Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)

Бовуа Даниэль

Начиная с 1594 г. на сеймах обсуждалась необходимость уточнять в инвентарях – описях владений, где в т.ч. указывалось поголовье скота и количество подданных, – обязанности «челяди», о которой в скором времени будет с удивлением писать Боплан. Эти «служилые люди», как их называли в то время, видимо, не всегда исполняли возложенные на них обязанности, более того, их количество не только не уменьшалось, но постоянно росло, правда, причины этого роста пока историками не раскрыты. Постоянный приток новых крупных землевладельцев, а также необходимость управления переделенными землями автохтонных родов привели к появлению многочисленных замковых комплексов, являвшихся одновременно центрами экономической жизни и крепостями. В частные полки, в будущем зачастую напоминающие опереточные армии, привлекались многочисленные добровольцы. Кроме того, поскольку владельцы не могли положиться на склонное к бунтам и православное крестьянство, управление имениями требовало большего количества надежных работников. Чувство превосходства, которое давала служба у связанных с культурой Речи Посполитой польских или полонизированных магнатов, усиливалось еще и тем, что к полонизированным или польского происхождения придворным и слугам относились при дворах вельмож как к людям вольным. Эта ситуация напоминает процесс, происходивший на тех же землях двумя веками ранее, во времена Сигизмунда III Вазы (1587 – 1632), когда в трех воеводствах Правобережной Украины началась раздача небольших земельных наделов тем, кто имел лошадь. Правда, эти люди должны были служить не столько во время созыва шляхетского ополчения, сколько на пользу местным магнатам. И хотя эта служба не называлась барщиной, в их обязанности входила доставка леса для строительства и обслуживание имений. Военная обязанность – по первому зову господина являться верхом – была прозаично заменена чиншем. У этого слова тот же латинский корень, что у французского слова cens. Пикардийцы, не имевшие ничего общего со шляхтой, достаточно долго взимали censive за аренду земли со своих censiers. На Украине же чиншевиков от крепостных крестьян отличал статус личной свободы и принадлежность к шляхте, правда, несмотря на то что феодальные обязанности мелкой шляхты в отношении

господ были небольшими, земельные наделы все же принадлежали магнатам, от которых в огромной степени зависела эта шляхта.

Жаль, что единственное исследование, посвященное процессу увеличения рыцарского сословия (это торжественное определение звучит в данном контексте несколько иронично), касается периода до середины XVII в., а его результаты не стали широко известны 57 . Благодаря этой работе мы знаем, что во времена Владислава IV Вазы (1632 – 1648) произошло увеличение числа зависимой шляхты, однако данные по ней для конца XVII – XVIII в. отсутствуют. По мнению Яковенко, в 1640 г. количество шляхты обоих полов равнялось 9540 человек в Подолье, 14 100 на Киевщине и 14 880 на Волыни, что составляло 2 – 2,7 % от общего числа населения Правобережной Украины, которое, по общим оценкам, составляло 1 700 тыс. жителей. Согласно приводимым Тадеушом Чацким 58 данным, в 1804 г. в Волынской губернии проживало 38 452 шляхты мужского пола, при общей численности населения обоих полов 553 200 человек, т.е. 80 000 шляхты обоих полов на 1 100 000 жителей обоих полов, т.е. 7,2 % всего населения. Цифры и пропорции в остальных двух губерниях выглядят подобным образом: в 1804 г. в Киевской губернии проживало 43 597 шляхты мужского пола, т.е. примерно 87 000 обоих полов. Точные данные по Подольской губернии отсутствуют, но можно без особого риска заложить, что в среднем шляхта обоих полов в каждой из губерний составляла 80 тыс., т.е. 240 тыс. человек от 3 400 000 общего числа населения, что дает 7% 59 . На протяжении всего XVIII в. в Речи Посполитой наблюдался значительный естественный прирост, равнявшийся, согласно Геровскому, 1 % в год, следовало бы ожидать прироста местной шляхты в границах 5 %; 2 % составила пришлая шляхта 60 .

57

Litwin Н. Naplyw szlachty polskiej na Ukraine w latach 1569 – 1648, диссертация в Институте истории ПАН, 1987, опубликована лишь в 2000 г. в Варшаве. В этой работе проблема безземельной шляхты тоже рассматривается мельком, а основное внимание уделяется шляхетским землевладельцам с целью доказать незначительность внешнего притока шляхты и тем самым показать несостоятельность идеи польской экспансии в этом регионе.

58

Известен также как Фаддей Феликсович Чацкий. (Прим. пер.)

59

Оценки Н. Яковенко (Українська шляхта. С. 263 – 265), по правде говоря, приблизительны и гипотетичны, но других данных нет. Данные за 1804 г. были представлены Т. Чацким А.Е. Чарторыйскому в письме от 24 февраля 1805 г. в связи с возникшими проблемами в школьном образовании в Киевской губернии и на Волыни (Biblioteka Czartoryjskich, Krak'ow. Rekopis 3446 – List od 8 marca 1804 r.). Те же данные по Волыни приводятся в издании: «Hugona Kollataja korrespondencya listowna z Tadeuszem Czackim» (Wyd. F. Kojsiewicz. T. II. Krak'ow, 1884. S. 261), где общее количество жителей оценивается для трех губерний в 3 500 000 человек (с. 388). Относительно того, насколько можно доверять приводимым Т. Чацким данным, см.: Rostworowski Е. Ilu bylo w Rzeczypospolitej obywateli szlachty? // Kwartalnik Historyczny. 1988. T. XCIV. Nr 3. S. 14. Этот историк считает, что Чацкому можно верить, поскольку в период с 1786 по 1792 г. он был коронным подскарбием (королевским казначеем). Даже если эти данные и могут вызывать вопросы, порядок величины в основном правильный, к этой теме мы еще вернемся.

60

На тему демографической динамики и процентного соотношения шляхты см.: Gierowski J.A. The Polish-Lithuanian Commonwealth in the XVIII^th Century. Krak'ow, 1996; в частности, главу, посвященную формированию новой структуры шляхты от 191 стр.

При нынешнем состоянии исследований сложно судить об этническом соотношении слоев шляхты в XIX в., что и станет предметом нашей работы.

Есть и другие темы, требующие изучения: жизнь польской и полонизированной шляхты на Украине во время оккупации Правобережья турками в 1672 – 1699 гг., затем во время серьезных волнений, спровоцированных казаками Семеном Палием и Самойлом Самусем, а также во время тридцатилетнего периода военных интервенций России против Станислава Лещинского, пытавшегося удержаться на польском троне. На основании нескольких возмущенных замечаний польских историков о предательстве национальных интересов (какой анахронизм!) можно предположить, что рост чиншевой шляхты на Украине продолжался. Александр Брюкнер (1856 – 1939) писал о сотнях тысяч польских крестьян, отправившихся на Украину и украинизировавшихся под влиянием процветавшего в то время униатства 61 . Связано ли это явление с ростом числа безземельной шляхты? Вопрос остается открытым, хотя сложно понять, почему такой известный историк, как Януш Тазбир, использует Брюкнера для разжигания польского антагонизма в отношении восточных соседей. Вначале он цитирует Брюкнера: «Там, где польское государство побеждало, укрепляя свое международное значение […], культура теряла: этот элемент, изначально столь далекий от культуры, размывался, что имело неблагоприятные последствия для польского интеллектуального наследия», а затем в той же статье, целью которой, судя по названию, было прославление «полиэтничных традиций Речи Посполитой», Тазбир добавляет: «Нет сомнения в том, что восточные окраинные земли Речи Посполитой тормозили процесс культурного объединения Польши». Это мнение в значительной степени расходится с образом гармоничной и многокультурной Речи Посполитой – «надежного убежища всех народов», над которыми, как пишет Тазбир, используя образ поэта эпохи барокко С. Витковского, «белый орел распростер свои крылья» 62 .

61

Bruckner A. Kultura, pi'smiennictwo, folklor / Red. W. Berbelicki, T. Ulewicz. Warszawa, 1974. S. 200.

62

Tazbir J. La Culture polonaise. Р. 64. Тезис о том, что Польша многое потеряла в результате приобретения больших территорий, появляется еще в XIX в. в работах историков Краковской школы, Ю. Шуйского и М. Бобжинского. См.: Historia Europy 'Srodkowo-Wschodniej. T. 2 / Red. J. Kloczowski. Lublin, 2000. S. 81.

Отставим эти размышления в стороне, поскольку они являются следствием незнания того, как в действительности шел процесс численного увеличения шляхты, который, несмотря ни на что, не мог привести к ослаблению «польской национальной первоосновы». Вслед за Н. Яковенко констатируем главный для нашего будущего анализа факт: отчетливая разница в статусе бывших «военных людей» и землевладельцев, у которых они находились в феодальной зависимости, прослеживается с самого начала рождения шляхты, а к концу XVII в. она становится подобна пропасти. Бесконечная преданность «панам», к чему обязывала мелкую шляхту идеология шляхетской солидарности, была закреплена Литовским статутом 1566 г., в котором предусматривалось тяжелое наказание для бунтовщиков, поднявших руку против своего господина или нарушивших феодальные связи. Эта верность, переходящая в зависимость, со временем приобрела более банальные формы и выражалась в составлении контрактов, получении в аренду земельных наделов, продолжавших оставаться сеньориальной собственностью, либо в несении обычной службы. Существовавшая зависимость в еще большей степени подчеркивала всю двусмысленность братского шляхетского идеала. Найденные А. Прохаской на рубеже XIX – XX вв. контракты должны были обратить внимание историков на патерналистское отношение Богуслава Радзивилла к шляхетскому плебсу, который он в 1662 г. взял под свою опеку в Слуцком и Копыльском княжествах. По всей видимости, там господствовала особая шляхетская солидарность (komitywa), если на гравюрах того времени находим карикатурное изображение «верного слуги» в виде осла в шляхетском кунтуше, стоящего на задних ногах в наморднике, протягивающего человеческую руку в сторону господина, сидящего на троне среди наполненных золотом сундуков. На заднем плане изображены все работы, какие в имении выполняют ослы, а надпись на гравюре гласит: «Слушай и молчи» 63 . В следующем веке «верный слуга» уже не будет исполнять роль послушного осла, несмотря на то что многие землевладельцы будут стараться спихнуть его еще ниже по социальной лестнице. Правда, кое-кто будет продолжать культивировать идею солидарности.

63

Яковенко Н. Українська шляхта. С. 255. Гравюра датируется 1655 г. и уже на протяжении многих лет публикуется в польских учебниках истории. Документы А. Прохаска были опубликованы в приложениях к работам: Prochaska A. Przyczynki krytyczne do dziej'ow Unii. Krak'ow, 1896; Idem. Lenna i ma'nstwa na Rusi i na Podolu. Krak'ow, 1901.

Нет сомнения в том, что сарматская модель с показной идеей шляхетского равенства, гарантирующая действительную власть и гражданство лишь магнатам и богатой прослойке, находящимся в вечной оппозиции к королю, становилась все более привлекательной для соседей. Заднепровская казацкая старшина боролась (даже после Переяславского договора 1654 г.) за получение шляхетских привилегий и уравнение в привилегиях с польской шляхтой, но ослепленный католическим фанатизмом сейм так и не осознал политической пользы такого решения. В этом состоит еще один довод в пользу того, чтобы дистанцироваться от реабилитации идеи сарматизма, за которую ратует А.С. Каминский. Стремление ссылаться на риторику сеймовых ораторов, восхвалять мнимые права «поветовых граждан», «общее благо», гордость и честь страны, в которой был придуман «локальный республиканизм», где якобы с уважением относились к «шляхетским массам», означает отсутствие знания о внутренней иерархии шляхты и классификации в ее рядах 64 . Стоит обратить внимание на то, что само понятие «шляхта» считалось престижным в Московском государстве. В последней трети ХVII в. в русский язык из польского вошло слово шляхетство в значении принадлежности к высшим кругам. Оно задержалось в русском лексиконе надолго, пережив эпоху Петра I, и использовалось в качестве синонима слов дворянство и знатность. В записках А.Т. Болотова, написанных в начале ХIХ в., а касающихся середины ХVIII, оно даже встречается чаще, чем дворянство. А. Берелович показывает, насколько, несмотря на общность терминов, русское дворянство изначально отличалось от польской шляхты. Это была очень небольшая группа, насчитывавшая в 1630 г. 3000 человек и выросшая к 1680 г. до 6500. В ее обязанности входило служить царю, беспрекословно исполняя его волю. Через два века потомкам этих служилых людей предстоит столкнуться с совсем иной закваски людьми из новоприсоединенных земель Речи Посполитой 65 . Естественно, что Россия на протяжении XVIII в. не интересовалась точным количеством польской шляхты, однако стала присматриваться к проблеме активной и пассивной гражданской позиции: царские дипломаты и чиновники достаточно быстро сориентировались в том, что идеи сарматизма можно использовать в качестве инструмента для манипулирования польской шляхтой. На протяжении полувека, а именно с 1704 г., времени создания Сандомирской конфедерации, с помощью которой Петр I смог укрепить позиции своего протеже Августа II, и до 1767 г., когда была организована Слуцкая конфедерация, которая, по замыслу Екатерины II, должна была вызвать в Европе возмущение отсутствием толерантности в Польше и укрепить позиции Станислава Августа, прекрасно видно, как умело Россия разыгрывает шляхетскую карту. Политика России в защиту «кардинальных прав» (liberum veto, свободные выборы монарха, право неповиновения королю), проводившаяся до 1792 г. с целью денонсирования Конституции 3 мая и проведения окончательных разделов Речи Посполитой, является шедевром манипулирования антимонархическими настроениями и симулирования защиты прав беднейшего польского шляхетского большинства. Этот важный вопрос, требующий изучения в рамках внешней политики, стал в 1793 – 1795 гг. частью политики внутренней, изменив ее цели.

64

Подобная сарматская мегаломания характерна для всей работы Каминского «Historia Rzeczypospolitej wielu narod'ow…», см. прежде всего С. 83 – 126.

65

Данные приводятся по: Berelovitch A. La Hi'erarchie des 'egaux. Р. 160 – 161. Из статьи Марка Раева следует, что в первой половине XVIII в. русский язык пополнился значительным количеством заимствований из польского языка. Несмотря на это, представления о чести продолжали отличаться. См.: Raeff M. La noblesse et le discours politique sous le r`egne de Pierre le Grand // Cahiers du monde russe et sovi'etique. 1993. Vol. 34 (1 – 2). (Noblesse, 'etat et soci'et'e en Russie, XVI<sup>e</sup> – d'ebut du XIX<sup>e</sup> si`ecle / R'ed. W. Berelowitch). P. 33 – 46.

Чтобы понять масштаб проблем, которые шляхта Украины доставила России после разделов Речи Посполитой, необходимо проследить, как внутреннее деление шляхты, на которое мы уже обращали внимание, становилось все более явным в XVIII в., а также обратиться к дискуссиям между глашатаями шляхетского равенства и сторонниками лишения шляхетской «голоты» прав. Эта внутрипольская борьба мнений требует серьезного анализа, на основании которого можно будет выдвинуть тезис о том, что еще задолго до предпринятых Россией после разделов мер польская шляхта сама провела грань между землевладельцами и безземельными, что частично привело к делению ее на две обособленные группы.

В многочисленных польских работах, посвященных сейму и сеймикам 66 , особенно за предыдущие периоды, дается скудная информация по интересующей нас проблеме. За этой недосказанностью скрывается очевидная монополия высшей и средней шляхты, которая сама назначала кандидатов и выбирала депутатов на сейм, поветовых судей, а также судей Коронного суда; лишь она владела землей; сама раздавала себе многочисленные почетные титулы, так популярные в эпоху сарматизма; лишь она одна пользовалась налоговыми льготами и составляла т.н. lauda (постановления сеймиков земель, поветов, воеводств) для своих представителей в Варшаве. Редкие сохранившиеся данные о присутствии шляхты на сеймиках со всей очевидностью подтверждают, что общее избирательное право, которое так любят восхвалять, никогда не существовало в действительности.

66

Отметим некоторые из них: Pawi'nski A. Dzieje Ziemi Kujawskiej oraz Akta historyczne do nich sluzace. T. 1. Rzady sejmikowe w epoce kr'ol'ow elekcyjnych 1572 – 1795. Warszawa, 1888 (wznow. Warszawa, 1978); Gierowski J.A. Sejmik generalny Ksiestwa Mazowieckiego na tle ustroju sejmikowego Mazowsza. Wroclaw, 1948; Michalski J. Les di'etines polonaises au XVIII^e si`ecle // Acta Poloniae Historica. 1965. T. XII. P. 87 – 107; Olszewski H. Sejm Rzeczypospolitej epoki oligarchii, 1652 – 1763: prawo, praktyka, teoria, programy. Pozna'n, 1966; Grodzicki S. Les devoirs et les droits politiques de la noblesse polonaise // Acta Poloniae Historica. 1977. T. XXXVI; Kersten A. Les magnats, 'elue de la soci'et'e nobiliaire // Ibidem; Bardach J. Les d'eput'es `a la di`ete en Pologne d’ancien r'egime // Ibidem. 1979. T. XXXIX; Kriegseisen W. Sejmiki. Перечень возможных видов зависимости безземельной шляхты от магнатов, а также соответствующая библиография даны в: Stroynowski A. Pozycja spoleczna drobnej szlachty Wielkiego Ksiestwa Litewskiego w ko'ncu XVIII w. // Zeszyty Naukowe Uniwersytetu L'odzkiego. Nauki Humanistyczno-Spoleczne. Seria 1. 1976. Zesz. 4. S. 97 – 108. Новейшие работы также не повлияли существенным образом на общий уровень знаний. См.: Malec J. Walka szlachty litewskiej o zachowanie III Statutu w drugiej polowie XVIII w. // Czasopismo Prawno-Historyczne. 1992. T. XLIV. Zesz. 1 – 2. S. 65 – 72; Zakrzewski A. Sejmiki Wielkiego Ksiestwa Litewskiego epoki stanislawowskiej do 1788 r. Zmiany w ustroju i funkcjonowaniu // Ziemie P'olnocne Rzeczypospolitej Polsko-Litewskiej w dobie rozbiorowej 1772 – 1815 / Red. M. Biskupa. Warszawa-Toru'n, 1996. Бессилие в реализации права голоса и в участии шляхетских масс в выборах представлено в работах Бенона Дымка и Мазура. См.: Dymek B. Z dziej'ow szlachty mazowieckiej (dziedzictwo kulturowe i stereotyp). Kielce, 2005; Mazur K. W strone.

В работе, посвященной мазовецкой шляхте, Иоланта Хоиньска-Мика (один из лучших специалистов по шляхте в XVII в.) отмечает, что явка среди землевладельцев в эпоху династии Ваза не достигала даже 1 %. В ожидании более высокой явки приходилось откладывать заседания сейма. В таком случае, что можно сказать о «шляхетских массах»? В другой работе, опубликованной в 2002 г., автор аккуратно подходит к этой проблеме: «В литературе можно встретить мнение, что те, кто не владел недвижимым имуществом (nieposesjonaci), не могли оказывать влияние на ход заседаний…» Впрочем, автором указывается на две сложности, а именно отсутствие точных данных о количестве людей с правом голоса и отсутствие возможности точно установить, сколько на самом деле человек принимало участие в работе сеймиков 67 . Несомненно прав Войчех Кригсайзен, когда пишет, что «тон на сеймиках задавала зажиточная и оседлая шляхта… Вопрос об участии безземельной шляхты в публичной жизни требует отдельного исследования…». А. Павинский установил, что в 1733 г. на Куявах в голосовании принимало участие 374 человека, а в 1764 г. – 700 человек. В том же году таким же было количество шляхты, принявшей участие в сеймике в Галиче. Ежи Михальский упоминает, что в 1788 г., в период максимальной избирательной активности в Подолье, благодаря призывам Чарторыйских, в Каменец-Подольский на выборы прибыло от «4000 до 5000» избирателей, и, хотя по сравнению с общим количеством шляхты эти цифры невелики, они значительно превосходят количество избираемых.

67

Choi'nska-Mika J. Sejmiki mazowieckie w dobie Waz'ow. Warszawa, 1998; Idem. Miedzy spolecze'nstwem szlacheckim a wladza. Warszawa, 2002.

Приведенные выше данные заставляют пересмотреть устоявшиеся представления, формированию которых способствовали настроенные против магнатов депутаты (а также отдельные работы историков), о том, что на выборы свозилась «масса» безземельной шляхты, которую магнаты поили, кормили и одаривали взамен за ее голоса. Писателем Хенриком Жевуским подобные сцены красочно представлены в произведении «Воспоминания Соплицы», однако, хотя подобные случаи и бывали 68 , они носили исключительный характер. Можно даже серьезно задуматься над тем, не распространялись ли подобные стереотипные представления специально с целью отвлечь внимание от реального количества участников сеймиков, как своего рода алиби для – если воспользоваться названием книги К. де Рюльера, написанной по заказу Людовика XVI, – «анархии в Польше». Действительно, зачем магнатам были нужны на сеймах и сеймиках шляхетские «массы», если у них было право liberum veto, позволявшее с помощью одного лишь голоса распустить собрание или отклонить решение?

68

Matuszewicz М. Pamietniki / Red. A. Pawi'nski. Warszawa, 1876. Мнение о многочисленной шляхетской черни, послушной воле продавшихся России магнатов, стало, как писал в 1791 г. А. Вавжецкий, крайне распространенным после открытия Чрезвычайного сейма в октябре 1767 г., на котором под давлением русского посла Репнина было решено отказаться от проведения реформ и восстановлен принцип liberum veto. Но это – легенда. Начиная с Барской конфедерации 1768 г., где свои позиции продемонстрировала бедная шляхта, известно, что она была далека от идеи сближения с Россией и ее позиция не зависела исключительно от позиции магнатов. См.: Rostworowski Е. Ilu bylo. S. 23.

Вместо того чтобы рассматривать существование шляхетского плебса, в т.ч. и его правовое положение, исключительно в связи с магнатскими кланами, представляется более важным рассмотреть его во взаимодействии с остальной землевладельческой шляхтой. Подобный анализ даст возможность расширить наши представления о происходящих в XVIII в. изменениях в области мышления и понять, почему для России в конце того же века стало полной неожиданностью столкновение с польской шляхтой с точки зрения ее специфики, отличий и количества.