Гончаров и убийца в поезде
Шрифт:
Превозмогая ужас, тошноту и озноб, я с трудом обыскал его карманы. Толком разглядывать жуткие находки времени не было. Наверняка уже машинисты, следующие за нашим поездом, сообщили о происшествии куда следует, и орлы-коллеги из линейного отдела могут заявиться с минуты на минуту. Одно лишь я понял сразу: среди предметов, извлеченных мною из кармана телохранителя, был и мой охотничий нож.
Открытая сумка Лины была обнаружена мною чуть подальше и уже при свете сереющего утра. Кроме бабских причиндалов, в ней ничего не было. Останки Лехиного тела, перебитого и перекрученного, словно пропущенного через мясорубку, валялись почти у моста.
На мост заходить я не захотел, тем более что навстречу мне показался яркий глаз прожектора. Направо, ниже по течению реки, параллельно железнодорожному полотну, проплывали огоньки автомобилей. Это выход: весь в ушибах и ссадинах, в изодранном костюме я не мог появиться на большой станции. Это было бы безумием.
Спустившись с насыпи, я побрел по речному берегу, выискивая подходящее место, чтобы как-то помыться и привести себя в божеский вид. Берег был обрывист и крут. Это меня и спасло. Когда я уже заканчивал водные процедуры, по шоссе промчалась и свернула в мою сторону "синяя мигалка". Схватив шмотки, я затаился под обрывом, переждал, пока милицейская машина проедет, и осторожно, под укрытием крутого склона прокрался к магистрали. Но прежде утопил в реке рваный пиджак. Кое-как рассовав деньги, документы и вещи, найденные у Лехи, в носки и карманы брюк, я с первыми утренними лучами солнца добрался до города.
Город был большой и когда-то красивый. Однако современные архитекторы сделали свое дело, внесли носильную лепту, сотворив город безликий и скучный. В старом квартале я расположился на ветхой скамеечке, дожидаясь открытия магазинов. Вид у меня, полагаю, был скверный. Переменить костюм возможности не было, а вот купить новый - это да, это я мог, только надо было запастись терпением, и я созерцал древние городские постройки: водонапорную башню, красивую арку, ведущую в парк, и несколько старинных одно- и двухэтажных особняков.
У проходящего мимо деда я попросил сигарету. Он тускло оглядел меня слезящимися глазами, хотел, видно, отказать, но, испугавшись моей бандитской разбитой хари, суетливо сунул мне сигарету.
– Спасибо, дедушка, - ласково улыбнулся я.
Наверное, моя улыбка напомнила ему волчью ухмылку, потому что дед, отскочив, пустился было наутек.
– Погоди, дед. Где баня-то у вас и когда открывается?
– Тама!
– кивнул он куда-то вбок.
– Далеко? Да стой ты, старый хрен, не бойся!
– А че мне бояться? Я человек из органов, это ты меня должон бояться. Вона как свистну!
– Из-за шиворота он извлек милицейскую свистульку, воткнул в беззубый рот и, всосав, уже надул дряблые щеки.
– Стой ты, дедуля, я тоже из органов. Экстремальная ситуация произошла, преступный элемент пересилил.
Он недоверчиво помусолил меня мокрым взглядом, но свисток убрал.
– Че стряслось-то?
Я начал плести ему канву детективного сюжета с погоней, драками, перестрелкой. Дед согласно закивал, не веря мне ни капли. Когда, шаркая по асфальту аллеи, он удалился, я ни минуты не сомневался, что в ближайшее же время он заявится сюда в лучшем случае с бригадой добровольных дружинников, а о худшем и думать не хотелось. Докурив дармовую сигарету, я поспешил убраться в противоположную сторону, досадуя на ненужный контакт. Мне необходимо было уединение, чтобы привести себя в божеский вид, проверить
На трамвае я пересек город, очутившись на самой дальней от вокзала окраине с довоенными застройками. Там в одном из магазинов я приобрел все, что требуется джентльмену средней руки, попавшему в плачевное положение. Расплачиваясь, я наткнулся на испуганный взгляд продавщицы. Я случайно вытащил реквизированные Лехины купюры, склеенные его кровью.
– Жена всю рожу расцарапала, извиняюсь, деньги вон подпортил, - галантно пояснил я, пытаясь погасить и развеять страх в голубых девчоночьих глазенках. Расплатившись, я торопливо удалился. И, как с дедом, наперед зная, что последствия не заставят ждать, поймал такси. На мое счастье, за рулем оказался исколотый татуировкой мужчина, видать хлебнувший свое и знавший почем фунт лиха.
– Куда?
– В Останкино!
– Может, в "Кресты"?
– Перебьюсь.
– Конкретно?
– Стараюсь.
– Куда?
– В баню.
– В центральную?
– В центральной пусть хозяин моется. Мне чего попроще, потише. И не на вокзал.
– Понял! К Клаве.
– Кто это?
– Своя.
Низкий одноэтажный барак с облезшей по фасаду розовой штукатуркой ненавязчиво назывался баней. Толкнув голубую, тоже облезлую дверь, я попал на лестничную площадку полуподвального помещения. Пахло сыростью, хлоркой и... зощенковской баней. То ли по причине раннего часа, то ли еще почему, но народ отсутствовал. Прямо за застекленной конторкой восседала кассирша в халате, похожая на огромную мягкую подушку, под наволочку которой была втиснута рвущаяся наружу пышнотелость. Ею и оказалась "своя" Клава.
– Здрасьте, - подходя к окошечку, вежливо дал я заявку.
– Привет, мой мальчик!
– ответило мне неожиданно красивое контральто, исходившее откуда-то из самого нутра кассирши. Она глубоко затянулась длинной тонкой черной сигаретой, предоставив мне развивать диалог и дальше.
– Мне помыться.
– Сюда не ходят играть в футбол.
– Ну да!
– радостно осклабился я, видя, что тетка хоть и с выпендрежем, но надежная.
– Понял. Сюда ходят играть в кегли и околачивать груши!
– Резонно. Куда?
– Туда.
– Я мотнул головой в правую сторону уходящего вглубь коридора с лаконичной надписью "муж".
– Общий? Номер? Душ?
– Номер, номер, - затараторил я скороговоркой, заранее предвкушая уединение.
Она защелкала кассовым аппаратом, величаво демонстрируя обилие массивных золотых перстней на холеных руках.
– Махровую простыню? Полотенце?
– И то и то, - не стал я капризничать.
– Мыло? Шампунь? Мочалку?
– Ага.
– Водка, коньяк, ликер, пиво?
– Ага. Водки, вон ту, махонькую. И лимонада. А парикмахерская есть?
– Есть! Но к вам может прийти в номер массажистка, она и...
– Не надо.
Кассирша с сожалением, как на больного, поглядела на меня, выдала чек и банные причиндалы.
До чего ж приятно, щелкнув дверной задвижкой, отгородиться от суетливого мира и социальных проблем! До чего ж отрадно остаться в тишине замызганной раздевалки индивидуального номера наедине со своей персоной, ее мыслями и крохотной бутылочкой "Смирновской"! До чего ж хорошо поудовольствовать уставшее тело, подставив его под горячие покалывающие душевые струи!