Голый конунг. Норманнизм как диагноз
Шрифт:
Норманнисты отреагировали на эту конференцию абсолютно неадекватно, буквально беснуясь. Наверное, потому, что русскую историю они начинают с 862 г., с призвания варягов, которых безосновательно выдают за скандинавов. Это событие, разумеется, очень важное в нашей истории, и связано оно, как говорилось выше, с выходцами из Южной Балтики. Но ему все же предшествует появление под стенами Константинополя (Царьграда), по одним данным, 200 судов, по другим – 360, на которых находилось порядка 8—14 тысяч русов. А такое масштабное и весьма затратное предприятие могло совершить только государственное образование, вошедшее в историю под именем Русь.
Причем события июня 860 г. настолько потрясли византийцев («город едва… не был поднят на копье», – отмечал патриарх Фотий, свидетель этого нашествия), что, как констатирует историк А.Н. Сахаров, «на протяжении почти пяти веков неизменно становились сюжетом греческих хроник, переписки, религиозных песнопений, благодарственных слов, проповедей, официальных циркуляров, речей» [204] . Немаловажно подчеркнуть, что
204
Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси: IX – первая половина Х в. М., 1980. С. 51, 55.
205
ЛЛ. С. 17, 20–21.
Но норманнисты убеждены, а такая ситуация просто дикая для науки, что только они и могут обсуждать проблему начала Руси и что это начало связано только со Швецией. Поэтому на любое посягательство на их многовековую монополию на толкование русской истории и любые возражения против их шведской (скандинавской) концепции начала Русского мира они реагируют крайне агрессивно. Например, в Интернете были размещены крик души (и кому они кричали?) обиженных норманнистов под названием «Без нас. О дискуссии с предрешенным результатом. Открытое письмо историков о конференции «Начало Русского мира» 28–30 октября 2010 г.» [206] и очередное послание Клейна «городу и миру» [207] , вышедшие из одного места – все из той же Тайной розыскных варяжских дел канцелярии – и совершенно не стесняющиеся в выражениях своего крайнего неприятия конференции, ее оргкомитета и ее участников. По причине чего на них обязательно следует остановиться. И, разумеется, кое-что сказать в ответ этим письмописателям и подписантам, совершенно позабывшим все приличия.
206
http://www.polit.ru/dossie/2010/10/25/open_letter_history.html
207
http://www.polit.ru/science/2010/10/25/klejn_about_2conf.htm
Своей тональностью оба эти письма вызывают в памяти классику – унтера Пришибеева, навязывающего свои правила и непременно желающего непонятливым дать в зубы: «Наррод, расходись! Не толпись! По домам!»
Позволю еще раз процитировать любимого А.П. Чехова, где он изображает наведение Пришибеевым порядка в его, унтерском, понимании: «С образами ли ходим, свадьба ли, или, положим, случай какой, везде он кричит, шумит, все порядки вводит. Ребятам уши дерет, за бабами подглядывает, чтоб чего не вышло, словно свекор какой… Намедни по избам ходил, приказывал, чтоб песней не пели и чтоб огней не жгли. Закона, говорит, такого нет, чтоб песни петь». И объяснение мировому самим «сморщенным унтером» с «выпученными глазами», почему он так печется о пользе односельчан: «Где это в законе написано, чтоб народу волю давать? Я не могу дозволять-с. Ежели я не стану их разгонять да взыскивать, то кто же станет? … Все порядки знаю-с. А мужик простой человек, он ничего не понимает и должен меня слушать, потому – для его же пользы. … …Как заслышу какие неподходящие слова, то гляжу на улицу, не видать ли жандарма: «Поди, говорю, сюда, кавалер», – и все ему докладываю. … Ежели глупого человека не побьешь, то на твоей душе грех. Особливо ежели за дело… Ежели беспорядок…».
Действительно, «где это в законе написано, чтобы антинорманнистам волю давать»? Правильно, нигде. Поэтому их «беспорядки» – «чтоб чего не вышло» – пришибеевы не могут «дозволять-с», и чем хлестче и жестче, тем лучше. И неважно, что такие приемы не соотносятся с наукой. Главное, чтобы в науке – в науке в их понимании – порядок был и мертвый штиль всегда стоял, да все бы по струнке и в ногу ходили, а если бы и запевали песню, то только про героев-скандинавов и обязательно повернувшись в сторону Швеции и положа руку на сердце и, конечно же, со слезами на глазах. Про героев, которая русская история не знает, про героев, которые существуют лишь в воображении норманнистов. Но то, что существует лишь в воображении, хотя и изучается наукой, к истории отношения не имеет. А для компрометации оппонентов, которым современные норманнисты ничего дельного возразить не могут (хотя ни одна наука не может обойтись без дискуссий, иначе застой и регресс), у них есть еще одна известная маршевая песня, в которой они только фамилии меняют, в зависимости от того, кто на данный момент представляет главную угрозу их благополучию (научному, общественному и пр.) и кого поэтому по команде надо с визгом и с гоготом «втоптать в грязь» и «размазать по стенке».
При этом неся такую норманнистскую околесицу, что просто тревожно становится за их душевное состояние. Одно послание Клейна чего только стоит. Послание, в котором он не просто в ударе. Он в суперударе. Хотя еще совсем недавно со страниц «Трудно быть Клейном» ее главный герой нас всех так сильно, признаюсь, перепугал, сказав, как отрезал: «Мне предстоит умереть» [208] . Казалось, конец света наступил, и все в мире замерло со словами: «Как жить-то будем?» Но вот археолог, словно съев сказочное молодильное яблочко и сбросив годков этак 50–60, вновь принялся энергично марать грязью Сахарова и Фомина за то, что «они упорствуют: варяги – это западные славяне, и русы IX века – это славяне. Кто с этим согласен, тот антинорманист и патриот. Кто не согласен – норманист, русофоб и работает на шведов и норвежцев, а норвежцы состоят в НАТО. Эта примитивная демагогия соблазняет некоторых не очень умных работников властных структур и способна вдохновить какую-то часть дилетантов. Почти все специалисты считают эту идею сумасбродной и недоказуемой. Факты в нее не укладываются. Аргументы Сахарова и Фомина давно опровергнуты».
208
Клейн Л.С. Трудно быть Клейном. С. 650, 669.
Но, если опровергнуты, то зачем, уважаемый, так горячиться и волноваться. Не дай Бог, что-то вроде родимчика у Вас может случиться. Итак уже невесть что городите. А этот симптом, а он вроде бы симптомом сивой кобылы называется, уж больно нехороший. Поторопиться бы надо к специалистам на консультацию. Да потом в какой-нибудь укромной больничке, в тихой палате с известным номером отлежаться.
И живите, конечно, сколько хотите, да жизни радуйтесь. Но НАТО оставьте в покое. Оно и так завязло в Афганистане, а тут ему накликаете еще один реальный конфликт с Сахаровым и Фоминым. В Брюсселе уже, может быть, объявлена тревога и все службы альянса и его боевые части (сухопутные, морские, воздушные) переведены на боевое дежурство. И сам альянс, да и вся Западная Европа в данную минуту, наверное, с замиранием сердца ждут, что выкинут эти русские историки – соблазнители «некоторых не очень умных работников властных структур» – против «норманистов, русофобов», работающих «на шведов и норвежцев, а норвежцы состоят в НАТО». Тогда уж точно придется, прокричав для храбрости «один за всех, все за одного», объявить этой парочке «ультра-патриотов» войну. Объявить-то можно, а вот чем все это закончится, никто из НАТО не знает, потому, чертыхаясь, вспоминают всемирно известного Клейна, задавшего им такой ребус.
Клейн, пуская пыль псевдообъективности в глаза, говорит далее: «Вообще, к какому этносу принадлежали Рюрик и его дружина, вопрос по-настоящему маловажный». Но раз маловажный, то почему тогда так нервничаете, почему норманнисты о скандинавских корнях Рюрика и его дружины только и твердят, да твердят так много и так громко, что об этом уже знают даже еще не родившиеся дети. И если маловажный, то почему Клейн тогда так навязчиво навязывает «важную» мысль: «Важно, что норманны на восточнославянских землях быстро ославянились и сыграли видную роль в становлении древнерусской государственности».
Позавидуешь археологу Клейну – ему так легко бродить в сумерках начальной истории Руси. Легко потому, что у него есть волшебный фонарь, которым куда ни посвети, и вот они, родимые, скандинавы, как на ладони, только пыль осталось с них сдуть, да чуть мокрой тряпицей протереть, чтобы товарный вид придать (а если спросят слепцы, типа антинорманнистов, а где все эти скандинавы в исторической реальности, ответить со снисходительной улыбочкой, ну, право, дети малые: «Помилуйте-с, да они же на Руси быстро ославянились и ничего после себя не оставили. Совсем ничего-с». Да потом вволю поиздеваться над этими правдоискателями).
Поэтому и события июня 860 г. для Клейна понятно какие были – «был обычный грабительский набег норманнов». Откуда он это взял, из каких источников? Намекнул бы, а то все в дремучей темноте живем. Да и хотя бы один артефакт продемонстрировал. Может быть, медалька у него имеется с надписью, процарапанной рунами: «Доблестным скандинавам и Клейну за славный поход на Константинополь в 860 г. от Одина».
В известных науке источниках, как, например, в беседах Фотия, свидетеля нашествия росов на Константинополь в 860 г., констатируется, что под стены столицы прибыл, хотя и на кораблях, именно народ: «народ не именитый, народ не считаемый (ни за что)… народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием», а не «гребцы» Клейна с веслами наперевес и на перевязи (уж не в их ли честь в советское время так любили ставить повсюду гипсовые статуи юношей и девушек с веслами? Генетическая память – не шутка!). Причем патриарх подчеркивает, что этот народ «всех поражает мечом», а не тупо избивает веслами. Да еще напоминает согражданам, какая беда была так рядом с ними: «Помните ли тот час невыносимо горестный, когда приплыли к нам варварские корабли, дышащие чем-то свирепым, диким и убийственным… когда они проходили пред городом, неся и выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угрожая городу смертию от меча», но все же не от весел. И «Житие Георгия Амастридского» указывает, применительно к 20—40-м гг. IX в., на широкую известность народа руси, т. е. опять же не «гребцов»-«веслоносцев», на берегах Черного моря: «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия» [209] .
209
Хрестоматия по истории России… С. 94–95, 99—101.