Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)

Бовуа Даниэль

После такого вступления шли конкретные просьбы. В связи с тем что наступало время приведения в исполнение царского указа, изданного в начале царствования Александра I, согласно которому право голоса в дворянском собрании мог иметь дворянин, состоящий на государственной службе, польские шляхтичи, напуганные так же, как и русское дворянство, проявленной в этой связи решительностью М.М. Сперанского, писали, что в прежних польских губерниях таких людей очень мало, и просили, чтобы польские должности и звания – прежде всего, как мы видели, в судопроизводстве – были отражены в Табели о рангах. В этом направлении, подчеркивали они, до сих пор ничего не делалось. Авторы прошения делали вид, будто не знают, что польские должности и звания признавались в значительной степени за лицами, чье благородное происхождение бывало не всегда определенным, и что это могло бы подорвать целостность дворянского сословия империи. Они не хотели понять, что их стремление к интеграции всей шляхты каждый раз наталкивалось на эту преграду. Они что-то слышали об угрозах киевского губернатора относительно отмены выборности судей и местных заседателей, но не осознавали, что, прося сохранить прежний способ производства выборов, они тем самым попадали в неизбежное и безвыходное противоречие с уже существующим правом.

Еще более смелым и одновременно легкомысленным оказался третий пункт данного прошения. Волынские землевладельцы на основании многочисленных примеров указывали на то, что униатские приходские священники чинят препятствия колаторам 286 , жалуясь на них в высшие церковные инстанции, из которых жалобы передавались в государственные органы для подтверждения правоты священников. В связи с этим «граждане» не без наивности просили, чтобы духовенство направляло свои жалобы в органы действующего правосудия, официально признанного законом, т.е. в шляхетские суды.

286

В тексте используется это польское слово латинского происхождения. Речь идет о лице, внесшем средства на сооружение костела, или его потомке, являющемся владельцем имения, в котором находилась приходская церковь. Священника в такой храм можно было назначать лишь с согласия владельца поместья.

Фактически этот краткий абзац указывал на скрытую «битву за души», которая велась на селе за духовное и материальное господство над крестьянством. Эта тема на сегодняшний день практически не изучена, хотя заслуживает отдельной монографии. Значительное сокращение православных верующих на Правобережной Украине на протяжении XVIII в. в связи с переходом в унию – известный и достаточно хорошо, но поверхностно описанный факт 287 . Униатство не было глубоко прочувствовано и полностью воспринято крестьянством, именно этим объясняется его быстрое и масштабное возвращение в православие после присоединения украинских земель к Российской империи. Многие грекокатолические священники крестьянского происхождения легко поддались «деуниатизации», которая активно проводилась Россией и православным духовенством после 1793 г. Некоторые униаты продержались дольше, кое-где вплоть до времени общего принудительного возвращения в лоно православной церкви в 1839 г. Это были главным образом монахи-базилиане или униатские священники польского происхождения (на 1797 г. таких было 35 на 80 приходов Уманского уезда; 12 происходили из землевладельческих семей, а 23 – из мелкой шляхты). Униатские священники, перешедшие в православие, часто конфликтовали с польскими шляхтичами, в имениях которых располагались их приходы. Деды и прадеды этой шляхты, способствуя утверждению грекокатолической церкви, давали дарственные на земли униатским приходам, а их потомки не испытывали ни малейшего желания оставлять эти земли за православными священниками, служившими в этих приходах и уводящими украинских крепостных из-под польского влияния. Когда православные священники теряли надел, который считали своим, это приводило к напряженности, а иногда и к открытому проявлению ненависти. Священники жаловались царским чиновникам на плохое обращение со стороны польской шляхты 288 . Можно понять желание шляхты, чтобы именно шляхетские суды рассматривали подобные дела по-своему, удивляет лишь, что авторы прошения не догадывались, что Петербург не преминет воспользоваться возможностью решить этот вопрос в духе Панкратьева.

287

Коялович М. История воссоединения западнорусских униатов старых времен. СПб., 1873; Kolbuk W. Ko'scioly wschodnie w Rzeczypospolitej okolo 1772 roku. Struktury administracyjne. Lublin, 1998; Litak S. Ko'sci'ol laci'nski w Rzeczypospolitej okolo 1772 roku. Struktury administracyjne, Lublin 1996; Radwan M. Ko'sci'ol katolicki w archiwach Departamentu Wyzna'n Obcych rosyjskiego MSW. Repertorium. Lublin, 2001; Radwan M. Ko'sci'ol greckokatolicki w zaborze rosyjskim okolo 1803 roku. Lublin, 2003; Radwan M. Archiwa diecezji lucko-zytomierskiej. Repertorium. Lublin, 2003.

288

Кривошея І.І., Кривошея В.В. Дворянство Уманщини. С. 70 – 73 (приводится несколько примеров, проясняющих ситуацию). См. также: Смолій В.А. Возз’єднання Правобережної України. С. 84.

Девять последующих просьб были довольно сумбурными, за исключением одной, также тесно связанной с защитой и расширением привилегий. Российская империя могла бы привлечь аристократию на свою сторону, обеспечив ей уровень престижа, равнозначный тому, которым она обладала в Речи Посполитой, – и в связи с этим в пункте 4-м шла речь об уравнивании польских и российских должностей и наград. Самые богатые землевладельцы не боялись демонстрировать пренебрежение к исполнению заседательских функций в низших земских судах. Авторы прошения открыто заявляли, что требование владеть 25 душами или 8 дымами представлялось им завышенным, и вновь верноподданнически просили разрешить занимать эти должности безземельным шляхтичам, чье происхождение будет подтверждаться «оседлыми помещиками». Обращаясь с такой просьбой, они не осознавали, что такая позиция может пойти на пользу тем, кто хотел бы передать упомянутые должности государственным чиновникам (пункт 5). Достаточно частые постои российских войск в дворянских имениях создавали неудобства и наносили ущерб, поэтому «граждане» просили о его возмещении (пункт 6). Пункт 7 был якобы продиктован гуманными соображениями, однако не исключено, что в основе его лежали экономические интересы: авторы писали, что в тех случаях, когда призванные для несения двадцатипятилетней военной службы крестьяне-рекруты погибают, сведения об этом не поступают на места, а их вдовы не могут второй раз выйти замуж, из-за чего уменьшается количество населения в регионе. Поскольку военным властям было известно, из какого уезда происходили солдаты, авторы обращения просили регулярно посылать сообщение об их кончине.

В восьмом пункте авторы вновь возвращаются к теме судопроизводства с целью затормозить попытки контроля со стороны государства в связи с назначением государственных чиновников, вероятно исправников, и просят, чтобы этим чиновникам было отказано в праве принимать решения в судах во время рассмотрения дел «граждан», поскольку вся юриспруденция была основана на польском праве. Видимо, политическая атмосфера 1808 г. способствовала дерзкому поведению польской шляхты, ни во что не ставящей российские власти.

Далее высказывалось несколько пожеланий об уменьшении участия польской шляхты в общественных расходах, а также о сокращении запасов зерна, предназначенного для крестьян, к чему польских землевладельцев обязывал указ 1807 г. «Граждане» утверждали, что неурожай и военные действия помешали им в этом. Они просили растянуть планируемые поставки на три года, т.е. уменьшить количество зерна втрое. Кроме того, они обращались с просьбой о списании долгов дворянских собраний казенным палатам, а также о возможности контроля за распределением земских повинностей, которые шляхта должна была платить в казенные палаты (пункты 9 – 11). Прошение завершала дополнительная просьба относительно ведения судопроизводства, которое являлось стержнем и единственным реальным признаком административного престижа шляхты, хотя, несомненно, обременительным для нее. В связи с тем, что избирательные мандаты были действительными три года, на это время, как писали «граждане», избранным в состав губернского суда приходилось забрасывать свои домашние дела и нести в связи с публичной службой большие расходы в Житомире. Избрание двух представителей вместо одного для председательствования на судебных сессиях давало бы возможность, по мнению авторов, распределить обязанности на двоих.

Не меньший интерес представляет то, каким образом данные пожелания были восприняты в Петербурге. Сначала возникла проблема с представлением документа, которое свидетельствовало о возникшем недопонимании между шляхетским собранием и волынским губернатором М.И. Комбурлеем. Последний, не заметив улучшения отношения в столице к «польским губерниям», поступил в духе киевского коллеги. Он подверг прошение цензуре, ограничив количество просьб до четырех, а именно о соответствии давних польских должностей Табели о рангах, о праве избрания на должности безземельной шляхты, о возмещении за постой войска и об информировании солдатских вдов. Впрочем, недоверчивые «граждане» предусмотрели такой ход событий и послали один экземпляр непосредственно в Петербург, а Комбурлею отдали текст, в который «забыли» внести деликатные пункты 3 и 8. Губернатор узнал обо всем, однако уже от министра внутренних дел Алексея Куракина, который, заметив эти расхождения, поинтересовался, в чем дело 289 .

289

РГИА. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 20. Л. 12 – О передаче М.И. Комбурлеем министру иностранных дел прошения, ограниченного четырьмя пунктами от 15 августа 1808 г.; Л. 15 – Просьба А.Б. Куракина к М.И. Комбурлею о предоставлении объяснений от 15 сентября 1808 г.

Новоизбранный предводитель волынского дворянства Алоизий Гостинский получил два ответа на прошение: первый – краткий от Комбурлея, второй – с задержкой, но более полный – от Куракина 290 . Посчитав просьбы «не соответствующими установленному порядку», гражданский губернатор сначала прокомментировал пункт, касавшийся православных священников, которого не было в высланном ему прошении, чтобы показать, что его не так просто обмануть. Он, в частности, подчеркивал, что «помещики не могут и не должны обижаться следствиями, производимыми по просьбам священников», поскольку те имеют право на защиту, как и все другие; кроме того, согласно указу об организации губернии, церковные земли подлежат тому же праву, что и государственные. Затем он ответил лишь на заслуживающие ответа, по его мнению, пункты. В том, что касалось создания зерновых запасов, то срок и без того дважды переносился, поэтому губернатор не видел оснований для очередной отсрочки, тем более что урожаи двух последних лет были очень хорошими. «Граждане», по мнению губернатора, должны были осознавать, что в случае необходимости сами смогут воспользоваться этими запасами. Он не мог понять безразличного отношения шляхты к общественному благу. Кроме того, им не было обнаружено никаких долгов землевладельцев государственной казне, подлежащих упразднению. Уездных предводителей, по его мнению, всегда информировали о способе исполнения местных повинностей. Идея же распределить обязанности председателя суда между двумя лицами, чтобы они могли заниматься и личными делами, противоречила Закону и духу дворянства. Губернатор подчеркивал, что столь почетная обязанность свидетельствует об общем доверии, а потому он не видел причин, почему от нее следовало уклоняться. В заключении губернатор высказывал глубокое удивление в связи с недоверием к государственным чиновникам. Они были необходимы, по его мнению, для того, чтобы контролировать соблюдение законов, «ибо люди по поручительству помещиков не могут иметь, – он этого не скрывал, – надлежащего о сих должностях доверия».

290

Ibidem. Л. 16 – 21 – Ответ М.И. Комбурлея А. Гостинскому и А.Б. Куракину от 30 сентября 1808 г.; Л. 42 – 46 – Ответ А.Б. Куракина А. Гостинскому от 16 февраля 1809 г.

В отличие от резкого ответа волынского губернатора, министр юстиции после консультаций с военным министром и министром финансов и по согласованию с императором (а это был заключительный этап «медового месяца» Александра и Наполеона, поэтому к полякам еще относились учтиво) дал примерно такой же отрицательный ответ, хотя и сделал вид, что готов к диалогу с волынской шляхтой.

Лишь по двум пунктам прошения ответ можно считать удовлетворительным, хотя он был дан таким образом, чтобы сделать вид, что на принятие этих решений Волынское дворянское собрание никакого влияния не оказало. В первом случае речь шла об обязательном информировании солдатских вдов о смерти их мужей. Аракчеев нашел указ Сената за 1781 г., который обязывал к этому военные власти, на что и сослались в указе от 27 апреля 1809 г. 291 Была также удовлетворена просьба о возмещении убытков, причиняемых войском во время постоя: военные власти должны были выдавать помещикам расписки о нанесенном ущербе. Во всем остальном Александр I признал правоту своего гражданского губернатора, более того, даже подчеркнул, что желание сократить длительность мандата не делает чести дворянину: «…всякий дворянин с признательностью и удовольствием обязан исправлять службу дворянством на него возлагаемую и доказывающую общее к нему доверие сего сословия». Царь, конечно, не остановился на отличиях и преимуществах «службы», связанной с действующей в империи иерархией чинов, однако Куракин пообещал, что Сенат займется поиском соответствий между чинами и дворянскими обязанностями. И хотя вопрос так никогда и не был решен, ответ был дан в любезной форме.

291

Ibidem. Л. 59 – 60 – Царский указ был напечатан и разослан во все полки; Л. 62 – 63 – Аналогичный приказ военного министра А.А. Аракчеева всем губернаторам империи.

Кроме того, в ответе министерства в очередной раз содержался отказ в избрании лиц, не располагавших подтверждением своего благородного происхождения, на низшие полицейские должности, и это мотивировалось тем, что предоставление шляхте права подтверждать дворянское происхождение окажет вредное влияние на правосудие: такие судьи и заседатели будут зависеть от тех, кто подтвердит их принадлежность к шляхте. Неужели Куракину не было известно о случаях нарушения закона 1805 г. в ряде уездов? Как и Комбурлей, но значительно спокойнее министр призывал шляхту не обижаться на жалобы православного духовенства, которые отвечали законам Российской империи, – власти и впредь были намерены укреплять православие среди местных крестьян.