Гончаров и похитители

Петров Михаил

– Слышу. Жалко мужика. В какой пивнушке его отдубасили? Ему нужна какая-нибудь помощь с нашей стороны?

– Нет, Александр Николаевич, никакой помощи ему не нужно, и Ефимов просил не беспокоить его хотя бы несколько дней. А вы, Владимир Васильевич, напрасно говорите насчет пивнушки. На него напали, когда он охранял дом моего дядьки. Это случилось в ночь с субботы на воскресенье, и поэтому я не мог вам об этом сообщить.

– Послушай, Ухов, какого черта тянешь кота за хвост? Ты не мог сразу же начать с главного?

– Я так и хотел, но вы меня сбили разговором про уши.

– Опять за свое, уже не смешно!
– отодвинувшись от стола, насупился

начальник.
– Говори коротко и конкретно, что там у него получилось?

– Иваныч засел на чердаке. Примерно в полночь он услышал, как кто-то забрался в дом. Он и пошел разбираться, держа наготове газовый пистолет. Свет они не включали, шмонали впотьмах, но у них был фонарь. Они деньги искали, а попутно гребли все ценные вещи. Гончаров хотел накрыть их с поличным, но маленько прокололся. Откуда ему было знать, что они и в подполье бабки искали, а потом не закрыли лаз. Туда он и грохнулся и потерял сознание. А они этим воспользовались и привязали его к балке. Когда он пришел в себя, они начали его пытать, требуя отдать им деньги. А откуда Иваныч мог знать, где мой дядька хранил свои сбережения? Он ничего не знал и ничего не сказал. Тогда они избили его до полусмерти, погрузили в машину все ценные вещи, подожгли дом и уехали. Хорошо, что я подоспел вовремя, вытащил его из подполья, а тут и пожарные подъехали. Дом удалось спасти.

– Так это горел дом твоего Зобова! Мне же докладывали, а я не придал этому никакого значения. Макс, а он хоть запомнил приметы этих мерзавцев?

– Нет, они орудовали в масках и называли себя по кличкам Граф и Кнут. Мы их с вашими ребятами, с Давыдовым и Сергеевым, вчера захомутали на рынке, когда Кнут и его соседка продавали дядькин ковер. Это нигде не работающие Игнат Уткин и Леонид Луганский.

– Нет, Макс, с тобой можно чокнуться. Ты пятнадцать минут пыхтишь и нечленораздельно ворочаешь языком, портишь мне нервы, а квинтэссенцию выдаешь в самом конце! Ухов, ты или в самом деле валенок, или таковым притворяешься и дурачишь окружающих.

– Никого я не дурачу, мы к вам в кабинет с восьми утра прорваться не можем. А ваша секретарша сиськами дверь закрыла и ни в какую.

– Опять тебя в сторону повело. Где сейчас эти сволочи?

– Возле входа. В машине у Давыдова. Один в багажнике отдыхает, а другой к Денису пристегнут. Мы так сделали, чтобы они между собой договориться не смогли. Мы с ними маленько ночью поговорили, но все равно похищение дяди и убийство Василия с Николаем они отрицают. В поджоге дома и истязании Гончарова они сознались, а дальше ни в какую, как отрезало. Вот тут магнитофонная пленка с их признаниями. С тем, что они ночью нам рассказали, прослушайте.

– Ну и денек сегодня, у меня своих дел по горло...
– посмотрев на часы, покачал головой подполковник.
– За ночь одного коммерсанта замочили, двух его охранников и еще бухгалтера фирмы... Ладно, тащите их сюда. Да пошевеливайся ты, увалень косолапый, глаза б мои тебя не видели.

Оставшись один, Фокин вставил кассету в диктофон и внимательно прослушал запись.

– Ну что у тебя, Саша?
– остановив пленку, повернулся он к Шагову.

– Все сделали. Левашова посадили в "луноход", а с Киселевым и Лысковым говорил лично. Клички Кока и Бык у нас не проходили, то есть имеется один Бык, но сейчас он находится в местах не столь отдаленных и по возрасту нам не подходит. Ему под шестьдесят, осужден по сто второй еще восемь лет тому назад на шестилетний срок, да что-то подзадержался. А вот Пастух оказался фигурой колоритной и узнаваемой. В настоящее время проживает

он с матерью, Пастуховой Ириной Васильевной, по адресу улица Сосновая, дом 4. Родился в шестьдесят пятом году, а в восемьдесят пятом осужден по статье сто сорок шесть за разбой по предварительному сговору с группой лиц. Получил восемь лет, которые топтал от звонка до звонка. Вышел на свободу в июле девяносто третьего и после этого практически нигде не работал. В девяносто девятом имел привод в милицию за драку, но каким-то образом отделался десятью сутками. Это пока все, что я знаю, но думаю, что под него надо копать. Брать его сейчас у нас нет никаких оснований - ни трупа, ни заявлений. А просто так он не расколется. Судя по всему, тертая сволочь.

– Тут я с тобой согласен. Пока мы не переговорим с Давлятовой, Пастуха не то что брать, его и трогать не следует. Саша, вернемся к этому вопросу позже.
– Заметив вползающего Ухова, полковник приостановил разговор.
– Макс, когда ты уже отелишься? Ты же весь какой-то заторможенный.

– Ага, Владимир Васильевич, наверное, это потому, что я не спал две ночи. Тыква плохо у меня варит. И Константин из головы не выходит. Мы привели их. Запускать?

– А какого бы черта мы здесь сидели и ждали? Надо было сразу их заводить.

– Да, но я хотел вам сказать, что Граф курит "Мальборо", а такие же сигареты мы обнаружили наутро в дядькином подвале после его похищения...
– И еще - не уверен, нужно ли вам это, но на всякий случай знать об этом вам не помешает.

– Александр Николаевич, ты свидетель. Я его сейчас убью. Он меня достал. Макс, ты можешь сразу сказать то, что хочешь сказать? Или по-прежнему будешь тянуть из меня жилы? Говори, чтоб ты лопнул.

– Когда мы забирали Графа, то он начал кичиться Черновым, имейте это в виду.

– Нашел кем меня пугать, придурок он, а не Граф. Тащи его одного, а второй пусть ждет в приемной, да поскорее, черт бы тебя подрал.

Макс вышел и тут же вернулся, подталкивая в спину Луганского.

– Проходите, гость дорогой!
– изучив появившегося на пороге парня, радушно приветствовал его Фокин.
– Присаживайтесь. Извините, Граф, но бургундское у меня кончилось. Могу предложить только воду, но зато мы с удовольствием вас выслушаем.

– А я уже все рассказал вашим людям. Добавить мне нечего.

– Обижаешь ты меня, Леня Луганский, - огорченно заметил подполковник. Моим людям рассказал, а мне не хочешь. Нехорошо это, не по-графски. А ты знаешь, что меня волнует сейчас больше всего? Не знаешь! А хочешь скажу?

– Скажите, - равнодушно и опустошенно ответил Луганский.

– А расскажи-ка ты мне, товарищ Граф, откуда и от кого ты получил информацию о том, что дом Зобова в данное время пустует. Скажешь - получишь конфету. Соглашайся, вкусная конфета, а тебе теперь сладкого долго еще ждать придется.

– Скушайте ее сами, - тоскливо усмехнулся Луганский.
– А в том, как я получил информацию, нет никакой тайны. Моя любовница, имя ее я называть не буду, живет недалеко от того дома, и она собственными глазами видела тот переполох, что вы учинили, а из последующих разговоров соседей сообразительная девочка уяснила, что хозяин дома куда-то подавался. Об этом она рассказала мне второго сентября рано утром, перед тем как я собрался уезжать от нее домой. Вот вам и вся интрига.

– Да, действительно, ларчик открывается просто, но имя своей пассии ты мне все равно скажи. Просто так, на всякий случай, она ведь рассказала тебе о пустующем доме безо всякой задней мысли? Я правильно тебя понимаю?