Гора Орлиная
Шрифт:
— Не хочу! Не нужно мне!
— Бери, бери, а то разревусь вместе с тобой! — торопливо говорила Наташа, обнимая и целуя Нину в шею и лицо и не давая ей отталкивать себя.
— Бери, Нина, а не то убьем! — улыбнулась Сима.
— Если ты не возьмешь, это ужас будет! — воскликнула Лена.
А Нина в новом платье и косынке, босая, окруженная подругами, не зная, что сказать, беспомощно улыбалась сквозь слезы.
Да, милые, хорошие, добрые, замечательные у нее подруги! Как все хорошо они придумали, спасибо им за все, за их доброту, за
Поздняя весна наконец расщедрилась на тепло, растопила снега, одела зеленью тополя и, веселая, солнечная, тихая, подошла к лету…
С тополей облетал пух. Он застревал в траве, в лопухах, плыл по ручью. Ручей был маленький, извилистый. На каждом его изгибе пушинки собирались, будто пена. Особенно много собралось их в том месте, где ручей преградила коряга. Петька в своей неизменной красной рубахе ткнул в это место палкой. Палка изогнулась, из-под нее взлетели брызги.
— Ну тебя! — сказал товарищ паренька, вытирая лицо рукавом рубахи.
А пушинки поплыли дальше.
Вытерев лицо, паренек поправил фуражку и пошел вдоль ручья по плитам тротуара. Он был меньше Петьки, и это, должно быть, огорчало его. В каждом поступке товарища он видел намерение показать свое превосходство. Вот и сейчас ему показалось, что Петька нарочито забрызгал его. А теперь стоит, улыбается. И в самом деле, Петька стоял и улыбался, глядя, как по ручью плыли пушинки.
Хотелось хоть чем-нибудь досадить Петьке, и он сказал:
— Бригадир у нас лучше, чем у вас.
— Эх ты, Васька! Опять обиделся…
— Ничего не обиделся! Просто тебе говорю, что наш Федор…
— Лучше нашей Нинки?
— Факт! Мы за неделю больше вашего сделали!
Петька отшвырнул от себя палку. Палка была гибкая. Она ударилась о камень, лежавший на углу улицы, и, подпрыгнув, звонко стукнула по водосточной трубе.
— А чем мы виноваты, что в вашу смену заготовительный цех больше деталей подает?
— Тем и виноваты, что у вас такой бригадир. Про то и говорю. Нашему всегда подают сколько требуется. Особенно Пушкарев по этому делу мастер.
— Секрет знает, что ли? — усмехнулся Петька.
— Секрет!
— Так пусть с Нинкой поделится.
— Дожидайся!
Петька неожиданно засмеялся.
Васька насторожился:
— Чего ты?
Петька подобрал палку и пошел вдоль ручья, хлопая наотмашь по воде. Он знал, что Васька теперь не обидится и не отстанет, пока не узнает, отчего Петька смеется.
— Был бы ты, говорю, побольше да поумнее, то понимал бы, какая вам опасность грозит.
— А какая? — спрашивал Васька, покорно вытирая лицо.
— Скоро ваш Пушкарев попадет в подчинение к нашему бригадиру. И секрет свой расскажет.
— Дожидайся! К вам в бригаду он не пойдет.
— Эх, ты! Был бы постарше, с первого слова понял бы, — ответил Петька и, стараясь показаться равнодушным,
Петька угадал. Прошло две-три минуты, а полутемные тона лежали уже на всем: на сырых заборах и стенах домов, на зелени скверов, на скользких тропинках. Даже рельсовая колея потеряла свой острый летний блеск.
Переполненный трамвай заскрипел на повороте улицы, чуть замедлил ход. И, словно воспользовавшись этим, из трамвая выпрыгнул Семен Пушкарев и быстро побежал к темно-зеленому, ровно подстриженному кустарнику. По той стороне шла Нина.
— Понял? — спросил торжествующе Петька. — Чуть не убился ваш Пушкарев, а прыгнул, только увидел нашего бригадира! Сейчас он ей секрет скажет…
Васька только шмыгнул носом и спрятался за куст: мимо пробежал Семен.
Услышав за собой шаги, Нина вздрогнула и обернулась. Она взглянула на Семена чуть испуганно.
— Нинушка! — Семен тронул ее за руку. — Ты сердишься на меня?
— За что? Откуда ты взял, Сеня? Правда, ты давно не показываешься…
— Неудобно мне перед тобой. Который уж день наша бригада твою обгоняет. Сейчас вот, в трамвае, подружка твоя сказала, что плохая у вас была смена. — Семен помолчал. — Знаешь… Я перед тобою виноват.
Он шел вдоль кустарника, задевая мокрые ветки плечом. Рядом тек ручей. После сильного дождя береговая трава полегла в воду, кое-где совсем закрывая ручей. Она была белее той, которая стояла поодаль.
Нина посмотрела на Семена своими светлыми глазами и ласково улыбнулась.
— Какой же ты смешной! Стала бы я тебя винить за то, что хорошо работаешь? Что ж, я какая-нибудь такая… дура, что ли? Какая-нибудь эгоистка? Странно даже слышать…
Семен шел, опустив голову, молчал.
— Как бы тебе сказать это? — начал он медленно. — Нет, может, завтра…
Нина остановилась, встревоженно посмотрела на него.
— У тебя есть от меня секреты? Ты должен сказать мне. Ведь мы скоро…
Семен не дал ей договорить.
— Знаю, знаю… Был бы это мой секрет… Я ребят подведу.
— Ты пугаешь меня, Сеня. Это что-нибудь важное? Он сдвинул брови.
— Да.
— Очень? Государственно важное?
— Нет, Нинушка, что ты!
— Не скажешь?
Отдернула руку и пошла быстро, не простившись.
Он постоял на тротуаре, перешагнул через штакетник и побрел по кустарниковой аллее. Идти было вязко. Вскоре он присел на скамейку, не обратив внимания на то, что доски еще не совсем высохли, опустил голову, задумался. Должно быть, он сидел долго. Было по-прежнему пасмурно и оттого еще более неприятно. И вдруг запели птицы. Откуда? Семен поднял голову: небо с одного края поголубело, стало светлее, а потом; через некоторое время солнце осветило мокрые крыши. Вот они, птицы, предвестники солнца, света, тепла… Они щебетали на краю крыши соседнего дома. Семен посмотрел в небольшую лужицу почти у самых ног, увидел белое облачко, отраженное в ней, и понял, какое высокое над ним небо.