее. И опять еще более давние воспоминания, гимназия, учителя, одноклассники. И кухонные баки в камбузе ледокола. «Я видел большое серое море. Бесконечную надгробную плиту, как из свинца. Я видел морские сражения, тонущие корабли, бомбежки. Я видел великие катастрофы, которые должны были возникнуть». Этими пророческими словами заканчивается рассказ.
Затем несколько лет молчания, если не считать небольших заметок и рецензий в газетах и журналах. И вот в конце 1976 года появилась новая повесть Кеппена «Юность», которую поначалу кое-кто из западногерманских критиков принял за давно обещанный роман.
Хотя в повести явственно
Райская жизнь первых страниц повести - это вместе с тем потерянный рай обедневших наследников родовитых владельцев померанского поместья.
Прусская гимназия, прусская муштра, но классный наставник «господин Крюгер не загнал меня в свое стадо, не выжег у меня на теле тавро полезности, не вовлек ни в Союз Бисмарка, ни в Союз подводников, не внушил мне ни одного из своих твердых убеждений».
О происходящих событиях в повести рассказывается то от лица самого автора, то будто бы от стороннего наблюдателя. События личного плана и социального настолько тесно связаны, что порой их невозможно разъять.
Думается, это не случайно. Ведь и в прежних своих произведениях писатель стремился показать, как в реальной действительности переплетается субъективное и объективное, индивидуальное и общественно значимое.
Мы уже говорили, что особенность таланта Кеппена состоит в умении подметить в обычной жизненной ситуации социальную несправедливость, чреватую нередко роковыми последствиями. В те далекие годы, изображенные в «Юности», писатель распознал силы, которые привели потом Германию к нацизму и войне, он показал, как буржуазная демократия, противопоставившая себя народу, перерождалась в тоталитарный режим.
Художественные особенности повести, ее стиль в основном остаются в русле стилевых и художественных приемов, проявившихся в его послевоенных романах. Правда, в повести «автор сознательно отошел от общепринятой пунктуации». Впрочем, едва ли это можно назвать новаторством. Слитность перечислений, не разделенных запятыми, многочисленные двоеточия применяли в своих романах и Арно Шмидт, и Уве Йонсон, и другие западногерманские писатели. Очевидно, таковы были тогда языковые тенденции в ФРГ, с которыми не мог не считаться Кеппен.
Обращает на себя внимание, что многие страницы «Юности» почти дословно повторяют тексты из рассказа «В моем городе я был одинок». Так что есть основание считать тот рассказ своего рода предварительным наброском повести. Ну что ж, это дело автора. В истории литератур можно найти немало примеров, когда писатели, задумав какое-то крупное произведение, предварительно публиковали разные его варианты, выясняя реакцию читателей и критики.
Главное, что Кеппен - большой и неоспоримый мастер современного немецкого языка. В одном из интервью, отвечая на вопрос, как он работает над своими произведениями, писатель сказал: «Конечно же, я не могу надиктовать роман. Первый набросок я печатаю одним пальцем на пишущей машинке, все без заглавных букв. Эту первую страницу я редактирую, потом сам перепечатываю еще раз, теперь уже с заглавными буквами, потом я даю три-четыре раза в перепечатку, пока у меня не получится страница, которая, как мне кажется, может войти в книгу».
Такой метод писательской работы едва ли нуждается в комментариях. И не случайно отрывки из произведений Кеппена опубликованы во многих школьных хрестоматиях как яркий образец современного немецкого языка.
Прошло еще пять лет, и в 1981 году вышел сборник литературно-критических статей и рецензий Кеппена под характерным для него ироническим названием «Жалкие писаки». Первый раздел книги посвящен писателям прошлого - Клейсту, Шелли, Бальзаку, Флоберу, Золя и другим. В сжатой и убедительной
Так кого же из всех им названных Кеппен считает «жалким писакой»? Да каждого, живущего в таком обществе, в каком художник слова не в силах что-либо изменить, где настоящие писатели всегда принадлежат к «преследуемым и гонимым».
Года полтора назад я вновь побывал на квартире у Кеппена, в старом и мрачном доме на берегу Изара. Книги, книги, папки с рукописями, рецензиями, письмами на столе, на полках, на полу, на стульях. Вбегает черная лохматая дворняжка Пула, которую Кеппен и его жена подобрали несколько лет назад на острове Сардиния. Она бегает по папкам, тычется носом в ноги хозяина. Время от времени из открытой клетки вылетает чиж и, забравшись под потолок, пикирует на Кеппена. Летят пух, перья. И среди всего этого старый одинокий человек. Марион умерла. Детей нет, нет и внуков. «Как же вы справляетесь?» - «Да так, приходит одна женщина, убирает, что-то готовит».
– Судя по слою пыли вокруг, приходила она очень давно.
– «Да еще студенты Мюнхенского университета заходят. Как это у вас говорится: шефствуют надо мной».
– «А почему бы вам не сдать все эти папки в Баварскую Академию искусств, в ее архив?» - «Э, да кому это нужно, никому».
– А потом происходит разговор, который повторяется уже много лет подряд. «Мне очень хочется снова приехать в Москву. И не только в Москву - Кеппен достает атлас - вот, на Байкал, в Среднюю Азию…» - «Так в чем же дело? Ведь вы каждый год получаете приглашение и всякий раз откладываете свой приезд?» - «Вы уж не обижайтесь на меня, старому человеку не легко собраться. Но вот уж на будущий год приеду обязательно».
Мы прощаемся. С набережной я вижу стоящего у окна писателя.
Приезжайте, дорогой Кеппен, приезжайте, у нас всегда будут вам рады!
В. С т е ж е н с к и й
Над городом шли самолеты - птицы, предвещающие несчастье. Как гром и град был грохот моторов, как гроза. Гроза, град и гром, днем и ночью, то рядом, то вдалеке, учебные вылеты смерти, глухой гул, содрогания, воспоминания на развалинах. Бомбовые люки самолетов еще были пусты. Авгуры улыбались. Никто не поднимал к небу глаз.
Нефть из недр земли, окаменевшие слои, остывшая кровь медуз, сало ящеров, панцирь черепах, зелень папоротниковых чащ, исполинские хвощи, исчезнувшая природа, доисторические времена, зарытое наследство, охраняемое карликами, алчными и злыми колдунами, легенды и сказки, сокровище дьявола: его извлекли наружу, им стали пользоваться. О чем писали газеты? Война за нефть, конфликт обостряется, воля народа, нефть коренному населению, флот без нефти, попытка взорвать нефтепровод, буровые вышки под военной охраной, шахиншах женится, интриги вокруг Павлиньего трона, нити ведут к русским, авианосцы в Персидском заливе. Нефть поднимала в небо самолеты, будоражила прессу, нагоняла на людей страх и взрывами ослабленного действия приводила в движение легкие мотоциклеты газетчиков.