Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
— Неужто принц явился с дурными вестями? Фактотум молча отвернулся.
— Ориоль! — окликнула Нивель.
Толстенький откупщик послушно подскочил к своей даме; дочь Миссисипи сказала:
— Когда принц закончит с этой девицей, вы подойдете к нему и скажете, что мы желаем скрипичной музыки.
— Но… — замялся Ориоль.
— Не возражайте! Пойдете и скажете, я так хочу!
Принц продолжал беседовать с цыганкой, и молчание становилось все более тревожным и печальным. Искреннее веселье, еще недавно царившее на этой оргии, исчезло без следа. Если читатель хоть на секунду поверил, что сотрапезники развлекались от всей души, значит, нам не удалось нарисовать верную картину. Они просто делали, что могли. Вино развязало всем языки и заставило лица раскраснеться, однако за натянутым весельем чувствовалась постоянная тревога. И чтобы разрушить его окончательно, Гонзаго достаточно было нахмуриться. Толстяк Ориоль выразил вслух терзавшую всех мысль: случилось что-то скверное.
Гонзаго снова поцеловал руку доньи Крус.
— Вы мне верите? — по-отцовски спросил он.
— Конечно, ваша светлость, — умоляюще глядя на принца, ответила цыганка, — но это ведь моя единственная подруга, моя сестра!
— Я ни в чем не могу вам отказать, милое дитя. Через час, что бы там ни случилось, она будет свободна.
— Правда, ваша светлость? — радостно вскричала донья Крус. — Позвольте я пойду ее обрадую?
— Не сейчас. Останьтесь. Вы передали ей о моем желании?
— Относительно брака? Разумеется, но она и мысли не допускает об этом.
— Ваша светлость, — проговорил Ориоль, заикаясь, но повинуясь повелительному знаку Нивель, — простите, что я вас отвлекаю, но дамы требуют скрипок.
— Не мешайте! — бросил принц и отодвинул откупщика в сторону.
— Ну и дела! — прошептала Нивель.
Гонзаго сжал в ладонях руки доньи Крус и продолжал:
— Я скажу вам только одно: мне хотелось бы спасти того, кого она любит.
— Но, ваша светлость, — воскликнула донья Крус, — если вы изволите объяснить мне, чем этот брак может оказаться полезным для господина де Лагардера, я тотчас же передам ваши слова Авроре.
— Так оно и есть, — отозвался Гонзаго, — мне больше нечего добавить. Разве вы сомневаетесь, что я — хозяин положения? Как бы там ни было, обещаю: никакого принуждения не будет.
Гонзаго двинулся было к столу, но донья Крус удержала его.
— Прошу вас, позвольте мне вернуться к ней, — взмолилась она. — Ваши недомолвки пугают меня.
— Нет, вы мне сейчас понадобитесь, — отрезал Гонзаго.
— Я? — изумилась цыганка.
— Здесь вскоре прозвучат слова, которых эти дамы не должны слышать.
— А я их услышу?
— Нет. Они не имеют отношения к вашей подруге. Вы здесь у себя дома, так что выполняйте роль хозяйки и уведите дам в гостиную Марса.
— Слушаюсь, ваша светлость.
Гонзаго поблагодарил девушку и вернулся к столу. Сотрапезники пытались понять хоть что-то по выражению его лица. Принц знаком подозвал к себе Нивель.
— Видите эту прелестную девушку? — начал он, указывая на донью Крус, которая задумчиво стояла в глубине залы. — Попытайтесь ее развлечь, сделайте так, чтобы она не обращала внимания на то, что здесь будет происходить.
— Вы нас выгоняете, ваша светлость?
— Вас скоро позовут назад. А в малой гостиной есть свадебные подарки.
— Я все поняла, ваша светлость. Вы не уступите нам Ориоля?
— Нет, Ориоль тоже останется. Ступайте.
— Ну, крошки мои, пойдемте, — сказала Нивель. — Донья Крус хочет показать нам свадебные подарки.
Дамы повскакивали с мест и под предводительством цыганки направились в небольшую гостиную Марса, располагавшуюся напротив будуара, в котором не так давно мы наблюдали двух подруг. Там и вправду были разложены свадебные подарки. Дамы тотчас же окружили стол.
Гонзаго взглянул на Пероля, и тот пошел затворить за дамами дверь. Едва она закрылась, как к ней тотчас же подошла донья Крус, однако Нивель подбежала к ней и потянула в сторону.
— Вы, милочка, должны нам все показать, — защебетала она, — так просто вы от нас не отделаетесь.
В зале остались одни мужчины. Среди глубокого молчания Гонзаго занял председательское место. Тишина наступила такая, что даже маленький маркиз де Шаверни очнулся.
Поскольку никто не отзывался, он принялся говорить сам с собой:
— Я помню, что встретил в саду два восхитительных создания. Но должен ли я и вправду жениться на одном из них или это только сон? Никак не пойму! Кузен, — сменил он внезапно тему, — здесь стало так уныло! Пойду-ка я к дамам.
— Останься! — приказал Гонзаго. Затем, оглядев собравшихся, он продолжал:
— Господа, я надеюсь, вы не утратили хладнокровия?
— Нет, нет, мы хладнокровны! — прозвучал ответ.
— Черт побери! — вскричал Шаверни. — Ведь ты же, кузен, сам заставлял нас пить!
И он был прав. Слово «хладнокровие» Гонзаго употребил исключительно в переносном смысле. Ему требовались люди с разгоряченными головами и здоровыми руками. За исключением Шаверни, все отвечали этому условию.
^ Гонзаго посмотрел на маркиза и недовольно покачал головой. Затем взглянул на стенные часы и продолжал:
— Для разговора у нас есть ровно полчаса. Довольно безумствовать — я имею в виду вас, маркиз.
Когда минуту назад Гонзаго велел Шаверни остаться, тот сел, но не в кресло, а на стол.
— За меня можете не беспокоиться, кузен, — ответил он с серьезностью подвыпившего человека, — пожелайте только, чтобы здесь все были трезвы, как я. Меня заботит моя позиция — вот и все.
— Господа, — перебил его Гонзаго, — пора к делу. Вот каковы факты. Обстоятельства сложились так, что сейчас нас стесняет некая молодая девушка, стесняет нас всех, понимаете?
Ведь отныне наши интересы сплелись еще теснее , чем вы думаете; можно даже сказать, что ваша удача — это моя удача, я принял меры к тому, чтобы связывающие нас узы превратились в подлинную цепь.