Горькие ягодки
Шрифт:
Сейчас по-любому поздно. Что же, сейчас, получается, только аборт. Ох, какое же страшное слово. Ой, мамочка, как же я боюсь. Но, пока я в больнице, самое время. Самое время…
глава 7
Марианна
Мне очень жарко, солнце в зените и печёт нещадно, нисколько не жалея тех, кому не повезло попасть под его безжалостные лучи. Я бреду по горячему тёмно-жёлтому песку раскалённой пустыни следом за Дашкой с Серёгой. Ребята, в отличие от меня, идут вполне бодренько, смеются чему-то, взявшись за руки. Они совсем рядом, но я никак не могу догнать их. «Даша, Даша, а где Андрей?» – кричу я. «А зачем тебе Андрей, Марин? – удивляется Серёга, – ты разве не знаешь, он умер давно…»
– Марианна! Вставай! Ужин привезли…
Я вскакиваю, дико оглядываясь по сторонам. Всё та же унылая палата, всё те же крашеные серой масляной краской стены; когда-то белый, а сейчас желтоватый от времени потолок. В нашей палате появилась железная тележка, заставленная тарелками с макаронами по-флотски и стаканами с чем-то розовым.
Вселенское облегчение накатывает на меня. Это был всего лишь сон. Какое счастье… Я вытираю пот со лба. Я вся мокрая, спала, укрывшись с головой, да ещё и в одежде. Андрей. Здесь, в больнице, я совсем не думала о нём. Я думала только о себе, о своём положении, почему-то никак не связывая обрушившееся на меня известие с ним.
Но сейчас я вдруг наконец-то осознаю, что во мне независимо от моего желания поселилась частичка Андрея. Его сын. Или дочка. Его ребёнок, который одним махом рушит все мои усилия забыть. Андрей. Как же я хочу увидеть его, хотя бы одним глазком. Но даже этого мне не дано. Мне придётся справляться с последствиями нашей ночи одной. «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду – я одна…» Да. Ох, но к чему же этот сон? Этот кошмарный, страшный сон…
– Марианна, ты не зевай, а то увезут сейчас, голодная останешься, – отвлекает меня от горьких мыслей рыженькая Вера.
Больничная еда никакого аппетита во мне не пробуждает, а когда я понимаю, что вон то розовое в стаканах это ненавистный с детства кисель, волна тошноты немедленно подкатывает к горлу. Всё ясно, моя периодическая тошнота это знаменитый токсикоз беременных, а не еда в студенческой столовке.
– Ты бы поела, Марианн, – не отстают мои соседки.
– Не могу, меня вырвет.
– А ты потихонечку, потихонечку. У нас Надюшка тоже сначала не ела, а теперь вон, уплетает за двоих и никакого токсикоза. У тебя первый, небось, Марианн?
– Первый.
– Муж-то рад? Волнуется, небось?
– Ну, гм…
– Ой, а мой, прикиньте, девчонки, звоню ему, а он лыка не вяжет. Я ему, что ж ты напился-то? А он, это я, мол, будущую дочку обмываю. Прикиньте, а?
– Да откуда он знает, что дочка-то? У тебя ж срок-то никакой ещё.
– Ну вот, уверен прям. Но я тоже дочку хочу. Не представляю даже, чё делать буду, если пацан.
– А ты, Марианн, кого хочешь?
– Ну… Я только узнала…
– Как это? Месячные, что ли, нерегулярные?
– Ну… Да…
– Ой, у меня с первым тоже так было. Представляете, девчонки, нету этих дел и нету. Ну, думаю, дисфункция, наверное. Пошла к нашей врачихе, так и так, у меня дисфункция. А она мне, какая такая дисфункция, марш на учёт по беременности становись! Зато после родов начали приходить как часы. Беременность вообще все недочёты в женском организме лечит. Так что, Марианн, со вторым уже не ошибёшься.
– Девчонки, Ольгу-то разбудите… А то жрачку-то увезут счас…
– Да, может, пусть поспит, давайте лучше возьмём для неё, встанет, поест…
– Ну да, а то опять реветь начнёт. Бедная девка, уж столько слёз вылила. Ну, а чё ж поделаешь-то, если не приживается.
– О, Оль, проснулась? А то мы тебе ужин взять хотели. Вставай, поешь хоть. А то голова, небось, от голода болит уже.
Ольга поднимает от подушки всклокоченную голову, смотрит на нас пустыми глазами. Потом тяжело поднимается со скрипнувшей кровати и, не говоря ни слова, слегка пошатываясь, выходит из палаты. Девчонки сочувственно смотрят ей вслед. Но стоит закрыться двери, с энтузиазмом начинают обсуждать несчастную Ольгу.
Ну, конечно, развлечений здесь никаких, а помыть косточки ближнему это наше всё. Мне становится душно в палате. Батареи здесь жарят будь здоров как, а окна закрыты, чтобы никого не просквозило. Я выхожу в широченный больничный коридор вслед за Ольгой. Мимо с грохотом провозят каталку со спящей женщиной. Между ног у неё зажата окровавленная пелёнка.
– Абортница… – тихо говорит стоящая рядом с дверью в палату Ольга. Она прислонилась к стенке и равнодушным взглядом провожает каталку с женщиной.
– Почему обязательно абортница? – не понимаю я.
– Потому что в крыло абортниц повезли, – тускло отвечает Ольга.
Мне страшно смотреть на удаляющуюся каталку. Я вдруг представляю, как из этой женщины выдирали живое человеческое существо, пусть ещё и не сформировавшееся, и кидали его… Не знаю, куда кидали. Выбросили… Мне становится жутко. Я опять вспоминаю свой сон.
Что это было? Воплощение моего страха потерять Андрея? Но он и так не имеет ко мне никакого отношения. Меня вдруг посещает сумасшедшее желание позвонить Андрею прямо сейчас и сказать, что я беременна его ребёнком.
Да уж, то-то он посмеётся. Наверное, решит, что я немного чокнулась. Или хочу его разыграть. А как он поступит, если вдруг поверит? Конечно же, отправит на аборт. Может, даст денег. Как ужасно… Или… Если он из тех мужчин, для кого дети даже от нелюбимой женщины не пустой звук, тогда… Тогда он может и отнять у меня ребёнка. Ведь я ему не нужна.
А сама я достойно содержать ребёнка не смогу. Даже если я умудрюсь с ребёнком на руках окончить свой пед, ну сколько я буду получать в нашем подмосковном городке, работая простым учителем? Явно намного меньше, чем зарабатывает Андрей. И он легко это докажет, если что.