Гончаров и похитители

Петров Михаил

– Пойдешь, стерва, - оскалился Пастух.
– Еще как пойдешь, и не пойдешь, а побежишь. Хочешь чистенькой остаться? Не получится, горлица.

– А я и так чистенькая. Я и не думала его убивать, и вы это прекрасно знаете.

– Мы-то знаем, но поймет ли прокурор?
– сострил длинный.
– Ты одна, а нас трое, вот и прикинь, кому он больше поверит.

– Не надо, Кока, не пугай ее прокурором, а ты, Динка, не бойся. До прокурора ты не добежишь. Мы тебя закопаем вместе с твоим дружком.

– Сволочи!
– упав лицом

на стол, зарыдала Давлятова.
– Во что вы меня втянули?!

– Успокойся, делай, как говорят, и все будет нормалек.

– Толян, а что ты там намекал насчет нового источника нашего финансирования?
– поинтересовался длинный.

– Кока, всему свое время, надо сначала одно дело до ума довести, а потом уже браться за другое, - назидательно пригрозив пальцем, ощерился Пастух.
– Есть у меня один заказ. Вот там-то бабки лежат без намордника. Но всему свое время.

– Правильные вещи говоришь, Толян, только так, и никак иначе.

Видя, что они достаточно опьянели, я хотел незаметно выскользнуть из своего -угла и сделать ноги, но я капитально прокололся. Едва я встал из-за стола, как меня заметила Динка.

– Эй, козлы!
– пьяно и истерично расхохоталась она, растрепав свои русые кудри.
– Пока вы тут митинговали, вас спокойненько усекли. Смотрите, Костя Левашов. Он сидел под деревом и все слышал. Можете сушить сухари и собираться в дальнюю дорогу.

– Что?
– поднимаясь с места, преградил мне путь Пастух.
– Паскуда, ты подслушивал? Отвечай, глист вонючий! Ты подслушивал?

– Очнись, Толик, - попытался увернуться я от его скрюченных пальцев убийцы.
– Ну о чем ты говоришь? Я даже не видел, как вы пришли.

– Ты мне мозги-то не пудри. Динка правильно блекочет.

– Какое там правильно, - через силу засмеялся я.
– Нажралась, как ивановская ткачиха, и несет ерунду. Ты сам-то на нее посмотри, едва сидит, кукла Барби.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, они гнилые, понял?
– ощерился он, демонстрируя несколько нелепо торчащих зубов, а потом, намотав мой галстук на кулак, жарко задышал в лицо: - В общем, так, член ишачий, слышал ты наш разговор или нет, теперь в этом никакой разницы нет. Но если ты закозлишь и нас повяжут, то можешь уже сейчас заказывать себе гроб по телефону. Руки у меня длинные, достану с Северного полюса. И в ментовке у меня свои кадры имеются. Одно неосторожное телодвижение - и место в раю тебе обеспечено. Ты меня хорошо понял?

– Понял, но я и вправду не знаю, о чем вы там калякали.

– А мне на это наплевать, я тебе все сказал, а теперь думай сам. Все! Крути педали и помни о моих словах. Ты знаешь, я на ветер их не бросаю.

Вот и все, товарищ подполковник, теперь вы понимаете, что мне грозит, если он получит хоть капельку информации обо мне.

– Понимаю, Левашов, и от ранее сказанных слов не отказываюсь. Сейчас тебя незаметно отвезут в вытрезвитель. Мы подгоним порожний "луноход"

к запасному выходу, очистим служебный коридор и через него тебя к нему выведем. Вроде бы ты там и ночевал, а оттуда пойдешь домой как ни в чем не бывало. За Краснова не волнуйся, я с ним поговорю лично, а тем более, сам понимаешь, болтать ему об этой истории нет никакого резона. Напугал ты его до чертиков. А банду мы возьмем в течение трех суток, не более. Ты знаешь их домашние адреса?

– Только Динки Давлятовой. Бывал у нее в гостях. Она снимает однокомнатную квартиру по улице Кондратия Булавина, дом 11, первый подъезд, третий этаж, дверь прямо. Номера я не помню.

– Нормально, не заблудимся. Держи свою индульгенцию.
– Хмыкнув, Фокин протянул ему несколько скрепленных листов.
– Здесь на тебя заявления и протоколы. Можешь порвать, а можешь заказать рамку и повесить на стену под стекло. Александр Николаевич, распорядись вызвать "луноход", но так, чтоб там был один водитель, и, если Лысков еще не ушел, пусть заглянет ко мне на пару минут. Начнем обрубать хвосты.

– Тогда надо уведомить Киселева. Он сегодня дежурил по вытрезвителю.

– Вот и займись лично. Сам видишь, какая ситуация. Будем подключать только проверенных сотрудников, и чем меньше, тем лучше. В общем, действуй. Когда проводишь этого господина, зайди ко мне, надо обговорить детали.

– Уже действую, пойдемте, Левашов, до прибытия транспорта я закрою вас в одной хитрой комнате, где вас никто не увидит.

– Владимир Васильевич!
– протискивая голову между дверным косяком и выходящим Шаговым, возмущенно пропищала Светлана.
– Этот Ухин совсем обнаглел. Он ненормальный! Рвется к вам, как танк на буфет. Что мне делать?

– Пропустить, - подумав, разрешил Фокин.
– Если рвется, значит, совсем нет терпежу. У тебя ведь тоже так бывает.

– Да ну вас, Владимир Васильевич, вечно вы что-нибудь...

– Простите, пожалуйста, - тихонько задвинув стыдливого секретаря в приемную, в кабинет ввалился Ухов и, протопав до середины, смущенно остановился.

– Прощаем, - сдерживая смех, ответил Фокин.
– Слушай, Максимилиан, а ты зачем скрывал свое настоящее имя? Оказывается, ты не Ухов, а Ухин, по крайней мере, именно так тебя представила Светлана.

– Какая разница, - переминаясь с ноги на ногу, засопел он.
– Что Ухин, что Ухов, все одно и то же. Один орган слуха. Я чего пришел-то...

– Вот и я хотел тебя об этом же спросить. Пришел и почему-то один, без своего Шерлока Холмса. Где он?

– Иваныч в больнице. Ему мозги отшибли и яйца раздавили, ну и еще по пустякам - ключицу сломали и почку отбили.

– Допился, черт неуемный!
– досадливо поморщился начальник.
– Ты слышишь, Александр Николаевич?
– кивнув на Ухова, спросил он вошедшего зама.
– Гончаров опять по пьянке в переплет попал. Чуть мозги ему не вышибли!