Гордость и предубеждение (др. перевод)

Остин Джейн

Осмотрев всю ту часть дома, которая была открытой для гостей, они спустились вниз и после прощания с экономкой были передоверены садовнику, который ждал их у входа в зал.

Когда они шли через лужайку к реке, Элизабет повернулась, чтобы снова посмотреть на дом; ее дядя и тетя тоже остановились, и пока первая терялась в догадках относительно возраста здания, с дороги, ведущей позади него к конюшням, появился сам его хозяин.

Их разделяли двадцать ярдов, и появление мистера Дарси было настолько неожиданным, что Элизабет не успела избежать его взгляда. В тот же миг их глаза встретились, а их щеки густо покраснели. Он вздрогнул и на мгновение замер от удивления, но, быстро оправившись, стал приближаться к компании и обратился к Элизабет – возможно, с небезупречным равнодушием, зато с безупречной вежливостью.

Она уже инстинктивно отвернулась, но остановилась при его приближении и выслушала вежливое приветствие со смущением, которое не могла преодолеть. Если первого появления мистера Дарси или его сходства с только увиденными портретами

для спутников Элизы было недостаточно, чтобы убедиться, что это именно он и был, то это подтвердилось удивлением, которое появилось на лице садовника, когда тот увидел своего хозяина. Гардинеры стояли чуть поодаль, когда мистер Дарси разговаривал с их племянницей, которая от удивления и смущения не могла поднять на него глаза; поэтому они не слышали ответы на вежливые расспросы о здоровье ее семьи. Элизабет была поражена переменой его манер, которая произошла с тех пор, как они виделись в последний раз, ее неловкость росла с каждым его словом; ей не давала покоя мысль о неуместности появления здесь, поэтому те несколько минут, которые они провели вместе, были самыми трогательными минутами ее жизни. Мистер Дарси, казалось, был взволнован не меньше ее, его голосу явно не хватало привычной солидности; и он продолжал расспрашивать Элизабет о времени ее отъезда из Лонгберна так часто и так поспешно, что видно было – он просто пытается отвлечься от других мыслей и совсем других вопросов.

Наконец мистер Дарси замолчал, явно не зная, о чем говорить дальше. Помолчав так мгновение, он овладел собой, быстро попрощался и ушел.

После этого ее спутники присоединились к ней и выразили свое восхищение его прекрасной фигурой, но Элизабет уже ничего не слышала и молча шла за ними, поглощенная собственными чувствами. Стыд и раздражение переполняли ее. Как глупо и опрометчиво поступила она, приехав сюда. Каким странным показался, наверное, мистеру Дарси ее приезд! Ему могло показаться, что она сделала это нарочно! О, зачем она приехала сюда?! Почему он вернулся на день раньше?! Если бы только они ушли на десять минут раньше, то он уже не смог бы их увидеть, потому что видно было, что он только что приехал, только встал с лошади или выбрался из кареты. Неуместность этой встречи снова и снова заставляла ее густо краснеть. А его поведение настолько поразительно изменилось, – что бы это могло значить? Удивительно, что он вообще заговорил с ней – с такой учтивостью, да еще и о ее семье спрашивал! Никогда в жизни не видела она, чтобы в его манерах было так мало важности, еще никогда не говорил он с ней с такой нежностью, как во время этой неожиданной встречи. Какой разительный контраст представляло все это в его манерах во время их последней встречи в Розингсе, когда он вручал ей свое письмо! Элизабет не знала, что и думать и как все это объяснить.

Они вышли на прекрасную аллею, которая тянулась вдоль реки, каждый шаг открывал перед ними то живописную кручу, то замечательную панораму леса, к которому они приближались; но прошло некоторое время, прежде чем Элизабет возобновила способность все это осознавать. Она механически отвечала на обращения дядюшки и тетушки и даже пыталась поглядывать туда, куда они указывали, и не замечала почти ничего. Все ее мысли сосредоточились на той части Пемберли-Хауса – какой бы она ни была, – в которой мог находиться мистер Дарси. Ей очень хотелось знать, что сейчас происходит в его душе, что он о ней думает и любит ли он ее так же, как и раньше, – несмотря на все, что произошло. Возможно, он проявил вежливость потому, что чувствовал себя непринужденно, однако слышалось в его голосе что-то такое, что не было похожим на непринужденность. Ей трудно было сказать – болезненно или приятно было ему видеть ее, но она знала наверняка, что равнодушия он не испытывал.

Однако вскоре замечания спутников Элизабет относительно ее невнимательности привели ее в чувства, и она, наконец, осознала необходимость выглядеть более похожей на саму себя.

Они вошли в лес и, на некоторое время распрощавшись с рекой, поднялись на какое-то возвышение, где промежутки между деревьями позволяли видеть многочисленные живописные пейзажи долины, местами – ручьи, а также холмы напротив, многие из которых были покрыты лесом. Мистер Гардинер пожелал обойти вокруг всего парка, но тут же выразил опасения, что пешком сделать это вряд ли удастся. С ликующей улыбкой садовник сообщил им, что периметр парка составляет десять миль. На этом вопрос был закрыт, и они двинулись дальше по привычному маршруту, который со временем снова вывел – через лесистый крутой склон – к берегу реки на одном из узких ее участков. Компания пересекла ее по незатейливому мостику, сделанному в тон окружающему пейзажу. Это место выглядело не таким захватывающим, как те, где они уже успели побывать. Здесь долина «сжималась», превращаясь в овраг, в котором хватало места только для реки и узкой аллеи среди кустарников. Элизабет захотелось исследовать потайные уголки этой аллеи, однако когда они перешли через мостик и прикинули расстояние до дома, то миссис Гардинер, с которой ходок был не слишком хороший, дальше идти не смогла и думала лишь о том, чтобы как можно скорее вернуться к карете. Поэтому ее племяннице пришлось покориться, и они отправились к дому кратчайшим путем с противоположной стороны реки; но продвигались медленно, потому что мистер Гардинер очень любил рыбалку (хотя лишь изредка имел возможность удовлетворить эту свою страсть) и так увлекся наблюдением за форелью, которая время

от времени шастала в воде, и разговорами с садовником об этой рыбе, что почти стоял на месте. Вот так они медленно двигались, пока опять не были крайне удивлены – а Элизабет не менее, чем в первый раз – появлением недалеко от них мистера Дарси, который шел им навстречу. С этой стороны реки аллея была менее затененной, чем с противоположной, именно поэтому они и смогли увидеть его еще до того, как он успел к ним подойти. На мгновение Элизабет показалось, что он пойдет по какой-то другой дорожке. Эта мысль не покидала ее, пока поворот аллеи скрывал его от их взглядов, но не успели они пройти этот поворот, как мистер Дарси вырос прямо перед ними. Она сразу же заметила, что он не потерял своей недавней вежливости; поэтому в ответ на его вежливость Элизабет начала выражать свой восторг красотами местности, но не успели слова «прекрасный» и «захватывающий» слететь из ее уст, как неожиданно в голову ей пришли неприятные воспоминания – она испугалась, что ее похвалу в адрес Пемберли могут неправильно понять, и, покраснев, замолчала.

Миссис Гардинер стояла чуть позади, поэтому, когда Элизабет сделала паузу, он спросил, не окажет ли она честь представить его своим друзьям. К такому проявлению вежливости Элизабет была явно не готова; она еле удержалась, чтобы не улыбнуться тому, что теперь он стремился быть представленным некоторым из тех людей, против которых не так давно восстала его гордость, и именно ей предлагал это сделать. «Каким же будет его удивление, – подумала Элизабет, – когда узнает, кем они являются на самом деле! А сейчас он, видимо, принимает их за очень важных персон».

Однако представление состоялось – и безотлагательно; а когда Элизабет сказала, что это – ее родственники, то быстро бросила на мистера Дарси хитрый взгляд, чтобы увидеть, какое впечатление это на него произведет; она не исключала возможности, что он тут же бросится наутек от таких недостойных спутников. Было видно, что это сообщение вызвало у него большое удивление, которое, однако, он выдержал с честью и не только не удалился, но пошел вместе с ними домой, разговаривая с мистером Гардинером. Элизабет не могла не испытывать удовольствие, не могла не торжествовать. Ее утешало, что теперь мистер Дарси знал, что она имеет таких родственников, за которых не приходилось краснеть. Очень внимательно прислушивалась она ко всему, о чем они говорили, и приходила в восторг от каждого выражения, каждого предложения, сказанного ее дядюшкой, потому что они свидетельствовали о его уме, вкусе и хороших манерах.

Вскоре разговор коснулся рыбалки, и Элизабет услышала, как мистер Дарси очень вежливо пригласил дядюшку к себе рыбачить, сколько ему заблагорассудится, пока он будет в их краях, одновременно предложив ему рыболовные снасти и указав на те участки реки, где обычно рыба клюет лучше. Миссис Гардинер, которая шла рука об руку с Элизабет, посмотрела на нее глазами, полными удивления. Элизабет не сказала ничего, но была рада этому чрезвычайно и восприняла комплимент как должное. Однако ее удивлению не было предела, и она постоянно повторяла: «Почему он так изменился? Что послужило причиной? Вряд ли это произошло из-за меня, не могли его манеры смягчиться мне в угоду. Мои упреки в Гансфорде не могли привести к такой значительной перемене. Не может быть, чтобы он до сих пор меня любил».

Вот так они и шли некоторое время: две женщины впереди, двое мужчин – позади. Потом все общество спустилось к воде, чтобы лучше присмотреться к какой-то причудливой водоросли, а когда они возвращались на тропу, то произошла небольшая смена их позиций. К этим переменам привела миссис Гардинер, которая, устав от утренней прогулки, признала руку Элизабет недостаточно надежной опорой и поэтому выразила желание держаться за руку своего мужа. Поэтому мистер Дарси занял место возле ее племянницы, и дальше они пошли вместе. После непродолжительной паузы первой заговорила девушка. Элизабет хотела дать ему понять, что перед тем, как поехать в имение, она получила заверения в его отсутствии, и поэтому начала разговор с замечания о полной неожиданности его приезда – «потому что ваша экономка, – добавила она, – сообщила нам, что вы вернетесь только завтра, и вообще – перед тем, как мы уехали из Бейквела, мы убедились, что ваше возвращение в ближайшее время не ожидается». Мистер Дарси подтвердил правдивость всего сказанного и добавил, что неотложные дела, о которых сообщил ему управляющий, заставили его уехать на несколько часов раньше общества, с которым он путешествовал. «Они присоединятся ко мне рано утром завтра, – продолжил он, – и среди них есть некоторые, которых вы непременно узнаете, – это мистер Бингли и его сестры».

В ответ Элизабет лишь слегка поклонилась. Мысленно она мгновенно вернулась в то время, когда имя мистера Бингли упоминалось между ними в последний раз, и, насколько она могла судить по выражению лица мистера Дарси, его мысли ненамного отличались от ее мыслей.

– В компании есть еще один человек, – продолжил он после паузы, – которому очень хотелось бы с вами познакомиться. Вы позволите мне представить вам свою сестру во время вашего пребывания в Лэмбтоне? Или я хочу слишком много?

Огромным было удивление Элизы, вызванное такой просьбой; настолько большим, что она и не заметила, как дала согласие. Она сразу же поняла, что любое желание мисс Дарси познакомиться с ней было, бесспорно, следствием усилий, прилагаемых ее братом; каковы бы ни были его мотивы, все равно это было хорошо. Приятно было, что возмущение ее отказом не заставило мистера Дарси думать о ней плохо.