Гордость Карфагена
Шрифт:
Более всего в этом зрелище юного Баркида впечатляло молчание — ужасное, неземное и полное безмолвие надвигавшейся армии. Римские воины не произносили ни слова. Они не пели, не передавали приказы, не выкрикивали гневные проклятия. С их губ не срывалось ни звука. Воздух наполняли только ритмичная поступь и стук мечей по щитам. В этом шуме отсутствовали какие-либо эмоции. Он был механическим и пугающим, как лязг неминуемой смерти. Отряды карфагенской армии кричали и пели, доводя себя до ярости и изгоняя страх утробным ревом. Галлы создавали страшный шум своими трубами. Над их рядами покачивались шесты с насаженными головами диких зверей. Их свирепая какофония тоже действовала на нервы, но ответное молчание производило больший эффект. Карфагенская армия как бы наносила удар и промахивалась, поражая только воздух. Если римляне и чувствовали страх, то не подавали виду, а воинам Ганнибала оставалось лишь кричать еще громче.
Магон знал, что должно было случиться дальше, но происшедшее шокировало его до глубины души. Легионеры авангарда — по какому-то сигналу, известному только им — одновременно подняли пилумы4 вверх и метнули их в одно мгновение. Две-три тысячи снарядов взлетели в воздух. Несколько сотен карфагенских солдат упали наземь, извиваясь, крича от боли или навеки закрывая глаза. Со своей позиции Магон увидел, как копейщики отступили назад и исчезли за щитами пехотинцев.
— Все идет по плану, — сказал Ганнибал. — Сейчас будет вторая волна. А за ней третья. Стандартная схема, через которую нам придется пройти. Прежде мы побеждали римлян, используя их глупость. Теперь же нам предстоит сразиться с ними по их правилам. Но я все учел. Отправляйся к своим отрядам и помни все, чему я учил тебя. Поспеши, брат! Не забывай о чести нашей семьи!
Ганнибал спешился и присоединился к своим лейтенантам, вестовым и охранникам, окружавшим его во время битвы. Вместе с этой свитой он направился через ряды солдат по проходу, специально оставленному для него. Магон услышал, как его окликнул один из офицеров. Ему тоже нужно было следовать к отрядам галлов. Он спрыгнул с коня, передал поводья оруженосцу и присоединился к небольшой группе людей, оберегавших его жизнь. Сделав первый шаг, он вдруг почувствовал, как земля под ним вздрогнула и переместилась под ногами. Магон остановился и отринул прочь проходящее время. Он перестал испытывать желания и думать о грядущем. Молодой генерал шагнул в настоящее и ощутил прилив энергии, который увлек его вперед. Он был готов к сражению. Он стремился в бой, ибо знал, что божественные силы, игравшие миром, сошлись друг с другом в жарком споре. Магон шел по проходу позади лейтенантов и с каждым шагом превращался в бесстрашного воина. Ведь прежде всего он был Баркидом.
Два конных отряда — один нумидийский и второй, составленный из карфагенян, иберийцев и галлов, — заняли позиции на флангах армии. Приказ генералов был ясен. Атаковать римскую кавалерию. Уничтожить ее быстро и жестоко. Разобраться с ней в первые мгновения сражейия, а затем ударами с флангов раздробить римскую пехоту на части. От действий конницы зависела вся стратегия Ганнибала. Но помимо основной линии действий он задумал также несколько хитростей, которые могли привести врага в замешательство. Вот почему Туссело и четыреста других нумидийцев отправились на особое задание. Они понимали, что опасность этой авантюры превосходила риск прямого сражения. Здесь требовалась не только воинская удаль, но и хитрость. Они сами выбрали для себя оружие. Каждый из них спрятал под туникой второй меч, завернутый в тряпки, чтобы не поранить тело острым клинком.
Они мчались в кильватере нумидийской конницы, достаточно широком, чтобы сохранять большие дистанции. Их огромный вопящий отряд, приближаясь в галопе к врагу, успел метнуть три залпа дротиков. Когда они столкнулись с противником, многие римляне уже упали с коней, сраженные холодным железом, а затем затоптанные копытами животных. Сотни лошадей кружились и метались в смущении, потеряв своих седоков. Туссело увидел, как Махарбал вонзил меч в бок римлянина, тут же выдернул другой рукой копье из бедра второго легионера и почти без замаха воткнул его в горло третьего всадника. Он приподнял наконечник вверх, затем потянул на себя, и раненый римлянин в отчаянии схватил древко двумя руками. Он попытался удержать его на месте, но легкий рывок порвал артерию. Кровь хлынула изо рта и забрызгала его лицо. Махарбал вырвал копье и помчался к новой жертве, даже не посмотрев на падавшего с коня кавалериста.
Чуть позже Туссело потерял капитана из виду, однако его место заняли другие африканцы. Они сражались сходным образом — особый стиль боя. Со стороны они казались легкой целью — почти без доспехов, с небольшими щитами, без седел, гарантировавших прочную посадку на спинах коней. И, тем не менее, нумидийцы двигались бесстрашно и молниеносно. Между их мыслями и движениями коней не возникало пауз. Римлянам приходилось натягивать поводья, удерживать коней и разворачивать их боком перед нанесением удара. Они были ловкими и искусными воинами, но их мастерства не хватало в схватке с африканцами.
Нумидийцы уклонялись от брошенных копий, едва те взлетали в воздух. Они отбивали клинки на близкой дистанции, потому что видели, как легионеры только готовятся к удару. Им всегда удавалось оказываться там, где римляне не ожидали их встретить. Они буквально сливались с конным танцем сражения, и итальянцы не имели возможности каким-либо образом справиться с ними. Африканцы действовали на совершенно других скоростях и с другой степенью проворства.
Римская кавалерия сыграла отход, затем, перестроив ряды, вновь бросилась в атаку. Однако нумидийцы устроили новую резню. Легионеры спешились, надеясь изменить ход боя и навязать противникам стандартную тактику пехоты. К их удивлению, африканские всадники не пожелали сражаться пешим строем. Они носились среди римлян, пронзая их копьями. Через некоторое время легионеры поняли ошибку и снова вскочили в седла, но их суета породила первые зерна паники. Такие зерна прорастают внезапно — они вдруг появляются и бурно расцветают. Римляне дрогнули и начали спасаться бегством. Нумидийцы выдержали небольшую паузу. Они подобрали копья и дротики, обтерли их покрытыми кровью ладонями, затем сняли с трупов ценные вещи, слишком притягательные, чтобы оставлять их мародерам, и снова погнались за врагами, улыбаясь, подбадривая друг друга и выкрикивая шутки, как охотники на травле загнанного зверя.
Отряд Туссело отделился от них и отправился на задание, план которого массилиот предложил Ганнибалу несколькими днями ранее. Командир поначалу посчитал его идею невыполнимой. Он не верил, что римлян можно обмануть подобным образом. Однако Туссело знал их лучше. Он пояснил, что легионеры в тылу армии не будут знать о том, как их кавалерия сражается против нумидийской конницы. Не имея точных сведений о ходе битвы, они, по своему неведению, поверят в то, что он им скажет. Все получится как нужно, и ни один римлянин не раскроет их уловку — если только легионеры не заметят чего-то подозрительного в действиях других массилиотов. После того как ему удалось убедить коман дира, Туссело не хотел терять его доверие. Он напомнил сородичам, что они должны следовать его командам и во всем доверяться ему.
Получив подтверждение, он повел четыреста всадников на север. Они скакали параллельно колонне легионеров — на расстоянии броска копья. Их отряд продвигался почти без помех. Здесь и там попадались рассеянные части римской кавалерии, которые могли бы навязать им бой. Но при виде африканцев легионеры еще сильнее пришпоривали лошадей. Они спасали свои жизни. Оказавшись на открытом пространстве за армией противника, Туссело повернул отряд навстречу римлянам. Убедившись, что их заметили, он прокричал первый приказ. Его сородичи подчинились и набросили щиты на спины. По второму его приказу они швырнули на землю копья и дротики, мечи и кинжалы. Массилиоты приближались к римлянам как большая группа невооруженных дезертиров. Они вытягивали руки в стороны, доказывая свою безвредность.
Встревоженные их приближением, римляне выслали к ним крупный отряд, находившийся в резерве. Туссело выехал вперед, подбирая слова на языке, которым он не пользовался несколько лет. Он поскакал к авангарду римского отряда, затем быстро спешился и пал на колени в позе раболепного смирения. Легионеры подхватили его под руки, едва не вывернув суставы плеч. Они швырнули его спиной на землю, и он на миг потерял дыхание. Какой-то солдат подбежал к нему и ударил его ногой по губам. Он вытащил меч из ножен, притворяясь, что хочет пронзить грудь африканца, но ближайший офицер оттолкнул его от Туссело и приставил конец меча к подбородку пленника — с достаточной силой, чтобы железо разорвало кожу и выпустило из плоти струю крови, которая окрасила лезвие.