Гончаров и Бюро добрых услуг
Шрифт:
– Что за чушь вы несете? Последний раз я чистил ему рожу два месяца назад. Потом в магазине я видел его собственными глазами. Живым и невредимым этот старый козел блеял и скакал перед Инкой. Я тогда тоже хотел рога ему погнуть, да передумал чего-то. Инку жалко стало, да и у меня дела пошли в гору. Чего вы мне лепите? Сами-то хоть знаете?
– Хватит травить нам баланду, эти байки мы слышали миллион раз. Понимающе ухмыльнулся Макс.
– Ближе к теме. Докладывай, чем ты руководствовался, когда в упор, на глазах у тещи, ты пристрелил Владимира Соколовского.
–
– Рассеяно приземляясь на крыльцо Буров облизал пересохшие губы.
– Тут от своих грехов не знаешь как отмыться, а вы ещё и чужие шьете.
– Ладно, Буров, шуткуем мы.
– Сжалился я над несчастной рыжей сукой, что уставилась на меня тоскливыми собачьими глазами.
– А вот теперь отвечай серьезно, где твоя записная книжка, расческа и наручные часы?
– Ну и шуточки у вас, менты гребанные!
– Вместо того, чтобы учтиво ответить на вопрос попер на нас Буров.
– Ведь я в самом деле подумал, что Инкиного козла ктото замочил. Думайте, что говорите! Такими вещами не шутят!
– Не волуйся, Витек, его и в самом деле замочили.
– Успокоил его Макс.
– Сейчас перед нами стоит задача, как можно скорее найти убийцу. Если мы этого не сделаем, то, как единственного реального подозреваемого мы захомутаем тебя, а там иди доказывай, что не верблюд. То есть ты не меньше нас заинтересован в скорейшей поимке преступников. Я правильно говорю?
– Правильно, неправильно, какая разница? Козла жалко, он хоть и замшелый снаружи, а внутри мужик был хороший. Что от меня - то требуется?
– Правды. Отвечай, куда ты дел часы, книжку и расческу?
– А хрен его знает. Может сам обронил, может в бане свистнули, а может те развратные узбеки обшмонали, или в трезвяке менты позарились. Точно-то вспомнить не могу. Когда я утром в трезвяке одевался тот капитан ничего этого мне не отдал и сказал, что у меня в кармане не было ни гроша, а я хорошо помню, что брал с собою в баню пятьсот рублей с какими - то копейками. Бабки тоже исчезли. А ты попробуй, поспорь с ним, себе дороже будет. Он жирный как американскй шериф и злющий словнемецкая овчарка. Извинился я, взял квитанцию и убрался восвояси.
– Когда это произошло?
– Вновь перехватил я инициативу.
– В баню я пошел двадцать четвертого, а домой вернулся двадцать пятого февраля.
– В какой бане ты мылся и в какой вытрезвитель потом пошел.
– Я не пошел.
– Обиделся Буров.
– Меня повезли. Повезли от бани "Родник" в заводской вытрезвитель. Спрашивается, зачем? Я и сам был в состоянии поймать тачку.
– А ты хоть помнишь на какой машине менты доставили тебя в вытрезвитель?
– Конечно, белая "шестерка" со спецполосой и надлисью "милиция".
– А ты случаем не запомнил её госномер?
– Ага, всю жизнь я спал и мечтал запоминать номера ментовских тачек!
– Опиши внешность этих ментов.
– Ага, так они и дали себя разглядывать! Как дьяволы из машины выпрыгнули, дубинками по балде стучать начали. Я заорал, а они ещё пуще. Тут я и вырубился. Очнулся когда мы во двор трезвяка заехали.
– Успокойся, Буров, что сделано того не воротишь. Лучше расскажи нам с кем ты в тот день бухал в бане и кто в ту смену был банщиком? Помнишь?
– Конечно. Вадим Семенович Мыльников, хитрющий мужик, продувной. Ему, что своего нагреть, что чужого облапошить, разницы нет, были бы бабки. Наверное из - за это ему клюв и отшибли. Рот у него направо скошен, а носяра налево сломан. Вот с ним, в его подсобке мы и бухали. Он вкус бабок за версту чует. Не успел я прийти, как он ко мне с предложением. Мол, как Витек, бабки в моем сейфе спрячешь, или в штанах оставишь? Естественно я ему их отдал. Так он у тебя два, три червонца вытянет, а в брюках все потеряешь. Отдал и пошел в парилку. через десять минут выхожу, а он мне подмигивает, мол, с легким паром! Надо бы это дело отметить. А я и не возражаю.
– Иди в буфет, мочало банное, сообрази литруху и чего закусить.
– Это мы мигом.
– Засуетился он.
– Не успеешь и помыться как стол будет накрыт.
Через полчасика я завалил в подсобку и мы крепко выпили.
– Кроме банщика там кто - нибудь был?
– Ну да, две банные шлюхи, Галька, да Валька. Они уже в тираж вышли и поэтому их редко заказывали. Часами без работы сидели. Что ты! Спит, гепатит, простатит! Сейчас и от молодых - то потаскух стараются подальше держаться, а уж про старух и говорить нечего. Ни физического удовольствия, ни эстетического наслаждения. Одно расстройство и неприятности.
– Буров, мы сюда не затем пришли, чтобы слушать твои философские размышления.Не выдержал Ухов.
– Ты по делу говори, по существу.
– А я по существу и говорю.
– Обиделся нацист и обхватив руками плечи поежился от холода.
– Часов в двенадцать, когда баню закрыли, Вадим впустил ещё двух узбеков с проститутками. Они тоже принесли спиртное и закуску, а потом начали вытворять такое, что даже мне смотреть было стыдно. Я сделал им тактичное замечание, а они разбили мне нос. Наверное повредили какой-то сосуд, потому что крови вытекло как из доброго кабана. Вадим мне эту кровь минут десять останавливал. А когда остановил, я выглянл в предбанник и увидел, что азиаты по прежнему занимаются развратом. В трех метрах от меня маячила задница одного из них. Незаметно к нему подкравшись я обварил кипятком все его яйца. Вот смеху - то было! Как вспомнишь, так и жить хочется!
Этот, вареный, заорал и тут же в бассейн сиганул. Воет, руками по водной глади шлепает, будто я их ему не ошпарил, а напрочь ампутировал. Для общего куража его шлюха верещит, а соплеменник с шайкой в руках за мной через всю баню гонится. Не отдых получился, а какой - то ведьмовской шабаш. Это я подумал когда поскользнулся и упал, а узбек меня шайкой окучивать начал. У меня из носа кровь обратно на пол пошла. Спасибо Вадиму, он его сгреб и голого на мороз вытолкнул. Не потому, что он националист, а просто для восстановление порядка и тишины.