Голубое Сало
Шрифт:
Возле казино «Минск» двое бледных щеголей оторвали по куску от ее лохмотьев.
– Куды прешь, билядь? – усмехнулся, глядя на нее узкоглазый дворник в чистом фартуке поверх ватника, выходящий с ведром песка из арки своего двора.
– Пшел, татарская морда! – съездил его по широкоскулому лицу худощавый кадет в пенсне и побежал за ААА. – Благословите, великая! Благословите, единственная!
– Хуй на рыло! – ААА побежала напрямик через улицу Горького.
Милицейский «воронок» резко притормозил перед ней, из кабины высунулся
– Я вот тебе свистну, каналья! – погрозил ему из саней кулаком в белой перчатке Митрофан Владимирович Пуришкевич, едущий из «Яра» на Сретенку к своей любовнице Целиковской.
ААА свернула на Тверской бульвар. Здесь никого не было, лишь две бездомные лохматые собаки пытались ловить полусонных голубей. ААА дошла до церкви Большого Вознесения, в которой венчался Александр Пушкин, потрогала ступени и приложила руку к ноздрям:
– Дух похоти твоей еще не выветрился, арап тонконогий!
На улице Герцена острая родовая схватка согнула ее пополам.
– Не здесь, Прозерпина… – застонала она, опускаясь на четвереньки.
– Эй, квашня, чего задумалась? – пнул ее разносчик калачей.
ААА с кряхтением приподнялась и, схватившись за живот, побрела вверх по Герцена – к Садовому кольцу. Поравнявшись со зданием Центрального Дома литераторов, она заголила увесистый нечистый зад, сунула указательный палец в заросший калом и полипами анус, вынула и коряво написала по бледно-желтому фасаду здания:
Пройдя дворами на улицу Воровского, она прошлепала еще шагов пятьдесят и оказалась возле своей роскошной, серо-бежевой виллы в стиле модерн, с садом и обсерваторией на крыше. Шатаясь и кряхтя от боли, ААА подошла к воротам с ажурной решеткой и кулаком надавила кнопку звонка. Ореховая застекленная дверь распахнулась, по парадной лестнице сбежал толстый швейцар в фиолетовой ливрее, отпер ворота и подхватил ААА под руки:
Матушка… матушка…
– Оох! Насилу доползла… – облокотилась на него она своим грузным телом.
На пороге двери показались две дамы. Одна маленькая, невзрачная, в глухом сером платье. Другая очень высокая, худая как палка, затянутая в черное трико, с белым костистым лицом, длинным, похожим на вороний клюв, носом и толстыми очками.
– Господи! Мы уже… Господи! – маленькая дама проворно сбежала по ступеням, подхватила ААА своими маленькими, проворными руками. – И думать боюсь! Господи! Да что же это?!
Высокая опустилась на четвереньки и ловко, по собачьи перебирая длинными руками и ногами, сбежала вниз, завертелась у ног ААА, визжа и лая.
ААА ввели по лестнице в дом, Большая, отделанная орехом, розовым мрамором и медью прихожая была полна подростков. Мальчики и девочки лежали на полу, сидели вдоль стен. Увидя ААА, они зашевелились, вставая.
– Сколько? – морщась от боли в животе, спросила ААА маленькую
– 38, светлая, – доложила та. – Двое ушли, у одной падучая, другого я выгнала.
ААА обвела подростков угрюмым взглядом. Они смотрели на нее с подавленным восторгом, переходящим в страх.
– Осипа выпустили! – объявила ААА.
Вздохи и стоны восторга вырвались у собравшихся.
– Сердце надвое порвал, мучитель сладкий! – перекрестилась маленькая дама и сухонькими ладонями закрыла брызнувшие слезами глаза.
Высокая дама завизжала, заюлила и высоко запрыгала, пытаясь достать зубами люстру. ААА пнула ее и разжала свой грязный кулак с плевком Осипа:
– Причаститесь харкотиной великого! Подростки юными языками потянулись к ее ладони, и через полминуты темная шершавая ладонь опустела.
– Воды, воды, воды! – громким грудным голосом закричала ААА, раздирая лохмотья на пухлой груди.
Швейцар и маленькая дама подхватили ее под руки и повели наверх в опочивальню.
– До полудня рожу, чует сердце! – стонала ААА.
– Рожай, великая, рожай, непорочная… – бормотала маленькая дама.
– Будет ли достойный? Сыщится ли? – трясла тяжелой головой ААА.
– Сыщится, королева, сыщится, Дева Света… – успокаивала дама.
Высокая прыгала по ступеням, обгоняя подымающихся и восторженно визжа.
В опочивальне было тесно, но уютно; на обитых синим шелком стенах висели портреты Пушкина, Данте, Гумилева и Сталина. Рядом с широкой кроватью с бархатным балдахином стоял полковой походный складень-иконостас, подаренный хозяйке дома командованием Ленинградского военного округа. У окна разместился небольшой красного дерева письменный стол, заваленный книгами и рукописями; в углу возвышалась мраморная ванна на золотых ножках в виде ангелов с крыльями. Ванна была полна воды.
ААА подвели к ванне, она опустилась на колени и с размаху погрузила свою голову в воду. Часть воды вылилась на пол. Высокая прыгнула к ААА и, изогнувшись, стала лизать ее черную пятку.
Маленькая дама пнула ее в худые ребра:
– Отступи, Лидка!
Высокая с воем отбежала в угол и легла на меховую подстилку.
– Великолэээпно! – подняла голову ААА. Маленькая дама накрыла ее приготовленным полотенцем, стала осторожно вытирать.
– На кровать, на кровать… – простонала ААА, – уж подступает…
Швейцар и дама подхватили ее, подвели к кровати. ААА завалилась навзничь.
– Ежели в беспамятство провалюсь – жги мне свечей руку, – пробормотала ААА, закрывая глаза. – Хочу наследнику в глаза глянуть. А уж потом – к Господу в подмышки потные…
Маленькая дама сделала знак швейцару Он вышел. Дама присела на край кровати, взяла безвольную тяжелую руку ААА в свои ручки и, склонившись, поцеловала.
– Све-то-но-сец! – проговорила по слогам ААА и, дернувшись всем своим грузным телом, закричала страшным нутряным голосом роженицы.