Голый конунг. Норманнизм как диагноз
Шрифт:
И данные ДНК-генетики, приводимые крупнейшим специалистом в этой области А.А. Клесовым, также связывают Рюриковичей все с той же славянской Южной Балтикой [262] . А генетика – это биологическая математика, и ее результаты Клейну с сотоварищами ни опровергнуть (попробуй опровергнуть число «пи» или таблицу умножения), ни заболтать не удастся. Как бы ни старались, строя из себя великих мудрецов, всезнаек и всепонимаек. Да еще плюс к тому чисто славянские названия городов, которые основали варяги и русь в землях восточнославянских и угро-финских племен: Новгород, Белоозеро, Изборск и другие (германо-скандинавских названий городов на Руси не было вообще, хотя их там и много строили). Основали и дали им названия (и кто же станет спорить с такой очевидной истиной) на том языке, на котором говорили, – на славянском.
262
http://pereformat.ru/2013/02/ryurikovichi;http://pereformat.ru/2013/02/pro-negativistov; http://rarogfilm.ru/blog/64
К проклятию Клейна антинорманнизма как «сугубой специфики России» надлежит добавить, что свой антинорманнизм уже сформировался в ирландской
263
См. об этом подробнее: Грот Л.П. «Варины-варяги-варинги»: судьбы в истории и историографии // Начала русского мира / Труды Первой Международной конференции. 28–30 октября 2010 г. СПб., 2011. С. 78–79; ее же. О Рослагене на дне морском… С. 433–434.
А вот на Руси города появились сразу же по приходе варягов. Причем города эти варяги строили со знанием дела, вызревавшим в народах веками и по крупицам, что также увязывает их с Южной Балтикой, где существовала, в отличие от других земель балтийского Поморья, высокоразвитая городская традиция, которая затем, лишь с переселенцами-славянами, перейдет на Скандинавский полуостров, жители которого до XIII в. городов не знали вовсе [264] (однако в нашей археологии явственны два процесса: с одной стороны, удревнять время проникновения скандинавов на территорию Восточной Европы, с другой, «омолаживать» время основания древнерусских городов. Так, у летописного Белоозера-Белозерска прямо у нас на глазах отняли целый век, и он отмечал в 2012 г., согласно указу президента Д.А. Медведева, не 1150 лет, а 1050. Принятие подобных решений, касающихся наших древностей, т. е. достояния и наследия всего российского общества, по рекомендации одних только археологов, заключения которых весьма зыбки и проблематичны, без учета мнения историков – глубоко принципиальная ошибка. Сродни той, когда по одной довольно странной монете, обстоятельства «обретения» которой сразу же обросли анекдотами, Казань резко «постарела» и с помпой отмечала в 2005 г. якобы свое 1000-летие. Как-то весьма выборочно датируют археологи славянские и неславянские памятники, давно действуя в отношении первых в лучших традициях «скептической школы». К тому же принятие таких решений свидетельствует о том, что норманнисты, обращал я внимание в 2012 г. по случаю празднования 1150-летия зарождения российской государственности в их подаче, стремятся узаконить свой взгляд на русскую историю на высшем уровне, хотя властные структуры могут и не догадываться об отведенной им роли в борьбе с антинорманнизмом [265] ).
264
Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 483–486; Грот Л.П. О Рослагене на дне морском… С. 434–437.
265
Фомин В.В. Слово о Ломоносове // Слово о Ломоносове. С. 38.
Опрометчиво Клейн утверждает, что полное молчание источников, и прежде всего хрониста Гельмольда (XII в.), «близких к западным славянам, насчет варягов как вагров, об их идентичности с Русью антинорманисты, начитанные в Фомине, не могут ответить ничего». Ибо и Фомин, и «начитанные в Фомине», т. е. историки, работающие со всеми абсолютно видами источников, из которых главными они считают, разумеется, письменные, а ими варяго-русская проблема, если смотреть на них без предвзятости, обеспечена вполне, могут ответить на вопросы, которые зададут и Клейн, и «начитанные в Клейне», т. е. археологи, которые работают, за редчайшим исключением, только со своим постоянно увеличивающимся материалом (чему они придают огромное значение и свысока взирают на историков, которым отводят роль лишь подсобников-отделочников возведенного на песке некоторыми «археомастерами» здания Руси Норманнской), в основном связывая этот материал – абсолютно безосновательно – со скандинавами и выдавая последних, вопреки показаниям памятников, за летописных варягов.
Более того, исторические свидетельства таким «архео-мастерам» даже совсем не нужны. Как, например, подчеркнула в 2009 г. В.В. Мурашева (она же то Мурашова, то Мурашёва) в статье, направленной против представителя «вне-или околонаучного круга» Фомина (путаясь при этом в элементарных исторических, историографических и археологических темах, например, категорично увязывая ланцетовидные формы наконечников стрел Восточной Европы со скандинавами [266] ), и в которой она снисходительно объясняла – «не археологам (которым и так ясна суть дела), а историкам» – как следует понимать варяго-русский вопрос, «если отвлечься от свидетельств письменных источников и идеологической нагрузки и рассмотреть лишь мир вещественных источников, то получим картину, лишенную тенденциозности».
266
См. об этом подробнее: Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 359, 420–435.
А что это за «лишенная тенденциозности» картина, читателю нетрудно, наверное, догадаться: даже ограниченный археологический материал, считает Мурашева, «неизбежно приводит к
В 2012 г. в каталоге выставки Государственного исторического музея (ГИМ), посвященной 1150-летию зарождения Древнерусского государства, Мурашева повторила последние слова про «патриотов», после чего бодренько так доложила от имени норманнистов, постоянно напоминающих, чтобы никто об этом, не дай Бог, не забыл, что они и наука есть «близнецы-братья»: проблему «о роли варягов, выходцев из Скандинавии, на раннем этапе отечественной истории… к началу XXI в… можно считать решенной в рамках академической науки» [267] .
267
Мурашева В.В. «Путь из ободрит в греки…» (археологический комментарий по «варяжскому вопросу») // Российская история. 2009. № 4. С. 174–175, 179; ее же. Славяне, варяги и иные «языци» на речных путях Восточной Европы // Меч и златник: К 1150-летию зарождения Древнерусского государства: Каталог выставки. М., 2012. С. 36.
Ненаучная тема «патриотов/непатриотов», делящая науку, которая, если, конечно, она есть, не нуждается ни в каких разъяснениях, на «академическую» и на какую-то еще иную, и заслоняющая собой суть варяжского вопроса, является id'ee fixe норманнистов. Так, еще А.Л. Шлецер причину выступления Ломоносова против речи Г.Ф. Миллера «Происхождение народа и имени российского» объяснял тем, «что в то время было озлобление против Швеции», что «русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских» (а полнейшую солидарность с русским Ломоносовым, но независимо от него, в оценке сочинения Миллера проявили, как отмечалось выше, немцы Фишер и Штрубе де Пирмонт), что, говорил он и в его адрес, и в адрес других русских исследователей XVIII в., отвергавших норманнизм (а потому не видя в них «ни одного ученаго историка»), «худо понимаемая любовь к отечеству подавляет всякое критическое и беспристрастное обрабатывание истории…». По М.П. Погодину, Ломоносов выводил варяжскую русь с Южной Балтики из-за «ревности к немецким ученым, для него ненавистным…», и патриотизма. В.О. Ключевский же его позицию в варяго-русском вопросе назвал «патриотическим упрямством», в связи с чем его «исторические догадки» не имеют «научного значения»: «ему никак не хотелось вывести Рюрика из Скандинавии, поэтому он, отовсюду собирая догадки, скомбинировал новую теорию» и вывел его из Пруссии [268] .
268
Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная. СПб., 1875. С. 48, 53, 196, 200–202; Шлецер А.Л. Нестор. Ч. I. СПб., 1809. С. 430, 325, прим. **; Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. 2. М., 1846. С. 179–180; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии // Его же. Сочинения в восьми томах. Т. VIII. М., 1959. С. 411. Здесь и далее курсив, разрядка и жирный шрифт в цитатах принадлежат авторам.
Но, возвращаясь к словам Клейна, позволю себе заострить внимание на полном молчании источников о его любимчиках как варягах. А также вернуться к предыдущей части разговора, в которой речь идет об отсутствии в памяти скандинавов и европейцев XV – начала XVII в. какой-либо, даже самой махонькой, на уровне хотя бы самых фантастических предположений, генетической связи русских варягов со скандинавами вообще и шведами в частности. А ведь скандинавы и шведы, в отличие от южнобалтийских славян, не исчезли с исторической арены, как никуда не исчезла и их историческая память. Поэтому у них, если они действительно являлись варягами и были, если повторить здесь Клейна, «идентичны с Русью», должны были обязательно сохраниться о том многоречивые и своего рода «многосерийные» саги. Но их нет совершенно.
Скандославия, которой не было
Хотя, согласно норманнистам XX – начала XXI в., шведов на Руси – знати, дружинников, купцов, ремесленников, крестьян, женщин и даже детей – было, как тут не вспомнить сказочное, «видимо-невидимо» (да еще не раз помноженное на «пруд пруди»). Так, например, в 1908 г. Ф.Ф. Вестберг говорил, что шведы образуют «организованную по-военному, занимающуюся грабежом и торговлею, разбойничью колонию в числе 100000 в северно-славянской земле». В том же году А.А. Шахматов вел речь о появлении среди приднепровских славян «полчищ скандинавов», называемых «русью», которые садятся в укрепленных местах и начинают покорять славянские племена, но при этом недружелюбно встречая других выходцев из Скандинавии. В связи с чем последние, именуемые уже «варягами», «занимают озерную область», покоряют финнов и ильменских словен, захватывают верховья Волги и «проникают в Среднюю Россию». В 1912 г. англичанин А. Бьюри уверял, что шведы в количестве 100000 человек, перейдя (!) Балтийское море, основали Новгород, захватили всю торговлю Восточной Европы с Багдадом, Итилем и Константинополем и подчинили себе восточных славян [269] .
269
Вестберг Ф.Ф. К анализу восточных источников… Ч. 14. № 3. СПб., 1908. С. 27; Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 326; Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 40.