Гопак для президента(Аполитичный детектив)
Шрифт:
Но только не в этот.
Он сказал свою речь, дав всем понять, что уходит, но… остается. Те, кому нужно, поняли. Остальные проглотили молча, как всегда.
И теперь он стоял на трибуне и «держал лицо». Улыбался, делал вид, что оживленно обменивался впечатлениями с возвышавшимся рядом премьером Чивокуном и стоявшим по левую руку министром обороны. А сам изо всех сил боролся с подступающей тошнотой.
— Хорошо идут, правда? — наклонился к уху президента Чивокун.
— Что? Да-да, конечно, — откликнулся президент. Мимо трибуны, печатая шаг, маршировали десантники, рослые парни в голубых беретах и с аксельбантами. Самому старшему наверняка не больше двадцати.
«Сколько им было в девяносто первом? — подумал президент. — Шесть-семь лет, не больше. Дети. Они выросли уже в независимой стране. Каким видят его эти ребята, держа равнение на трибуну? Стариком, которого вот-вот сменит стоящий рядом мордастый здоровяк, или человеком, который в течение последних десяти лет лавировал, лгал, интриговал, чтобы сохранить эту самую независимость?»
— Хорошо идут, — сказал президент. — Только куда?
— До Европейской площади, а потом на автобусах в часть, — сказал ловящий каждое слово министр обороны. — У них сегодня праздничный обед, а потом увольнение на два дня.
Президент улыбнулся. Министр обороны и не подозревал, насколько философски глубокомысленно прозвучали его слова. До Европейской площади… Дойти до Европы, а там уже можно покушать и погулять с девчатами. Еще одна мифическая цель, к достижению которой едва ли стоит всерьез стремиться.
«Ты будешь жить, но твои сыновья пойдут друг против друга. Твой род вымрет. Киев никогда не станет тем городом, который ты хочешь построить. Он будет стерт с лица земли, а затем останется в назидание всем центром пепелища, столицей окраины страны, но не столицей великой империи», — опять вспомнилось прочитанное вчера жестокое проклятие, брошенное Рогнедой в лицо князю Владимиру.
А ведь была, была великая империя, основанная князем Владимиром. Само слово Россия происходит от слова Русь, сердцем и духовной столицей которой всегда был и будет Киев. Ведь не случайно же прах сына Владимира Мономаха — великого князя Юрия Долгорукова, основателя Москвы, покоится именно в Киево-Печерской лавре. Ничто не бывает в этом мире случайным.
А что до Европы… На ночном столике президента лежала взятая на несколько дней из хранилища лавры факсимильная копия рукописного Евангелия, которое дочь Ярослава Мудрого Анна повезла в качестве свадебного подарка во Францию. И копия брачного договора. Анна подписала его, а неграмотный французский король поставил вместо подписи корявый крестик. Это к вопросу о просвещенной Европе, которая всегда люто ненавидела Русь, стремилась ее рассечь, и ей это наконец удалось. В то время как Европа объединяется, славяне отгораживаются друг от друга границами. И каждый, подозрительно косясь на соседа, топчется на пороге европейского дома в надежде быть усаженным за стол. В качестве кого? Почетного гостя или слабого разумом бедного родственника, которого поучают и похлопывают по плечу с единственной целью — прибрать к рукам то, чем он по скудоумию не может распорядиться?
Родившийся и выросший в советское время в могучем государстве, Кучук был державником и по воспитанию, и по образованию, и по убеждениям. Точные науки сформировали у него аналитический и системный подход к рассмотрению любой проблемы. То, что империя агонизирует, он понял еще до смерти Брежнева, но никак не мог предположить, что процесс пойдет так стремительно. Сменяющиеся один за другим на имперском престоле недееспособные старцы только ускоряли его, добавляя гноя в кровь и так смертельно больного гиганта. А с приходом Горбачева процесс приобрел уже неуправляемый лавинообразный характер. Первыми через забор перепрыгнули прибалты и, сверкая пятками, понеслись в Европу, еще не подозревающую, что за подарочек она получила. Сговор в Беловежской Пуще поставил точку в истории империи и положил начало вакханалии суверенитетов. В этих условиях выход был только один: не вмешиваясь в шабаш, захлопнуть дверь и переждать смутное время, стараясь хоть как-то организовать порядок в своей собственной хате да толком разобраться, что за наследство досталось.
Все вдруг в одночасье стали и бедными и богатыми одновременно. Как малые дети, оказавшиеся в магазине игрушек, где не стало ни продавцов, ни охранников. Тащи все, что понравилось. И потащили. Казалось, вот оно — счастье, разбогатели; ан нет. Украденные станки, машины, несомненно, являлись богатством, но продать их было нельзя, не потому, что кто-то запрещал, а потому — что некому. Денег, которыми можно было за все это заплатить, ни у кого не было. Не бумажек, а реальных денег. Потому и стали все бедными, зерно меняли на бензин, бензин на кухонные гарнитуры, а те, в свою очередь, на мясо, водку и сигареты.
И еще это ощущение временности и недолговечности происходящего. Казалось, вот-вот придет большой и грозный хозяин, стукнет кулаком по столу и заставит все положить на место, туда, где лежало.
Но время шло, а хозяин не возвращался. Первыми к новым условиям приспособились бывшие комсомольские и партийные работники и, как ни странно, уголовники всех мастей. Бывшим подпольным цеховикам не пришлось переучиваться и приспосабливаться, они просто продолжали делать то, что делали, но уже совершенно открыто, а комсомольские функционеры, люди, как правило, очень неглупые и образованные, быстро возглавили рождающиеся как грибы банки.
Так и получилось, что очень скоро на ключевых постах государства бок о бок стояли люди, которые никогда раньше не смогли бы быть рядом: бывшие преступники и бывшие партийные и комсомольские функционеры. Один из них сейчас стоял по правую руку от президента. Да, две ходки на зону, но ведь не спился там, не стал наркоманом, после второй отсидки сколотил донецких ребят, вошел в авторитет, а потом подмял под себя и магазины, и шахты, и заводы, и банки. А для этого мало иметь наколку на груди, нужен ум, недюжинный талант руководителя и умение разумно сочетать кнут и пряник.
Кучук искоса взглянул на своего премьера. Чивокун, почувствовав взгляд, широко улыбнулся.
— Хорошо ведь, а? И с погодой не подвели, молодцы. Вчера всю ночь тучи долбали, но все получилось. Научились, канальи!
Президент кивнул. Этот сумеет удержать власть, как умеет удержать все, до чего дотягивается. Хозяин. Но и за ним нужен глаз да глаз.
Стране, наследству, нужны были новые хозяева. Кто сможет обвинить, что раздел свершился не по закону, если и закона-то никакого не было? Брали те, кто мог взять. Казаренко получал свое от американцев, немцев, голландцев за то, что разрешал им работать на Украине. Ну, в самом деле, если две компании претендуют на один и тот же регион, какой из них дать зеленый свет, а какой отказать? Кто-то назовет это личной заинтересованностью, кто-то взяткой, но иначе-то было нельзя. Пройдет время, и дети спросят: «Папа, у тебя была возможность, но ты ее не использовал. Ты дал возможность заработать тому, тому и вон тому тоже, а мы как же? Что ты для нас сделал?» Кому помогать, если не своим?
Сейчас у страны есть хозяева, и далеко не самые плохие. Президент окинул взглядом Крещатик. Да, улица принадлежит мэру города и его семье, кому от этого плохо? Новые витрины, огромный подземный торговый центр, не хуже европейских. А на зданиях, окружающих площадь Независимости — реклама банков и крупных компаний. За каждым названием стоит имя хозяина. За углем, металлом, энергоносителями и сельским хозяйством. Страна не может стать богатой и процветающей, если ею правят нищие.
Никакая модель не нужна, ни российская, ни американская, ни европейская. Построилась собственная, основанная на крепких хозяевах. И все будет слава богу. Осталось хорошенько позаботиться о своем будущем, заручиться гарантиями от тех, кто позарится на его, Кучука, добро, как только он оставит власть. Кое-кто уже пытается разевать роток на чужой кусок, но это мы еще посмотрим. Посмотрим.