Гончаров и похитители
Шрифт:
– Все так, но захочет ли она откровенничать? Не испугается ли мести со стороны Пастухова и его дружков?
– Я уже об этом подумал и, чтобы ее хоть как-то обезопасить, дать хотя бы минимальные гарантии, предлагаю сегодня же установить за Пастуховым наблюдение.
– Черт! Все правильно, но это опасно. Пастух кичился своими связями в милиции. Где гарантия, что его не предупредят, и тем самым мы завалим все дело в самом его начале. В конце концов, не Фокину же торчать под его окнами!
– Есть подходящий вариант, - улыбнулся Шагов.
–
– Что за вариант?
– притормаживая на светофоре, осведомился Фокин.
– Мне нравится Ухов. Я вообще был ярым противником того, чтобы отпускать его из органов. К вам он относится с достаточным почтением, и я думаю, что если бы вы его попросили...
– То мне бы он не отказал, - останавливаясь у ворот родного присутствия, закончил мысль Фокин.
– А что, это неплохая идея. Ты домой заезжать будешь или мне самому вечером позвонить твоей жене?
– Позвоните, возможно, в Ульяновске мне придется задержаться. Мало ли как там сложится, да и вообще нет никакой гарантии, что я найду ее по адресу. Тогда мне нужно будет выходить на ульяновскую милицию, а это уже волокита.
* * *
В семнадцать часов по ульяновскому времени Шагов миновал знаменитый мост и городскую черту родины великого реформатора Российской империи. Хорошо известными ему переулками он выехал на нужную улицу и остановился напротив дома, маркированного цифрой "8". Подойдя к первому подъезду кирпичной хрущевки, он присел на полусгнившую скамейку и не торопясь закурил, в очередной раз прокручивая предстоящий разговор, если таковой вообще состоится. Солнце вышло к полудню и за это время достаточно хорошо прогрело воздух. Хоть ты лопни, но ему не хотелось вставать с насиженного места и влезать в очередное грязное болото, но...
Отбросив окурок и прополоскав минералкой горло, он решительно отодвинул ветви плакучей ивы и вошел в подъезд. К его великому удивлению, дверь открыли после первого звонка.
– Кто вам нужен?
– тяжело дыша, спросила полная женщина с характерным восточным разрезом глаз.
– Извините за беспокойство, но я бы хотел видеть Дину Давлятову.
– Наверное, вы имеете в виду Данию Давлятову, - через силу улыбнувшись, поправила женщина.
– Заходите, сейчас я вам ее позову. Она неважно себя чувствует, кого-то ждет, может быть, и вас...
– Нет, мама, этого человека я вижу впервые, - выходя из боковой комнатки и оправляя халатик, возразила довольно симпатичная девица с черными полукружьями глаз, из чего Шагов заключил, что он на верном пути.
– Кто вы такой и что вам от меня нужно?
– Зовут меня Александр Николаевич Шагов. Еще раз прошу прощения за доставленное беспокойство, - вежливо обратился он к женщине.
– Я думаю, будет лучше, если я поговорю с вашей дочерью наедине.
– Кому будет лучше?
– вызывающе спросила Дания.
– И вам, и мне, и вашей маме.
– Вы откуда?
– нахмурив лоб, спросила девица.
– Из Тольятти, но не волнуйтесь, я пришел с добрыми намерениями.
– У Анатолия не может быть добрых намерений, как и добрых друзей.
– А почему вы решили, что я от Анатолия?
– Тогда все понятно, - скривив мордашку и прикусив губу, отреагировала Дания.
– Мама, сходите в магазин, кажется, у нас кончился хлеб. Покажите ваши документы, - закрывая за матерью дверь, потребовала она.
– Пожалуйста, - протянув открытое удостоверение, успокоил ее подполковник.
– Спасибо, мне все ясно, - бесцветно отозвалась Дания.
– Значит, меня посадят?
– Этого я вам сказать не могу, потому как я не прокурор, не судья и даже не ваш следователь. Все будет зависеть от того, что и как вы мне расскажете.
– А как я могу поступить иначе? У меня только два выбора: либо молчать, либо говорить правду, иного выхода я просто не вижу. Я бы давно и сама к вам пришла, но боялась Толика, потому и сбежала из вашего города.
– Мы сделаем все возможное, чтобы обезопасить вашу жизнь, а если к тому будут предпосылки, то и выступить на суде в вашу защиту. Сейчас же я прошу от вас только одного - как можно подробней и объективней рассказать мне об известном вам преступлении.
Девка всплакнула, пожевала уголок воротника и наконец предложила подполковнику пройти в ее комнату. Мельком ее осмотрев, Шагов сел в единственное приспособленное для этого кресло. В маленькой комнатке стояла кровать, трюмо и обшарпанное, хорошего, наверное, звучания пианино "Красный Октябрь".
Соединив стройные ноги, Дания уселась напротив, на угол кровати, и вопрошающе посмотрела на подполковника:
– Что я вам должна рассказать?
– Все, - понятно и просто ответил Шагов.
– Сразу так не могу решиться, - сдвинув колени, робко ответила Давлятова.
– Вы разрешите выпить мне рюмку спирта?
– Вы еще не арестована, да и ордера у меня нет, поэтому делайте все, что считаете нужным, но только прошу вас - соблюдайте меру, это в ваших интересах.
– Я знаю, - вытаскивая из-под трюмо початую бутылку медицинского спирта, ответила Дания.
– Я не алкоголичка, но мне плохо. С того самого дня, как убили Валентина, я пью постоянно. Мне предлагали уколоться, но я вовремя опомнилась и посчитала, что лучше уж так, чем становиться наркоманкой...
– Лично я не вижу никакой разницы, - с сожалением глядя, как красивая девица заглатывает, почти не морщась, спиртягу, заметил Шагов.
– Не стоит убивать себя раньше времени, вы еще молоды и, как знать, вполне возможно, что суд вам назначит условный срок. У меня мало времени, и я бы хотел дотемна вернуться домой. Предлагаю построить наш разговор как доверительную беседу, и я буду расценивать ее как чистосердечное признание, о чем не забуду доложить контролирующим меня органам.
– Спасибо, - заедая алкоголь шоколадом, сдавленно ответила Давлятова. Я сейчас...