Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
Лагардер улыбнулся.
— Почему вы думаете, Аврора, что она мой враг? — спросил он.
— Вы улыбаетесь, Анри? Значит, я ошиблась, вот и хорошо. Оставим это. Лучше скажите мне поскорее, почему среди веселого праздника я сидела здесь, словно в тюрьме? Вы меня стыдитесь? Я недостаточно хороша собой?
Девушка кокетливо откинула капюшон домино и открыла свое очаровательное личико.
— Недостаточно хороша? — вскричал Лагардер. — Вы, Аврора?
В его голосе слышалось восхищение, однако, следует признать, несколько рассеянное.
— Как вы это сказали! — печально прошептала девушка. — Анри, вы что-то от меня скрываете, вы чем-то опечалены, озабочены. Вчера вы пообещали мне, что сегодня я все узнаю, но пока я осведомлена не больше вчерашнего.
Лагардер, глубоко задумавшись, смотрел ей в лицо.
— Но я не жалуюсь, — с улыбкой продолжала Аврора. — Вы здесь, и я уже забыла о долгих часах ожидания, я снова счастлива. Наконец-то вы покажете мне бал…
— Бал уже закончился, — промолвил Лагардер.
— И верно: уже не слышно веселых аккордов, которые доносились сюда и дразнили бедную затворницу. Мимо домика уже давно никто не проходил, не считая этой женщины.
— Аврора, — озабоченным тоном прервал ее Лагардер, — скажите, прошу вас, почему вы решили, что эта женщина — мой враг?
— Вы меня пугаете! — воскликнула девушка. — Так это правда?
— Отвечайте, Аврора! Она проходила здесь одна?
— Нет, она разговаривала с каким-то вельможей в богатом и ярком наряде. У него еще крест-накрест на груди была голубая лента.
— Она называла его по имени?
— Она назвала ваше имя. Поэтому я и спросила, не с ней ли, случаем, вы только что расстались.
— Скажите, Аврора, вы слышали, что она говорила, проходя под окнами?
— Лишь несколько слов. Она сердилась и была похожа на сумасшедшую. «Ваше высочество», — говорила она…
— Ваше высочество? — переспросил Лагардер.
— «Если Ваше королевское высочество мне не поможет…»
— Выходит, это был регент! — вздрогнув, проговорил Лагардер.
Аврора захлопала в свои крошечные ладошки, словно ребенок.
— Регент! — воскликнула она. — Я видела регента!
— «Если ваше королевское высочество мне не поможет…» — повторил Лагардер. — А дальше?
— Дальше? Дальше я не расслышала.
— А мое имя она произнесла после этого?
— Нет, раньше. Я стояла у окна, и мне почудилось, что я услышала ваше имя, Анри. Она была еще далеко. А когда подошла поближе, то сказала: «Сила! Чтобы совладать с его неукротимой волей, нужна только сила!»
— Ах, вот как? — произнес Лагардер, и руки его бессильно повисли. — Значит, она так сказала?
— Да, именно так.
— Вы хорошо расслышали?
— Хорошо. Но почему вы так побледнели, Анри, почему так засверкали ваши глаза?
И верно: Лагардер стал бледен как мел, глаза его метали молнии.
Ему словно приставили острие кинжала прямо к сердцу; боль была нестерпимой.
Вдруг краска залила его лицо.
— Насилие! — едва сдерживаясь, проговорил он. — Хитрость, а теперь насилие! Какой эгоизм! Какая извращенная душа! Воздавать добром за зло — так поступают святые и ангелы. Злом за зло и добром за добро — это человеческая справедливость. Не воздавай злом за доброе, это — клянусь Иисусом! — позор и гнусность! Такая мысль могла родиться лишь в преисподней! Она меня обманула! Теперь я понимаю, меня хотят победить числом, разлучить нас…
— Разлучить нас? — переспросила Аврора, подскочив, как молодая львица. — Кто? Эта гадкая женщина?
— Аврора, — положив руку на плечо девушке, проговорил Лагардер, — говорить дурно об этой женщине нельзя.
У шевалье было такое странное выражение лица, что Аврора в испуге попятилась.
— Господи Боже мой! — вскричала она. — Да что с вами?
Она вновь подошла к Анри, который стоял, обхватив голову руками, и хотела броситься ему на шею. Но он с каким-то испугом оттолкнул девушку.
— Оставьте! Оставьте меня! — вскричал он. — Это ужасно! Над нами и вокруг нас тяготеет проклятье!
На глазах у Авроры выступили слезы.
— Вы меня больше не любите, Анри, — пролепетала она. Лагардер взглянул на нее. В этот миг он походил на сумасшедшего. Ломая руки, он горько рассмеялся.
— Ах, теперь я ничего не знаю! — вымолвил шевалье, пошатываясь как пьяный; его разум и воля были сломлены. — Клянусь честью, я ничего не знаю! Что там, у меня в сердце? Ночь? Пустота? Любовь и долг — что я должен выбрать, скажи мне, моя совесть!
Он рухнул на стул и забормотал тоном слабоумного:
— Совесть, совесть, скажи: долг или любовь? Смерть или жизнь? Есть у этой женщины право или нет? А у меня оно есть?
Аврора не слушала бессвязные слова своего друга. Но она видела его отчаяние, и сердце ее разрывалось.
— Анри, Анри, — принялась она успокаивать Лагардера, опустившись перед ним на колени.
— Им не удастся купить мое священное право, — продолжал Лагардер, лихорадочное возбуждение которого сменил упадок сил. — Не купят, даже ценою жизни. А я отдал свою жизнь, это так. Что мне должны за это? Да ничего.
— Ради Бога, Анри, мой Анри, успокойтесь, объясните, в чем дело!
— Ничего! Я сделал это не для того, чтобы кто-то оказывался у меня в долгу! Что стоит моя преданность! Безумство!
Аврора схватила Лагардера за руки.
— Безумство! — яростно повторил он. — Я строил на песке, и порыв ветра разрушил хрупкое здание моей надежды, моя мечта канула в вечность!
Он не чувствовал ни нежного прикосновения пальцев Авроры, ни ее горячих слез, катившихся у него по руке.
— Я приехал сюда, — бормотал Анри, утирая лоб, — зачем? Разве я здесь кому-нибудь нужен? Кто я такой? Разве эта женщина не права? Я говорил громко, словно безумный… Кто мне сказал, что вы будете со мною счастливы?.. Вы плачете?