Гордость и предубеждение (др. перевод)

Остин Джейн

– Ну, во-первых, нет твердых доказательств, что они не поехали в Шотландию.

– Да? А что вы скажете на то, что они с фаэтона пересели в наемный экипаж? К тому же, их нигде не видели на Барнетской дороге.

– Ладно, допустим, что сейчас они в Лондоне. Они отправились туда для того, чтобы затеряться среди людей – и больше ни для чего. Вряд ли у кого-то из них есть немалая сумма денег, и вскоре они поймут, что им дешевле будет жениться в Лондоне, а не в Шотландии, хотя не так быстро, как там.

– Но зачем им вся эта таинственность? Почему они боятся быть замеченными? И с какой стати им надо жениться тайком? Нет, нет, все это не так. По словам Джейн, даже его хороший приятель

убежден, что тот не собирается на ней жениться. Викхем никогда не возьмет себе в жены девушку без приданого. Он просто не сможет ее содержать. А какими прелестями обладает Лидия, кроме молодости, здоровья и веселого нрава, которые заставили бы его ради нее отказаться от выгодной партии? Что касается опасений относительно позора среди однополчан, к которому приведет его бегство, то я не могу судить, потому что не знакома с последствиями такого поступка. А относительно второго вашего аргумента, то он, по моему мнению, является слабым. У Лидии нет братьев, которые могли бы ее защитить; а на основании поведения моего отца, его нечувствительности и безразличия ко всему, что происходит в семье, Викхем имел полное право сделать вывод, что он будет вмешиваться в это дело так же мало, как любой иной отец в таких обстоятельствах.

– И ты думаешь, что Лидия настолько потеряла голову от любви к нему, что готова жить с ним на любых других принципах, кроме супружеских?

– Кажется, что так оно и есть, и именно это обстоятельство является наиболее неприятным, – со слезами на глазах ответила Элизабет. – Наличие у моей сестры чувства достоинства и добропорядочности в этом вопросе вызывает большие сомнения. Не знаю даже, что и сказать. Возможно, я несправедлива к ней. Но она еще так молода! Ее никогда не учили задумываться над серьезными вещами, а последние полгода… да где там – круглый год! – ее вообще бросили на произвол судьбы, и она только и делала, что развлекалась и давала волю своему тщеславию. Ей разрешили крайне беспечно транжирить свое драгоценное время и поддаваться чужому влиянию. С тех пор, как Н-ский полк расквартировался в Меритоне, ее голова была забита любовью, офицерами и флиртом. Она только и делала, что думала и говорила на эту тему, тем самым – как бы это лучше сказать? – еще больше возбуждая свою чувствительность, и без того сильную от природы. К тому же, всем нам известно, что Викхем и своей внешностью, и речью умеет привлечь к себе женщину.

– Но, как видишь, – сказала ее тетя, – Джейн не думает так плохо о Викхеме и поэтому не считает его способным на недостойный поступок.

– А о ком Джейн думала плохо вообще? Она бы ни о ком такое не подумала – несмотря на их предыдущее поведение, – разве что только тогда, когда кто-то действительно бы так поступил. Но Джейн знает так же хорошо, как и я, кто такой Викхем на самом деле. Мы обе знаем, что он развратник в полном смысле этого слова. Что у него нет ни совести, ни чести. Что он лживый интриган.

– И ты все это знаешь точно? – воскликнула миссис Гардинер, живо заинтересовавшись происхождением таких сведений.

– Да, точно, – ответила Элизабет и покраснела. – Как-то я рассказывала вам о его позорном поведении относительно мистера Дарси, да вы и сами, когда последний раз были в Лонгберне, слышали, каким тоном он говорил о человеке, который проявил к нему столько снисхождения и щедрости. Кроме того, существуют другие обстоятельства, о которых я не вольна… о которых сейчас не стоит говорить; и я могу с уверенностью сказать, что вся его болтовня о пемберлийской семье – сплошная ложь. На основании того, что он рассказал мне о мисс Дарси, я готова была встретить надменную, высокомерную и неприятную девушку. Однако он сам прекрасно знал, что это не так.

Он не мог не знать, что мисс Дарси – девушка приятная и скромная, какой она перед нами и предстала.

– И Лидия об этом ничего не знает? Неужели ей не известно то, о чем вы с Джейн знаете так хорошо?

– Конечно! И это – самое худшее. Пока я не побывала в Кенте и не получила возможность много пообщаться как с мистером Дарси, так и с его родственником, полковником Фитцвильямом, я сама не знала правды. А когда я вернулась домой, то Н-ский полк должен был покинуть Меритон через неделю или две. А раз так, то ни я, ни Джейн, которой я все рассказала, не посчитали нужным разглашать эти сведения широкой общественности, потому что толку было бы кому-то от того, если бы мы разрушили ту хорошую репутацию, которую он имел среди всех жителей в округе? И даже тогда, когда решили, что Лидия поедет с миссис Форстер, мне никогда даже в голову не приходила необходимость раскрыть ей глаза на его истинный характер. Я никогда не могла подумать, что ей может грозить хоть какая-то опасность быть обманутой. Поверьте мне – о таких последствиях я даже не думала.

– И когда они поехали в Брайтон, у тебя, думаю, не было причины считать, что они нравятся друг другу?

– Ни малейшей. Я не могу вспомнить ни одного признака симпатии с каждой стороны. Если бы что-то подобное намечалось, то можете не сомневаться – в такой семье, как наша, на это непременно обратили бы внимание. Когда он только поступил в милицейские войска, Лидия была готова восхищаться им, но это касалось всех нас. В течение первых двух месяцев каждая девушка в Меритоне или в его окрестностях буквально бредила им, но он никогда не уделял Лидии какого-то особого внимания, поэтому после достаточно непродолжительного периода просто-таки сумасшедшего восхищения ее влюбленность ослабла, а ее фаворитами стали другие военные, которые больше на нее обращали внимания.

Нетрудно догадаться, что как бы мало новизны их опасениям, надеждам и догадкам относительно такой интересной темы ни придавало повторное ее обсуждение, в течение всего путешествия никакая другая тема так и не смогла надолго завладеть их вниманием. У Элизабет она вообще не выходила из головы. Задержавшись на ней благодаря худшему из страданий – упрекам совести, она не могла расслабиться или забыться ни на минуту.

Они старались путешествовать как можно скорее; и, проведя одну ночь в пути, добрались в Лонгберн к обеду следующего дня. Элизабет приятно было думать, что Джейн не пришлось их долго ждать.

Когда они прошли ограждение, маленькие Гардинеры, привлеченные видом фаэтона, вышли на ступени здания; а когда экипаж подъехал к двери, то радостное удивление, которым засветились лица детей и от которого они запрыгали и начали чудить, стал истинным свидетельством желательности их приезда.

Элизабет выскочила из экипажа, быстро поцеловала каждого ребенка и поспешила в вестибюль, где ее тут же встретила Джейн, которая сбежала вниз, выскочив из комнаты матери.

Со слезами на глазах они нежно обнялись, и Элизабет, не теряя времени, тут же спросила, не было ли каких-то новостей о беглецах.

– Пока еще не было, – ответила Джейн. – Но теперь, когда приехал мой дорогой дядя, я надеюсь, что все будет хорошо.

– А наш отец сейчас в Лондоне?

– Да, он поехал туда во вторник, как я тебе и писала.

– И часто от него приходят какие-то сведения?

– Лишь однажды. Он написал мне несколько строк в среду, сообщил, что добрался туда благополучно, и дал мне некоторые указания – на чем я особенно подчеркивала перед его отъездом. Затем он просто добавил, что больше не будет писать, пока не будет каких-то действительно важных новостей.