Голубой велосипед
Шрифт:
Оставив несчастную девушку растерянной и плачущей, Леа вышла.
На следующий день, около шести утра, Леа разбудил звонок в дверь. Она подумала, что пришел доктор Дюбуа. Подобрав полы кимоно, она поднялась с дивана в комнате Камиллы, где провела ночь. Зевая, открыла дверь.
Перед ней стоял мужчина с грязным и заросшим многодневной щетиной лицом, в замызганном мундире.
– Лоран…
– Нет, это не Лоран, а всего лишь я. Похоже, моя дорогая, вы еще не совсем проснулись. Могу я войти?
Леа
– Ну не пугайтесь. Уж не приняли ли вы меня за привидение?
– Почти что. Где вы пропадали все это время? Я звонила вам множество раз, но без толку.
– Вы можете судить по моей одежде, что я не из "Максима".
– Перестаньте шутить. Вы должны были мне позвонить, и я ждала.
– Как мило! Подойдите, дайте же мне вас обнять и вознаградить за такую верность!
– Отодвиньтесь, вы так грязны, что просто страшно.
– Что вы хотите, моя птичка! Война грязна. Но солдат никогда не теряет права на поцелуй красавицы.
Франсуа Тавернье привлек Леа к себе и расцеловал, несмотря на сопротивление. Почувствовав, однако, что ее упрямства не преодолеть, он отпустил се.
– Расскажите, как чувствует себя мадам д'Аржила. Как у нее дела?
– Плохо.
– А что говорит врач?
– Жду его со вчерашнего дня. Вы нашли подходящую машину?
– Да. Все эти дни я не только воевал. Мне удалось раскопать "вивастеллу". В превосходном состоянии. Вы сумеете ее вести?
– Придется.
– За машиной я послал доверенного человека. Он доставит ее через пару дней.
– Через пару дней!
– Машина в Марселе.
– Мне следовало бы послушаться папы, уехать поездом.
– Я подумывал об этом. Но было бы невозможно перевезти не встающую на ноги Камиллу.
Снова звякнул входной звонок.
– Ох, доктор! – открывая дверь, воскликнула Леа.
Доктор Дюбуа выглядел немногим лучше, чем Франсуа Тавернье. И потрепанный костюм, и скверно выбритый подбородок, и покрасневшие веки свидетельствовали о его усталости и недосыпании.
– Раньше прийти не мог. Будьте так любезны, сварите чашечку кофе.
– Я бы тоже охотно выпил, – сказал Франсуа Тавернье.
– Посмотрю, есть ли кофе. Жозетта так напугана, что не решается выходить за покупками.
И действительно, на кухне не оказалось ни кофе, ни молока, ни хлеба.
– Сейчас все устрою,- сказал Тавернье, прошедший на кухню вслед за Леа. – Неподалеку от вас я знаю бистро, где не раз бывал. Хозяин меня выручит.
Пока закипает кофейник, я вернусь. А тем временем, пожалуйста, налейте мне ванну. К себе заскочить я не успею.
Он вернулся, неся большой бумажный пакет со свежемолотым кофе, бутылкой молока, коробкой шоколада, килограммом сахара и – о, чудо из чудес! – с двадцатью еще горячими рогаликами.
Франсуа Тавернье сам отнес поднос Камилле, которая, чтобы доставить ему удовольствие, попыталась проглотить один рогалик. Он же съел пять штук. Столько же Леа и три – врач. Насытившись, они долго сидели молча, пока Леа не обратилась к Франсуа:
– Если хотите принять горячую ванну, поспешите, пока вода не остыла.
– У меня уже не осталось времени. Я обязан представить доклад генералу Вейгану и встретиться с маршалом Петсном.
– В таком виде? – не удержался доктор.
– Почему бы и нет? Так выглядят сегодня все, кто гибнет из-за некомпетентности штаба, все солдаты разгромленных частей, мечущихся в поисках командования. А их лишь пытаются подальше оттянуть от Парижа.
– А потом, что вы предпримете потом? – спросила Камилла.
– Потом, мадам, отправлюсь умирать за Францию, – произнес он с театральным пафосом.
– Франсуа, не надо этим шутить. Мне будет так больно, если с вами что-то случится.
– Дорогая мадам д’Аржила, спасибо за эти слова. Обещаю постараться и остаться в живых. Доктор, – повернулся он к врачу, – как вы думаете, сможем ли мы перевезти нашу приятельницу?
– Мне это представляется безумно опасным и для ее сердца, и для ребенка. Тем не менее, если бомбардировки возобновятся, то… милостью Божьей. Я выпишу ей более сильнодействующие лекарства. Постараюсь снова зайти завтра.
– Мадам, мадемуазель… Немцы занимают Дьепп, Компьен и Руан. Даже Форж-лез-О, где живет моя крестная, – выкрикнула ворвавшаяся в комнату с куском рогалика в руке Жозетта.
Взяв под руку, Франсуа Тавернье вывел ее из комнаты даже быстрее, чем она туда влетела.
– Дурочка, вы хотите убить свою хозяйку?
– Ох, нет, месье, – зарыдала бедная девушка. – Но я думаю о моем отце, о матери, о моих младших братьях…
– Знаю, моя малышка. Через два дня вы сможете выбраться из Парижа вместе с мадам д'Аржила и мадемуазель Дельмас. Вы отправитесь в Жиронду, в поместье. И там будете в безопасности, – мягче добавил он, поглаживая ее волосы.
– Да, месье. Но когда же я снова увижу свою семью?
– Этого я не знаю. Может, и скоро. Жозетта, обещайте приглядывать за мадам д'Аржила.
– Хорошо, месье.
– Спасибо, Жозетта. Ты добрая девушка. У вас есть два дня, чтобы купить продукты на дорогу. Возьмите-ка, заодно купите хорошенькое платье.
– Ох, благодарю, месье, – почти успокоившись, сказала Жозетта, пряча деньги.
Леа и врач вышли из комнаты Камиллы.
– Если намерены встретиться с маршалом Петеном и правительством, поторопитесь. По радио только что объявили о предстоящем переезде правительства в Турень, – сказал доктор Дюбуа подавленно, протирая запотевшие очки. – До завтра.