Гориллы в тумане
Шрифт:
Тигр и Симба были первыми из 42 детенышей, родившихся у 96 членов пяти групп горилл, которые изучались в районе Карисоке в течение последующих лет. Детеныши Флосси и Старой Козы отличались характерными внешними чертами и поведением.
У новорожденных горилл кожа на теле обычно розовато-серая с розовыми островками на ушах, ладошках и пятках. Шерсть на теле может быть любого оттенка — от бурого до черного и растет клочками, кроме спины. Шерсть на голове чаще всего черная как смоль, короткая и гладкая, а лицо сморщенное, с выдающимся выростом на месте носа, похожим на поросячий пятачок. Уши оттопырены, а глаза в первый день жизни, как правило, косят или совсем закрыты. Конечности тонкие,
На протяжении первого месяца жизни детеныши сосут грудь короткими сеансами, не дольше пятидесяти секунд, сопровождая этот процесс ищущими движениями головы. В течение первого года не отдается особого предпочтения той или иной груди, однако с возрастом левую грудь детеныши сосут почти в два раза чаше, чем правую. Когда мать передвигается, новорожденный детеныш обычно висит на ней, вцепившись в шерсть на брюхе. На отдыхе мать берет детеныша на руки или сажает на колени. По моим подсчетам, новорожденные весят около полутора килограммов, что составляет незначительную долю веса взрослых животных.
После прибавления семейства группа 4 передвигалась медленнее и проводила больше времени в дневном отдыхе. А я меньше беспокоилась по поводу Уинни, потому что ему становилось все труднее поспевать за группой, несмотря на замедленный ритм движения исключительно ради него. Ко времени, когда Тигру и Симбе исполнилось по два месяца, тело старого Уинни часто сотрясали длительные приступы кашля, перемежающиеся сиплой одышкой. После таких приступов старик подолгу сидел и, закрыв глаза, дрожал всем телом. Его рот кривился от боли. Старая Коза обычно садилась рядом и бросала на него частые беспокойные взгляды, но Уинни, казалось, ничего не замечал.
Однажды я обнаружила Уинни, спящего в одиночку и совсем не реагирующего на шум, производимый мной и следопытом по пути к группе 4. Я присела примерно в пяти метрах и наблюдала за ним целых два часа, пока он дремал. Уинни лежал в необычной позе на животе со свисающей вниз головой, чтобы было легче дышать. Проснувшись, он вялым движением сорвал несколько листочков чертополоха и с трудом заковылял вслед за группой, которая в это время расположилась в альпийской зоне на высоте, вскоре ставшей для него недоступной из-за плохого состояния здоровья.
К марту 1968 года Уинни даже не пытался следовать за группой на крутые склоны, где она кормилась. Старый самец оставался один в сравнительно ровной седловине рядом с горой Високе, куда группа 4 обычно не заходила. Он бродил по ней все уменьшающимися кругами, мало ел и большую часть времени отдыхал. В последний месяц своей жизни Уинни редко проделывал более 20 метров за день, едва передвигаясь от дерева к дереву и оставляя за собой лужи жидких экскрементов. Мы со следопытом учредили ежедневное дежурство незаметно от старого самца, чтобы уберечь его на закате жизни от браконьеров, которые могли оказаться рядом. Он никогда не подавал вида, что догадывается о нашем присутствии или что до него доходили звуки частых ссор в группе.
3 мая 1968 года истощенное тело Уинни было обнаружено в ночном гнезде из аккуратно сложенных четырнадцати веток. Это была вторая смерть гориллы из изучаемых в Карисоке групп. Мы с помощниками привязали тело к носилкам из молодых деревцев и отнесли его в Рухенгери на вскрытие. Оно показало, что Уинни страдал от запущенного перитонита, плеврита и пневмонии. Более подробное исследование скелета, проведенное позже, выявило в правой части черепа сильно изъязвление, свидетельствующее о распространении инфекции, скорее всего менингита.
После смерти Уинни функции предводителя группы 4 взяла на себя Старая Коза — она задавала направление и темп передвижения, улаживала ссоры, возникающие в группе, и даже била себя в грудь или бросалась в ложные атаки всякий раз, когда я пыталась в открытую войти в контакт с группой. Сначала Старая Коза иногда получала поддержку от Дядюшки Берта, который был на пять лет моложе ее и нечетко представлял себе ответственность, свалившуюся на его плечи со смертью Уинни. Приветливого молодого самца больше интересовали игры с подростками группы, испытывавшими к нему сильную тягу.
Однажды я наблюдала, как Диджит, которому было около пяти с половиной лет, плюхнулся на колени Дядюшки Берта, как щенок в поисках ласки. Дядюшка Берт следил за приближением Диджита, лениво разлегшись на солнце, и, как только шалун очутился у него на коленях, быстро сорвал пригоршню белых цветков бессмертника (Helichrysum) и стал водить лепестками по лицу Диджита, как бы пытаясь пощекотать его. Этот жест вызвал восторженное хихиканье Диджита. Его рот растянулся в улыбке, и, обнажив зубы, он стал кататься по Дядюшке Берту, в исступлении хватаясь за бока, и только потом направился к своим сверстникам. Мне было приятно видеть, что Диджит так быстро вышел из подавленного состояния, вызванного отсутствием Уинни, и вскоре наладил хорошие отношения с другими членами группы, особенно четырьмя молодыми самками, бывшими, по всей вероятности, его единокровными сестрами.
Игры, включая половые, относятся к тем действиям горилл, которые в присутствии наблюдателя подавляются в первую очередь, пока обезьяны не привыкнут к людям. Это особенно верно по отношению к играм самых маленьких, чьи родители неуемно опекают своих отпрысков в первые два года жизни. Однако Диджит и его сестры были уже подростками, когда я впервые встретилась с группой 4, и во время игр находились почти без присмотра. Насколько свободно они чувствовали себя во время игр, зависело от формы моего контакта с группой. Когда я сидела в укрытии и гориллы не знали, что находятся под моим наблюдением, Диджит с младшими сестрами подолгу боролись и гонялись друг за другом метрах в двадцати от взрослых, возлежащих в дневных гнездах. Не вызывало сомнений, что они намеренно повторяют одни и те же движения по многу раз, с тем чтобы вызвать у партнеров определенную реакцию. Затем подростки постепенно выдыхались и присоединялись к отдыхающим взрослым. Во время открытых контактов, когда группа знала о моем присутствии, большая часть игр подростков сводилась к таким ответным реакциям, как удары в грудь, похлопывание по траве и листьям или снование взад-вперед важной походкой. Казалось, что каждый подросток пытается превзойти других, лишь бы привлечь к себе внимание. Их возбуждение было заразительным, и мне неоднократно хотелось присоединиться к проказам горилл, а это удавалось только тогда, когда они чувствовали себя в моем присутствии вполне свободно.
Однажды группа 4 шла по склону, поросшему высокой травой и пересеченному несколькими рядами крестовника — одноногими стражами альпийской зоны. Пять подростков под предводительством Дядюшки Берта устроили кадриль, используя отдельные деревья крестовника в качестве партнеров. Перебегая скачками от одного дерева к другому, каждое животное протягивало к нему руки, хваталось за ствол, быстро вращалось вокруг него и повторяло те же движения с каждым последующим деревом в ряду. Гориллы скатывались вниз с холма, как черные мохнатые клубки перекати-поля, с радостным гиканьем, образуя внизу кучу малу и ломая ветки. Несколько раз Дядюшка Берт увлекал за собой остальных горилл обратно на холм, чтобы еще раз скатиться к уже потрепанным деревьям.