Горец. Оружейный барон
Шрифт:
Только Элика сначала сына покормила. Вон как мамкину сиську теребит. С пузырями.
2
Неделю наслаждался отдыхом по хозяйству, а потом, когда посевная на полях и огородные посадки закончились, я что-то заскучал, чего со мной с детства не случалось – вырос сам на таком же хуторе. Так что когда на десятый день отпуска прискакал к нам в горы на хорошей гнедой лошади расфуфыренный посыльный с города, я внутренне уже был готов к переменам. Хотя и не осознавал еще этого активно.
– Кто тут будет Савва Кобчик? – спросил вестник, не слезая с седла.
– Ну я… – воткнул топор в пень, на котором с удовольствием колол дрова. – А ты сам-то кто таков будешь?
– Яго Польдверт, личный фельдъегерь его светлости маркграфа Рецкого с эстафетной депешей к гвардии старшему фельдфебелю Савве Кобчику, – отдал он мне воинское приветствие. – Могу я увидеть документ, свидетельствующий о вашей личности?
– Тавор, неси мою солдатскую книжку, – крикнул я денщику, который в это время укладывал третий ряд поленницы у стенки конюшни.
Сухих стволов мы повалили с денщиком в окрестном лесу богато, ветки обрубили да, прицепив их по одному к упряжке арендованных волов, пока наши пахари занимались севом, сволочили на хутор. И вот третий день развлекаемся с денщиком на дворе пилкой и колкой дров. Какие подлиннее и потолще – для камина, покороче и поуже – для печек. Все для того, чтобы сын мой тут не вымерз зимою.
Пока денщик ходил за моими бумагами в дом, оттуда выскочила жена Оле и подала фельдъегерю ковшик шипящей бражки. И тот с видимым удовольствием ее выпил и даже показал, как последние капли с ковша на землю падают – уважил хозяйку.
Внимательно прочитав мое удостоверение, фельдъегерь достал из ташки [3] с серебряным вензелем нашего правителя засургученный пакет и подал его мне. С поклоном. Иначе с седла стоящему на земле человеку передать бумаги и не получилось бы.
– Отобедаете? – пригласила вершника жена кузнеца.
– Благодарствую. С удовольствием бы… но служба. Мне еще пару адресов навестить, а вы так далече в горы забрались…
И ко мне повернулся:
– Господин старший фельдфебель, распишитесь на квитанции, она к пакету приклеена с обратной стороны. Оторвите ее и отдайте мне. Благодарствую. Я могу быть свободен?
3
Ташка – плоская кожаная сумка, крепившаяся к поясу на длинных лямках. Входила, к примеру, в обязательную амуницию гусар.
– Езжай, если обедать не остаешься, – махнул я рукой.
Не успел в чистом горном воздухе растаять перестук копыт, как в моей голове зазвучал полковой горн.
– Что там, командир? – полюбопытствовал денщик.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – ответил я назидательно. – Иди давай, дрова докладывай в поленницу и найди, чем ее сверху от дождей прикрыть. У Оле рогожку попроси какую…
Когда денщик отошел, я сломал все пять сургучных печатей на узлах прошивки пакета и… с облегчением выдохнул. В пакете был не отзыв из отпуска, а всего лишь приглашение на личную аудиенцию к маркграфу. Через три дня.
После ужина, когда весь народ уже встал из-за стола, я заявил дяде Оле:
– Собирайтесь, послезавтра в город поедем.
– Надобности нет, – возразил мне кузнец.
– Надобность есть. Меня тут к местному начальству вызвали. Депешей.
– Ну а мы тут при чем? – возразил он мне.
– А вы при мне. Сына надо в городе оформить по документам на меня. Брак с Эликой зарегистрировать. Случись что со мной, чтобы они воинскую пенсию получали. Я бы тебя и не дергал, но не знаю, где что тут делают да в какие двери стучать.
– Брак зарегистрировать… – передразнил меня Оле. – А девушку ты спросил? Может, она и не пойдет за тебя.
– Как это? – оторопел я.
– А вот так… – усмехнулся кузнец и, повернувшись к жене, собирающей со стола грязную посуду, сказал ей: – Мать, ты это… Элику сюда позови. Скажи – сваты приехали.
Та с готовностью подорвалась и быстро скрылась в доме.
Через полминуты на крыльцо выбежала рассерженная, раскрасневшаяся Элика с ребенком под мышкой и закричала злобно:
– Дядя, гони всех сватов отсюда поганой метлой! Ни за кого я замуж не пойду! Вот вам мой сказ.
Ногой для доходчивости топнула и скрылась в доме, крутанув широкой длинной юбкой.
– Слыхал?.. – захихикал Оле. – Что теперь скажешь?
Да-а-а-а-а… Облом Обломыч подкрался, откуда его не ждали.
– Ну… а теперь можно и о приданом поговорить, – уже в голос ржал кузнец. – Коли сойдемся в цене… – Он сделал многозначительную паузу. – Я ведь могу и воздействовать на племяшку. В твою пользу. Слово одно волшебное знаю… Так что ты в приданое за ней взять хочешь?
– Сына своего и жменю горного тумана, – ответил я, начиная сердиться. – И право в любой момент вернуться сюда – жизнь она штука такая… Неизведанная. Остальное все у меня есть. Или будет.
Кузнец помолчал немного и высказался:
– Мой дом – твой дом, Савва. Даже если ты и не женишься на Элике. Сын и так твой по обычаю – ты его признал. Семь лет ему исполнится, так хоть забирай его отсюда. Твое право. А тумана в горах на всех хватит. И еще останется.
Я его выслушал и добавил:
– Еще есть у меня одно условие… Если меня, не дай ушедшие боги, на войне убьют, то опекун моего сына – ты. И профессии его обучишь. Всем секретам наравне с собственными сыновьями. Без изъятий. По рукам?
– По рукам, – согласился кузнец и протянул мне свою жесткую ладонь. – Вот теперь почти по-людски сладились. А то… в город… все вскочили и побежали… по команде фельдфебеля. Понимаю я, что у тебя отпуск короткий. Но нельзя же так… на бегу… Положено обручение отпраздновать и только через полгода свадебку играть. Как дедами нам завещано.
Тут жена Оле снова пришла собирать грязную посуду.
Кузнец на нее посмотрел хитро так. Женщина в ответ прыснула, закрыв концом платка нижнюю часть лица, вызвав ответную улыбку кузнеца.