Горизонты нашей мечты
Шрифт:
— Слушаюсь, госпожа Цукка! — встрепенулась Мира. И в самом деле, так невежливо. За столом положено есть, а не с игрушками играть.
— Без формальностей, — улыбнулась женщина. — Госпожой меня называет только ректор университета, да еще первокурсники, пока не освоятся. Попробуй начать с рисовой каши — Яни ее сварила на западный манер, с молоком, солью, сахаром и сливочным маслом. У вас в Академии, кажется, так же готовят. Неплохо, надо сказать, выходит, нужно принять на вооружение. И еще попробуй вон те маринованные томомо. Они на вкус своеобразны, но людям обычно нравятся, а уж орки от них вообще без ума. За свой желудок можешь не беспокоиться, он сейчас железные гвозди переваривать может.
— Да, спасибо, — согласилась Мира. Аккуратно, чтобы не уронить Парса с коленей, она дотянулась до кастрюльки, исходящей вкусным паром, и большой ложкой принялась накладывать себе густую вязкую кашу.
— Кстати, Яни, у меня идея! — оживленно сказал Май. — Хочешь, подскажу, как сразу два окна разбить одним камнем? Только что в голову пришло.
— Даже если не захочу, все равно расскажешь, — хмыкнула Яна. — Тебя разве можно удержать от словоизвержения? Болтушка.
— От язвы слышу, — не остался в долгу Май. — Яни, у нас в загашниках тысячи детских психоматриц первой стадии в темном сне дрыхнут. А давай их засовывать в детские проекции в виртуальности?
— Зачем? — Яна задержала передо ртом вилку с салатными листьями. — Там же все равно личности практически нет. Спасать нечего.
— А кому какое дело? Проснувшиеся нам всю плешь проели — хотят детишек заводить, и все тут, и на имитации не согласны. А скажи им, что в ребенке живет настоящая психоматрица, и все психологические барьеры сразу снимутся. Ну и что, что детей придется не десять-пятнадцать лет воспитывать, а тридцать или сорок? У нэмусинов вечность впереди, плюс-минус полвека роли не играют. Заодно и реальный пряник получаем, которым можно отличившихся награждать. Можно даже не на семью ребенка выделять, а на целую общину. Навесить высокую цену в баллах, и пусть копят. Со всех сторон выгодно, верно?
— Фантазер ты у нас, — буркнула Яна. — Хотя… надо подумать.
— Вот и думай, — жизнерадостно согласился Май. — Я технарь нетянучий, в тонких философских материях ничего не понимаю, а мыслитель у нас ты. Эй, а вы слышали, как здесь, в Катонии, председатель бюджетного комитета в Ассамблее на незаконном лоббизме попался?..
Разговор тут же свернул на совершенно непонятные Мире политические материи. Через несколько минут она перестала вслушиваться, просто наслаждаясь неведомой ей раньше домашней атмосферой и потихоньку уминая еду из разных салатниц и мисок. Все, что она попробовала, оказалось хотя и непривычным, но очень вкусным, и под конец она объелась и слегка осоловела.
— Спасибо за угощение! — она с сожалением поставила Парса на пол, поднялась и начала собирать пустые тарелки. Посудомоечную раковину в соседней кухне она уже углядела.
— Оставь, — остановила ее Яна. — Сегодня Цу дежурит, она вымоет. У тебя акклиматизация и выходной, успеешь еще наработаться. Или я вымою. Цу, не забудь, тебе сегодня еще за Карой зайти. Документы в детдом уже пришли.
Она переглянулась с Кансой, и та тоже поднялась.
— Госпожа Мира, пойдем прогуляемся по саду, — попросила она. — Я хочу показать тебе одно место.
— Да, госпожа Канса! — кивнула Мира.
В сопровождении деловито семенящего Парса они прошли по полутемному коридору и оказались в небольшой прихожей. Пол в ней забавно понижался перед дверью, и перед образованной им небольшой ступенькой стояли несколько пар сандалий. Госпожа Канса обулась (Мира сделала зарубку на память — здесь принято разуваться перед входом в дом), и они вместе вышли на невысокое крыльцо в небольшом дворике, посыпанном песком. В дальнем его углу стояла большая облупившаяся гипсовая птица. Одна калитка, выходящая на покрытую чем-то странно-гладким дорогу, оказалась распахнутой настежь, а еще две стояли плотно прикрытыми. Горячий воздух ударил в лицо Мире, и она тут же взопрела под своим форменным кителем.
— Что-то погода в последние время днем стоит необычно жаркая, — извиняющимся тоном сказала госпожа Канса. — Градусов на семь или восемь выше нормы. Но летом обычно еще жарче, да еще и дожди. Госпожа Мира, теперь ты понимаешь, почему у нас принято ходить голыми?
— Э… да, — Мира нерешительно протянула руку к верхней пуговице кителя, но заколебалась.
— На твоем месте я бы вообще пиджак сняла, — пришла на помощь спутница. — Париться по такой жаре незачем. Госпожа Мира, по нашим меркам ты одета так, как некоторые и зимой-то не одеваются. Мы решили, что на первых порах тебе покажется привычнее носить прежнюю одежду, но когда она станет неудобной, скажи. Подберем тебе что-нибудь полегче. Только имей в виду, утром и вечером все еще прохладно. И учти, в Катонии слово "стыдно" имеет совсем не тот смысл, что у вас в Академии. К одежде — или ее отсутствию — оно никак не относится. Пойдем, нам туда.
В сопровождении Миры, расстегивающей китель, они вышли в правую калитку и пошли по тропинке, петляющей между высокими раскидистыми деревьями, сплошь покрытыми белыми цветами-свечками.
— Город, в котором ты находишься, называется Масария, — рассказывала госпожа Канса. — Это крупный морской порт на самом юге Восточного континента. Наши побережья сильно отличаются от ваших. У нас нет приливов и отливов, как у вас, зато из океана регулярно приходят высокие, в десятки саженей, волны-цунами, которые смывают все на плоских берегах. Поэтому порты располагаются только в бухтах с мелкими извилистыми устьями, где сила волн почти полностью угасает. Сами суда на время прихода волны укрываются в прочных эллингах, которые принимают на себя остаточные удары, либо выходят в море, где волна почти не заметна. О приходе волны предупреждают громкие сирены — низкие гудки отсчитывают количество оставшихся часов, высокие — десятков минут. Не забывай о них, когда окажешься у моря. В бухте не купаются, там вода застаивается и неприятно пахнет, так что все пляжи у нас галечные, на океанском побережье, где волна очень опасна.
— Да, госпожа Канса.
— Мира, у меня к тебе просьба — давай общаться без формальностей. У нас в семье вообще принято общаться накоротке с друзьями. А ты теперь наша воспитанница, хотя и ненадолго, у нас совершеннолетними в семнадцать лет становятся. Не возражаешь?
Мира помотала головой.
— Ну, вот мы и пришли.
Деревья внезапно расступились перед ними, и в лицо Мире ударил упругий ветер, пахнущий солью и водорослями. Они стояли на длинной узкой скале, слегка приподнимающейся в дальнем своем конце. Слева от них расстилалась огромная чашевидная бухта, окруженная сбегающими к воде склонами, сплошь застроенными высоченными даже на расстоянии башнями. Незанятыми оставались лишь широкие полосы земли вдоль кромки воды. Зато там тянулись бесчисленные пирсы, возле которых лежали на воде длинные массивные туши кораблей, почему-то без мачт и парусов, но с высокими надстройками, а по самой бухте сновали небольшие шустрые суденышки. Город выглядел невероятно огромным — раз в сто крупнее Цетрии. Или в двести. Наверное, в нем поместились бы все города Сайлавата, вместе взятые. Выходит, не врал Май, когда рассказывал про свой мир?
А справа…
Справа под крутым склоном расстилалась безбрежная водная гладь, слепящая мириадами солнечных бликов. Именно оттуда налетал ветер, именно оттуда доносились щемящие сердце крики странных белых птиц. Морские кошки, вдруг всплыло у нее в памяти далекое смутное знание, их называют морскими кошками! Тут и там над водой парили белоснежные паруса небольших яхт. Мира восхищенно вздохнула. Она всю свою жизнь мечтала увидеть, как же выглядит настоящее море, но ни разу ни в одном из прибрежных графств ей побывать не довелось. Она уронила снятый китель прямо на землю, раскинула руки и подставила себя ветру, полной грудью вдыхая такой вкусный, такой замечательно свежий соленый воздух. Ей казалось, что она парит над бездной — парит и не падает, словно птица.