Голый конунг. Норманнизм как диагноз
Шрифт:
Вот такая русская Нормандия, неизвестная истории (кроме прославленного истребительного авиационного полка «Нормандия-Неман» других «Нормандий» на нашей земле не было). И идею о существовании которой взялся усердно проталкивать в науку директор ИИМК, член-корреспондент РАН Носов.
Говоря о наличии массового археологического материала, связанного с Южной Балтикой, я ссылаюсь и на Носова, но в том и состоит парадокс нашей археологической науки, которая, открывая южнобалтийские древности в Новгородской земле, преподносит последнюю в качестве Нормандии. Преподносит потому, что археологи, которые работают с варяго-русскими древностями, «неизлечимо больны норманизмом». Потому, что до сих пор они молятся на книгу своего учителя Клейна «Спор о варягах», отбивая поклоны со словами: «А вот не устарела!», «А вот не устарела!». Носов в послесловии к этой книге так и пишет, что «она совершенно не устарела…» [223] . Видимо, по причине ложного представления, что в археологии ничего не устаревает, директор ИИМК к старой работе Клейна 1960 г. под видом послесловия напечатал свою также далеко не свежую статью 1999 г., опубликованную в тот год дважды [224] .
223
Клейн
224
Носов Е.Н. Современные археологические данные по варяжской проблеме на фоне традиций русской историографии // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. СПб., 1999. С. 151–163; то же // Stratum plus. СПб., Кишинев, Одесса, Бухарест, 1999. № 5. С. 112–118.
Поэтому, пользуясь случаем, я хотел бы спросить у Носова, а что это за Нормандия на Руси, в каких источниках она именно так и названа, где именно о ней говорится, какие такие нормандцы на ее территории жили, на каком таком нормандском языке они разговаривали и вообще чем это таким нормандским эта Нормандия прославилась. Да прославилась так, что об этом знают только археологи ИИМК, а все остальные почему-то не ведают. И что это за программа такая, побратавшая реальную Нормандию во Франции с небывалой русской Нормандией, тем самым придав этой небывальщине историческую легитимность, кто ее разработал, когда и кем она была принята в Российской Академии наук? Все-таки любопытно знать, да и почитателям нормандских героев Руси негоже оставаться в тени.
Тем более что В.В. Путин обещал увеличить финансирование археологических изысканий. Замечательное дело, лучше будем знать свою историю, да сколько из древностей сохранится. Однако, учитывая позицию директора ИИМК, можно не сомневаться, что эти деньги пойдут не только на дело, но и на финансирование разного рода «нормандских» проектов, не имеющих никакого отношения ни к русской истории, ни к истории скандинавских народов. То есть большие деньги будут брошены на ветер, точнее – на сказочную Нормандию Носова, на очередной мыльный пузырь норманнизма.
И это ведь понимают некоторые сотрудники ИИМК. Так, А.Н. Кирпичников (а он, как можно судить, оказался среди подписантов «открытого письма» по принуждению) отмечал в 2000–2002 гг., что в источниках, в том числе восточных, «вместе со славянами обычно упоминаются русы. Их уверенное соотнесение со скандинавами безоговорочно принять нельзя». Поэтому, полагая, что «термин русы имеет не этнический, а если можно так выразиться, геосоциальный смысл», он предложил понимать под русами особую группу торговцев, в которой могли быть представители разных этносов: скандинавы, славяне, возможно, финны [225] .
225
Кирпичников А.Н. Великий Волжский путь, его историческое и международное значение // Великий Волжский путь. Материалы Круглого стола «Великий Волжский путь» и Международного научного семинара «Историко-культурное наследие Великого волжского пути». Казань, 28–29 августа 2000 г. Казань, 2001. С. 19; его же. Великий Волжский путь // Родина. 2002. № 11–12. С. 62; его же. Великий Волжский путь и евразийские торговые связи… С. 44.
Кирпичников не так зашорен, может быть, потому, что не был учеником Клейна, который категорично утверждал в 2004 г., что «если прежде под русами арабских источников многие еще понимали славян Киевской Руси, то сейчас всем уже совершенно ясно, что речь идет о норманнах. Достаточно сказать, что их женщины, по описанию Ибн-Фадлана, носили скандинавские фибулы («коробочки»)». Но надо не сказы сказывать, а доказывать. А что можно доказывать, когда даже такой норманнист, как всемирно известный датчанин В. Томсен, рассмотрев арабские известия о русах, в том числе и Ибн Фадлана, и констатируя их неконкретность, заметил, что, «как бы ни были интересны эти различные повествования о руси, они проливают мало света на вопрос о национальности руси». По причине чего, заключал он, «любая теория происхождения руси может находить себе кажущуюся опору в сочинениях восточных писателей. При этих условиях следует пользоваться этими сочинениями с большою осторожностью» [226] .
226
Томсен В. Указ. соч. С. 35; Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. С. 172–173.
Имеются под письмом и подписи московских археологов, например, д.и.н. В.Я. Петрухина. Как Петрухин понимает русские летописи, следовательно, русскую историю, видно из того, что для него летописцы есть «норманнисты», что летописное «за море» указывает только на Швецию, что «варяги для Нестора – жители Скандинавии…», что «летописец знал из дошедших до него преданий, что само имя «русь» имеет варяжское (скандинавское) происхождение…», что он согласовывал предания «о происхождении руси из Скандинавии… с общим этноисторическим контекстом», что летопись содержит предание «о варяжском – скандинавском – шведском происхождении руси…» [227] .
227
Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X–XI веках. С. 58, 62, 67; их же. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии // ВИ. 1995. № 2. С. 45; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков. Смоленск, М., 1995. С. 17; его же. «От тех варяг прозвася…» // Родина. 1997. № 10. С. 12; его же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). М., 2000. С. 59, 67, 84, 99—100; его же. Путь из варяг в греки // Родина. 2002. № 11–12. С. 52; Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М., 1998. С. 237, 257, 271.
Как специалиста-археолога Петрухина характеризует его «норманнско-хазарская» концепция, в которой псевдоскандинавские погребения в камерах занимают центральное место и через призму которой он несколько десятилетий псевдореконструирует историю Киевской Руси. И эта псевдореконструкция настолько не соответствует источникам, что вызывает протест даже у ученых, не сомневающихся в норманнстве варягов. Так, в 2000 г. византинист Г.Г. Литаврин отметил, что Петрухин несколько преувеличивает роль норманнов на Руси и что он не имеет оснований для вывода о заметном «хазарском компоненте» в русской культуре, т. к. «нет решительно никаких доказательств того, что их влияние на духовную культуру и политическую систему Древней Руси было сколько-нибудь глубоким и длительным». Но доказательства Петрухину вообще-то и не нужны. Потому что есть его личное мнение. Его и достаточно. И согласно которому, большие курганы Черниговщины (Черная Могила и Гульбище) насыпаны с соблюдением скандинавских обычаев, а Черная Могила (60-е гг. Х в.) представляет собой захоронение знатного русского дружинника «скандинавского происхождения», осуществленное небывалым славяно-норманно-хазарским сообществом того времени: «Славяне, норманны и хазары возвели своему предводителю единый монумент» [228] .
228
Петрухин В.Я. Об особенностях славяно-скандинавских этнических отношений в раннефеодальный период (IX–XI вв.) // ДГ. 1981 г. М., 1983. С. 179–181; его же. Славяне, варяги и хазары на юге Руси. К проблеме формирования территории Древнерусского государства // ДГВЕ. 1992–1993 гг.
М., 1995. С. 120–122; его же. Варяги и хазары в истории Руси // Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 74–76; его же. Начало этнокультурной истории… С. 97—101, 170–194, 221, 224–229; его же. Большие курганы Руси и Северной Европы. К проблеме этнокультурных связей в раннесредневековый период // Историческая археология: традиции и перспективы. С. 361–369; его же. Гнёздово между Киевом, Биркой и Моравией (Некоторые аспекты сравнительного анализа) // Археологический сборник. Гнёздово. С. 117; Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Указ. соч. С. 284–289; Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX – начало XII в.). СПб., 2000. С. 14, 19.
Большой курган Черная Могила вошел в науку как погребальный памятник норманна посредством Х. Арбмана. И вошел потому, что шведский археолог отнес – а так ему захотелось – к скандинавским мечи, которые были франкского производства и которые имели самое широкое хождение по всей Европе (они найдены там, где скандинавов никогда не было). Отнес он к скандинавским и два орнаментированных рога-ритона. Но при этом признав, что орнаментация оправ носит не скандинавский, а восточный характер, что весь остальной погребальный инвентарь, от шлема до одежды, чужд скандинавской материальной культуре, что в кургане не найдено скандинавских женских украшений и что погребенная здесь женщина, видимо, не носила традиционной скандинавской одежды. И все эти допуски и натяжки Арбмана в отношении Черной Могилы английский археолог П. Сойер привел в 1962 г. в качестве ярчайшего примера тенденциозной аргументации.
Но выдумки Арбмана были приняты Петрухиным (в 2003 г. он представил погребальный комплекс кургана как «настоящую модель Вальхаллы»). Несмотря даже на то, что в 1960—1970-х гг. антрополог Т.И. Алексеева констатировала отсутствие в Черниговском некрополе германских (норманнских) особенностей. В 1998 г. В.В. Седов указал, что особенности обрядности Черной Могилы – «предметы вооружения и конского снаряжения на кострище были сложены грудой, остатки кремации с доспехами были собраны с погребального костра и помещены в верхней части кургана – не свойственны скандинавам, но имеют аналогии в других дружинных курганах Черниговской земли» [229] .
229
Сойер П. Указ. соч. С. 95–96; Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян… С. 267; ее же. Антропологическая дифференциация… С. 81; ее же. Славяне и германцы… С. 67; Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999. С. 211; Петрухин В.Я. Мифы древней Скандинавии. М., 2003. С. 291.
Стремясь к норманнизации русской истории, Петрухин в книгу «Мифы древней Скандинавии» (2003 г.), в популярной форме знакомя читателя «с картиной мира скандинава-язычника», вставил важнейшие сюжеты нашей ПВЛ – о призвании Рюрика, Синеуса и Трувора, об Олеге Вещем и Игоре Святославиче. Вставил вроде бы как для сопоставления с мифами и преданиями скандинавов. На самом же деле эти летописные известия, взять хотя бы одну только авторскую характеристику их героев и участников (имена Олега и Ольги суть скандинавские, русь – скандинавы, клянущиеся Перуном, «Святослав заслужил Вальхаллу»), воспринимаются именно как скандинавские. Это восприятие еще больше усиливается тем, что всем этим «вальхаллическим» рассуждениям предшествует подробно изложенный рассказ Ибн Фадлана о похоронах руса, в котором автор видит норманна-викинга («русского вождя», следовавшего завету Одина, что этому же завету «следовали и русские языческие князья Х века…», как ему следовали и «правители Швеции»), которого хоронили «русские мужи» [230] .
230
Петрухин В.Я. Мифы древней Скандинавии. С. 279–292, 400–411.