Горечь победы
Шрифт:
Мовсар унаследовал от отца серо-синие глаза, русые волосы и светлую кожу. Внешне и внутренне он мало походил на чеченца. Он был пытлив от природы, стремился узнавать как можно больше, хорошо говорил по-русски и благодаря этому знанию много читал. Он с интересом изучал новые механизмы и оружие, стремясь докопаться до сути. И этим тоже отличался от большинства чеченцев, которым сложное оборудование и снаряжение не нравилось. Они больше полагались на физическую силу и количественное превосходство. Обман противника ставился выше всех других способов ведения войны.
В первую чеченскую
Он вернулся в Агишбатой. Жить становилось все труднее и только благодаря тем деньгам, что он заработал службой у Дудаева, они смогли с бабушкой выжить. Мовсар купил десятка полтора баранов и стал богатым хозяином, по мнению сельчан. Он не торопился жениться, хотя уже приглядел себе невесту.
Шестнадцатилетняя Мириам Калоева тоже часто поглядывала в сторону Мовсара. Темные глаза вспыхивали, если они встречались на улице и тут же скромно опускались. Омар Калоев был не против свадьбы, но времена оказались не спокойными, да и Мовсар не хотел рисковать молодой девушкой. Ведь в случае его смерти, по чеченскому закону, она не имела права больше выйти замуж, да и к родителям вернуться не могла. Они решили немного подождать со свадьбой…
Неизвестно откуда появилось множество арабов. Они начали учить чеченцев жизни и обычаям. Наглели с каждым днем. Мовсар возмутился:
– Да как они смеют, грязные макаки, учить нас, чеченцев! У нас свои обычаи!
До аула доносились события, происходящие в Грозном. Надежды на лучшую жизнь таяли с каждым днем. Вера в Дудаева и Масхадова начала превращаться в антипатию. И во вторую чеченскую Мовсар пошел против тех, кто развязал в Чечне беспредел.
Оставив старую бабушку на попечение соседей, а разросшуюся до сорока голов отару на Омара Калоева, он уехал в Грозный. С Омаром договорились так:
– Мириам будет меня ждать. Половину овец я отдам за нее тебе, но ты должен приглядеть за стадом…
Весьма небогатый Калоев, имевший всего пять баранов, согласился и теперь пас вместе с четырьмя сыновьями-мальчишками большую отару в горах, а Мириам ждала нареченного. Она была старшей из детей Омара…
Мовсар вступил в чеченский ОМОН в тот же день, как приехал в Грозный. Он не скрыл от немолодого полковника-чеченца с усталым взглядом того, что в первую кампанию был противником русских. Обстоятельно объяснил свое желание воевать теперь на стороне федеральных войск:
– Я надеюсь, что с помощью русских мы все же наведем порядок в Чечне. То, что сейчас творится у нас, с каждым днем становится все невыносимее. Брат идет на брата, сын на отца. Люди забыли святую заповедь – «пусть никто не направляет оружие на своего брата…»…
Махмуд Фазиев внимательно выслушал все, что сказал Мовсар. Немного подумал, а затем предложил:
– У тебя уже есть военный опыт. К тому же ты весьма не глуп и начитан. Насколько мне известно, был в армии сержантом, вот и будешь снова им. Я назначаю тебя
Мовсар быстро нашел общий язык с подчиненными, хотя неукоснительно требовал подчинения. Практически не было ни одного дня, чтобы отряд ОМОНа не вызвали на зачистку, арест, штурм или просто проверку. Очень часто Темрикоеву приходилось стрелять и арестовывать бывших друзей. Ему неоднократно угрожали местью и расправой, но он не сдавался, философски рассуждая:
– Каждый когда-нибудь умрет…
Его служба в ОМОНе длилась уже два года, а свадьба с Мириам все откладывалась.
Чеченский ОМОН, получивший наводку от русских, среагировал быстро. Уже в начале седьмого утра к Верхоянской улице подлетели два БТРа и «Урал» с людьми. Остановились в сотне метров от нужного дома. Словно горох, с брони и из кузова грузовика посыпались люди в масках, с автоматами наизготовку, в бронежилетах. Рассредотачивались по улице. Пригибаясь к земле и зорко оглядываясь вокруг, они бежали к дому номер три, пугая редких прохожих и заставляя их прижиматься к домам или торопливо бежать вдоль улицы. В считанные секунды пятиэтажка была окружена. Мовсар Темрикоев шел впереди.
Люди в сине-черно-белой форме «ночка» прижались к стенам. Подъездов у дома было три. В каждый проникло трое бойцов ОМОН. Шустро пронеслись по лестницам, отсекая противника от чердаков и одновременно убедившись, что выходы на крышу заперты. Попутно напугали старика-чеченца в первом подъезде, вышедшего покурить. Дед опомниться не успел, лишь вытаращил глаза, глядя на человека в маске, выросшего перед ним словно из-под земли. Серо-синие глаза строго смотрели из прорезей. Рука в обрезанной перчатке зажала рот. Пачка папирос выпала из старческой руки на пол. Мужской голос прошипел:
– Тихо!
Тут же второй мужчина сцапал старика за плечо и потащил вниз.
Отделение Мовсара сгрудилось перед дверью квартиры номер семнадцать на пятом этаже. К ним поднялся майор. Махнул рукой на дверь. Звонить не стали. В отделении Темрикоева имелся «домушник», за пару секунд вскрывший дверь длинным металлическим крючком. Начальник группы показал сложенное колечко из пальцев, одобряя их действия. ОМОНовцы хлынули в квартиру. Все проделали настолько бесшумно, что обитатели не успели проснуться.
Пауль проснулся от чувства тревоги. Открыл глаза и увидел над собой черную маску и автомат. Крепко зажмурился, надеясь, что это сон. Снова открыл глаза и вновь увидел маску. Потряс головой. Голос весело сказал:
– Вот и все, господин журналист! Да не трясите вы головой, мы не сон! Вставайте, одевайтесь и пошли…
В голову Грассера медленно начала просачиваться мысль, что такое во сне присниться не может. По спине потек холодный пот – ОМОН был настоящим! Через пару минут он, уже одетый, стоял посредине комнаты и наблюдал, как милиция шмонала его вещи. Они нашли оба паспорта, журналистское удостоверение, бумажник с записной книжкой, кино- и видеокамеры и заметно оживились. Невысокий худощавый мужчина с майорскими погонами на плечах, который разбудил его, остановился напротив, держа оба паспорта в руках и спросил: