Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
Если еще можно понять князя Абамелика, который не был поляком и донес на балтского уездного предводителя шляхты Чарномского за то, что тот внес в список избирателей шляхту-голоту, а истинных шляхтичей, как указывал Абамелкин, вычеркнул, потому что они не были его приятелями, то как объяснить полное отсутствие шляхетской солидарности в Литинском уезде, где возник заговор против уездного предводителя шляхты Завроцкого, в котором участвовали такие помещики, как М. Липский, С. Радзейовский, граф Каспер Орловский и десятки других, покинувшие собрание в тот момент, когда маршалок предложил избрать безземельных шляхтичей? Правда, что в Могилев-Подольском уезде должность, на которую выдвигали чиншевика, не относилась к разряду второстепенных, речь шла о главе подкоморского суда? Князь Фридерик Любомирский, Феликс Бохенский и Леон Чайковский обратились к губернатору с протестом, заявив что «межевой суд по важности своей требует отличных дворян, пользующихся общей доверенностью». Стоит задуматься над тем, что скрывается за подобными доносами помещиков на безземельную шляхту, которую все-таки несмотря ни на что избрали; возможно, мы имеем дело с началом осознания того, что при назначении на должность следует руководствоваться критериями компетентности и образованности претендентов, а не господствующим до этого времени отбором согласно происхождению. Если это предположение верно, то защитники «отличных дворян» являли собой цвет консерватизма. В Ушицком уезде Станислав Стемповский и еще несколько лиц обжаловали избрание писарем Казимежа Ястшембского 319 ,
319
Известны следующие транскрипции фамилии Jastrzebski: Ястржембский, Ястжембский, Ястрембский, Ястржебский, Ястжебский и Ястребский. (Прим. пер.)
Вполне вероятно и то, что такой раскол внутри шляхетского собрания отражает недавнюю вражду между сторонниками Наполеона и Александра I. Почему в Ушицком уезде крупный помещик Юзеф Вележинский так настаивал на том, чтобы сообщить царским властям, что подкоморий Павел Липинский не представил доказательств благородного происхождения, а потому его нельзя было утвердить в должности, на которую он был избран? Кто объяснит, что именно подтолкнуло таких аристократов, как Еловицкий или Михал Собанский из Гайсинского уезда (в котором суд был общим и для Ольгопольского уезда из-за нехватки достаточного количества подтвердивших свое происхождение шляхтичей – с этой проблемой мы уже сталкивались в Киевской губернии), обратиться к вице-губернатору с просьбой признать недействительным избрание двух несчастных подсудков Каспера Прохоцкого и Тадеуша Чарнецкого под постоянно повторявшимся предлогом отсутствия у них земельной собственности? Оба крупных помещика подчеркивали, что во время прошлых выборов они уже доносили на этих людей, из чего можно сделать вывод о существовании большинства, их избравшего.
В конечном итоге эту лавину доносов, подобную «посполитому рушению», можно объяснять проявлением верноподданнической угодливости шляхты, которая чувствовала в отношении себя крайнюю подозрительность царских властей и пошла на такие меры ради того, чтобы после потрясений 1812 г. доказать свою преданность законам империи, веря, что только так она сможет защитить свое право принадлежности к элите. В Ямпольском уезде помещик Матеуш Добжанский донес на выбранного подкоморским судьей Северина Ярошинского, так как тот не достиг еще совершеннолетия, а также на судью Маевского, не имевшего за душой никакого состояния. Почти все доносчики просили о создании специальных комиссий для проверки бумаг, т.е. они больше не доверяли шляхетским собраниям в их традиционной форме и склонялись к признанию критериев оценки принадлежности к дворянству, существовавших в Российской империи. Этот раскол шляхты крайне важен. В то же время нужно принимать во внимание его относительность: ведь речь идет лишь о настроениях среди меньшинства – шляхты с правом голоса, настроенной легитимистски и добивавшейся сохранения своего исключительного положения 320 .
320
Ibidem. Л. 44, 55.
Эта волна доносов была словно благословение для вице-губернатора, умело ею воспользовавшегося (хоть Сен-При также был ультрароялистом, но во всех тонкостях российско-польских отношений разобраться не мог). Вице-губернатор составил в виде таблицы список всех подозреваемых, в общей сложности 214 лиц, оказавшихся в выборных списках вопреки указу от 3 марта 1805 г. Затем он расписал их по уездам, тщательным образом указав фамилии, имена, количество голосов за и против, полученных на последних выборах, а также причины, по которым их избрание следует признать недействительным. Он отослал таблицу и отчет в Сенат, а сам, не дожидаясь реакции, продолжил ковать железо, пока горячо. Исполнение должностных обязанностей всеми подозреваемыми было приостановлено, их должности временно замещали те, кого избирали на предыдущих выборах (как будто их избрание прошло без сучка без задоринки), а новый губернский предводитель шляхты и председатель земского суда, к которым присоединился начальник государственной полиции, советник Короленко, возглавили чрезвычайную комиссию с целью проверки шляхетских реестров 321 .
321
Ibidem. Л. 56 – 63 – Обобщающая таблица.
Отдельная комиссия была создана по Литинскому уезду, который вице-губернатор представил как пример особого беспорядка. Ему очень хотелось доказать, что здесь, где располагалось одно из крупных имений князя Адама Ежи Чарторыйского – Старая Синява – с 7571 крепостным, дела шли куда бы лучше, если бы князь время от времени заглядывал в свое имение вместо того, чтобы сидеть в Варшаве или носиться по всей Европе и только получать с имения доход. Литинская комиссия поставила себе целью доказать, что значительная часть земель, считавшихся условными владениями, в действительности была продана или что там, напротив, множились фальшивые дарственные, что немало операций с недвижимостью никогда не декларировалось для уплаты налога, а во многих неразделенных имениях все совладельцы заявляли в качестве своей собственности одних и тех же крестьян как доказательство своей принадлежности к шляхте. Проверялись налоговые книги и бумаги, представленные в казенные палаты с целью установления достоверности дохода в 150 рублей (необходимый минимум для получения права голоса). Иными словами, в масштабе этого уезда была осуществлена проверка земельных собственников, подобная той, которую Бибиков будет проводить в 1839 г. по всей шляхте во всех трех губерниях 322 .
322
Ibidem. Л. 65 – 94 – Список дворян Литинского уезда и их права быть внесенными в книгу избирателей.
Одновременно с этим подобный отчет для Сената подготовил и генерал А.Н. Бахметьев. В нем подчеркивалась необходимость проведения тщательного расследования в Балтском уезде, доверив его «благонадежным чиновникам». Бахметьев обращал внимание на незначительное количество шляхты, подтвердившей свое происхождение, в списке тех, кто получал право голоса, и напомнил, что на всех предыдущих выборах голосовали шляхтичи, получившие право голоса вопреки указу от 3 марта 1805 г. Значительное место в отчете генерал отводил описанию коварства «полу-дворян», которые, «желая воспользоваться должностями, изыскивали средства к внесению себя в дворянские книги под разными предлогами», и приводил примеры используемых ими уловок. Одни договаривались с богатыми помещиками о фиктивной продаже земли и получении восьми дымов, хотя бы в вечное пользование. По мнению генерала, такие бумаги были недействительны. Другие заявляли, что одолжили деньги и пользовались ипотекой, которая якобы случайно состояла из восьми дымов, или хвастались вымышленными дарственными. «Хотя впрочем совершенно известно, – заключал генерал, – что дворяне сии, в самом деле ни имения не купили, ни сумм под заклад не давали, ни пожизненных записей не получили, но произошло всё сие на одной только бумаге по согласию с помещиками». Поскольку представленные генералом факты носили, скорее всего, достоверный характер, это делает правдоподобной гипотезу о существовании шляхетской солидарности не только между крупными и мелкими помещиками, но и даже между помещиками и безземельной шляхтой. Предлагая провести в Литинском и Балтском уездах перевыборы, генерал не имел иллюзий относительно других уездов и считал, что эти два примера являются основанием для того, чтобы в остальных уездах оставить на выборных должностях тех, кто был избран на предыдущих выборах.
8 марта 1815 г., после консультации с императором 11 февраля 1815 г., Сенат подтвердил повсеместную отмену выборов 1814 г. в Подольской губернии и оставил на выборных должностях тех, кто получил голоса на выборах 1811 г., приказав провести переизбрание в Балтском уезде. Новый министр внутренних дел Осип Козодавлев обратился 15 марта в Сенат с предложением провести такие же перевыборы и в Литинском уезде, представив также обширный анализ законодательного обоснования выборов.
Он уточнил, что на должностях, полученных в результате выборов 1811 г., могут быть оставлены лишь те лица, избрание которых полностью соответствует закону, а в ответе Бахметьеву он добавил, что в случае недостатка шляхтичей для исполнения судебных функций можно привлечь людей из губернского правления, а если и в этом случае людей будет не хватать, то следует обратиться к чиновникам Герольдии 323 . И хотя дело не дошло до непосредственного привлечения петербургских чиновников для участия в «автономном» шляхетском управлении, эта угроза сыграла свою роль и подготовила почву для будущих действий.
323
Ibidem. Л. 26 – 29 – Указ Сената подольскому губернатору от 8 марта 1815 г.; Л. 18 – 23 – Доклад министра внутренних дел для Сената от 15 марта 1815 г.; Л. 109 – 119 – Новый указ Сената подольскому губернатору от 10 мая 1815 г.
Дальнейшего хода это дело не получило и в ноябре 1815 г. было отложено. Однако подольские выборы еще долгое время будут оставаться, как мы еще увидим, предметом особого внимания властей.
В связи с этим делом стоит также вспомнить еще об одном эпизоде. В сентябре 1815 г., согласно сообщению командующего подольскими войсками, мелкие шляхтичи попытались отстоять те скромные места, которые они получили на выборах в Литинском уезде. Многие из них не имели никакого представления о российских законах и заявляли о законности своего избрания. Они соглашались, что не имеют достаточного количества земли, но утверждали, что платят налог со 150 рублей дохода. Больше всего удивляет их убежденность в том, что они «служат» – при том, что они не понимали, какой смысл вкладывался в это слово государственными органами. Некоторые писали, что во время войны несли службу на местах или за рубежом, не уточняя, на чьей стороне! Для них служба ассоциировалась с выполнением поручений или небольших хозяйственных обязанностей, именно этим была заполнена их жизнь, связанная с крупными помещичьими имениями. Они говорили, что принимали участие – видимо, в качестве экономов или управляющих – в наборе рекрутов, поставляли скот для армии и т.п. Находясь в растерянности, они обвиняли авторов доносов, которые фактически вытеснили их из шляхетского сословия. Винили, к примеру, нового предводителя Щенявского, который полностью зависел от крупного землевладельца Липского, или члена ревизионной комиссии Бжозовского, который был свояком графа Орловского 324 … И это действительно была правда; таким образом, польская аристократия пыталась предстать перед царской властью в качестве истинных защитников /»настоящей» шляхты.
324
Ibidem. Л. 131 – 145 – Отчет военного губернатора Сенату от 29 сентября 1815 г.
В Волынской губернии в окружении губернатора и сенатора М.И. Комбурлея также с большим недоверием относились к польской шляхте, шляхетским собраниям и судам, однако это не имело каких-либо последствий, поскольку Комбурлей и его заместитель О.Д. Хрущев, который оказался замешанным в крупном деле о взяточничестве, были вынуждены оставить занимаемые должности в конце 1815 г. После этого в губернии какое-то время был период безвластия, которым не преминула воспользоваться местная шляхта, чтобы заявить о себе во всеуслышание. Сначала губернию недолго возглавлял Сен-При, затем ее временно доверили двум полякам: председателю 2-го департамента Житомирского суда Домбровскому и генералу Станиславу Потоцкому, потом – сенатору Ф.Ф. Сиверсу, который прибыл туда для проведения расследования, и, наконец, в период с 13 апреля 1816 г. по 1824 г. Волынь в первый раз возглавил губернатор-поляк, граф Б. Гижицкий, тесно связанный с царской властью: он имел звание генерал-майора российской армии и был зятем богатого помещика графа Илинского, губернского предводителя шляхты в 1816 – 1817 гг., в свое время дружившего с Павлом I. Если добавить к этому, что после смерти в 1813 г. графа Т. Чацкого его место инспектора школ Правобережной Украины занял беспокойный граф Филипп Плятер, то мы сможем почувствовать разницу в положении между Волынью и Подольем и понять милость Петербурга к верхушке волынской шляхты.
Это неожиданное выдвижение на должности поляков, которому способствовала общая благоприятная атмосфера и общая амнистия 30 августа 1814 г., заставило негодовать сторонников «истинно русской» политики. Такие друзья Комбурлея, как графиня Старожилова, даже тайком расспрашивали путешественников о состоянии умов и хотели узнать подробности об отставке Комбурлея, причину которой они видели в польском заговоре. Статский советник Опытов охотно подтверждал эти предположения в письме из Вены, написанном в июле 1818 г., т.е. как раз тогда, когда русское консервативное общество было шокировано речью императора в Варшаве, где вновь шла речь об объединении «прежних польских губерний» с Царством Польским. Свидетельства этого путешественника интересны тем, что они во многом откровеннее официальных отчетов представляют стереотипы, подпитывавшие определенное общественное мнение, выразителями которого были, к примеру, Шишков и Карамзин, мнение по сути своей националистическое (даже если на тот момент такого понятия еще не существовало) 325 . Опытов рассказывает в письме, что по дороге в Вену он останавливался в Бердичеве, Житомире, Дубне и Радзивилове, «чтобы, разведав о бывшей на Волыни в 1815 и 1816 годах революции, доставить Вам обстоятельное сведение, каким образом сей моральный переворот обратился на пагубу толикого числа невинных людей, а в том числе и Ваших родственников». Автор письма углубляется в историю, чтобы показать, что Волынь всегда была краем изменников: это в Овруцкой земле убили князя Олега, в Кременце Лжедмитрий I принял монашеский постриг, а затем при поддержке польских бояр «взбунтовался против нашей Отчизны»; в Остроге же сохранилась церковь, где он вступил в брак с Мариной Мнишек. В Новогроде и Староконстантинове, сообщал далее Опытов, польские землевладельцы доверили православные храмы «жидам». Во время гайдамацкого бунта в Житомире в 1768 г. было убито 10 тыс. крестьян, «грекороссийского исповедания единоверцев наших», а в Луцке и Владимире «при последнем издыхании Польши» комитеты повстанцев уничтожали разносчиков газет, торговцев и православных священников. Автор письма указывал на то, как вели себя местные жители во время войн в 1798, 1799, 1806, 1807, 1809 и 1812 гг. и какое количество своих детей они послали в Княжество Варшавское «единственно для поднятия оружия противу Русских». Автор письма подчеркивает, что нет ни одной семьи, где не оплакивали бы или не носили траур по детям, братьям или родственникам, «погибшим в сражениях противу России», а после амнистии беглецы, не зная стыда, возвращались к своим семьям, готовые совершить новые преступления…
325
РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 344. Л. 1 – 4 – Письмо статского советника Опытова графине Старожиловой, июль 1818 г., неоконченная копия, коллекция И.И. Кушневского.