Горький дым
Шрифт:
И вот я в Кремле, в зрительном зале Кремлевского дворца съездов, который специалисты считают одним из лучших в мире. Он вмещает шесть тысяч человек, но не подавляет размерами, а создает чувство комфорта и свободы. Раньше на этом месте стояло старое здание Оружейной палаты, а «во времена былинные» располагались постройки двора Бориса Годунова.
На фоне этого современного здания из белого уральского мрамора особенно хорошо смотрятся затейливые очертания древних крепостных башен, золотые купола соборов и церквей. Внутренние стены отделаны красным гранитом, мрамором и узорчатым бакинским туфом. В интерьерах орех. Во всем сочетание старых и современных
Год 1990-й. Уже вовсю шла перестройка. Правда, что и зачем перестраивалось, мало кто из нас толком тогда представлял. Говорили все обо всем, и очень горячо, благо было дозволено. Клеймили административно-командную систему, проповедовали «социализм с человеческим лицом», но главным образом пытались ответить на два извечных российских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?»
Михаил Сергеевич Горбачев казался спокойным, уверенным в себе, во всяком случае, внешне. К тому времени это был уже не тот всемогущий Генеральный секретарь, чьи указания выполнялись немедленно и беспрекословно. Сказывалась тяжелая внутрипартийная борьба, порожденная его же собственными реформами. Перед ним стояла трудная задача: справиться с противниками перестройки и удержаться у власти.
Молодой по сравнению с недавними «кремлевскими старцами», он буквально изучал энергию и уверенность в правоте своих слов и поступков. Поприветствовав делегатов, он немедля перешел к формированию руководящих органов съезда. Как истинный демократ, спросил у делегатов совета: какие будут соображения относительно состава президиума? Предполагалось, что все пойдет по накатанной дорожке. Но вдруг (не думаю, что это было заранее спланировано) микрофон взял шахтер и Магаданской области Блудов. У меня сохранилась стенограмма его выступления.
«– …Прошу принять следующее предложение: На основании параграфа 31 действующего Устава КПСС съезд о объявляет, о переходе всей полноты партийной власти в его ведение как высшего органа партии и поставляет:
1. Гарантировать неприкосновенность делегатов, продлить их полномочия до XXIX съезда КПСС.
2. Объявить отставку ЦК КПСС во главе с Политбюро и не избирать в члены руководящих органов съезда за развал работы по выполнению Продовольственной программы, решений XXVII съезда КПСС и XIX партконференции.
Персональную оценку каждому секретарю ЦК, каждому члену Политбюро дать на съезде.
Прошу поставить вопрос на голосование».
Зал затих. Растерялся и Горбачев, но быстро справился с собой:
– Думаю, что к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас будем продолжать работать по программе. Так, товарищи?
Кто – то из первого ряда громко поддакнул:
– Да!
Михаил Сергеевич удовлетворительно кивнул, мне показалось, что он обрадовался даже такой поддержке.
– Хорошо. Относительно президиума можно ставить на голосование?
Тот же голос немедля поддержал генсека, хотя остальные помалкивали. Но генсеку было достаточно и этого. Съезд пошел своим чередом. А жаль. Революционное предложение Блудова мне понравилось, хотя и я и многие другие делегаты понимали, что не по собственной инициативе просто магаданский шахтер озвучил столь радикальное предложение, за ним стоят определенные и весьма влиятельные люди.
Заседал съезд почти две недели, со 2 по 13 июля. Первые семь дней я бы определил, по аппаратной терминологии,
Мы детально обсуждали все возможные резолюции, ломали вокруг программного заявления съезда под названием «К гуманному, демократическому социализму» (в кулуарах его именовали «туманным»). Мы заслушивали многословные и нужные отчеты членов Политбюро, заседали в разного рода секциях, создавали какие-то комиссии, пытались разобраться в лавине бумаг, обрушившейся на делегатов. Бумаги эти были отпечатаны тиражом 130 тысяч экземпляров, а их общий объем составлял свыше миллиона страниц!
На московских улицах стояла жара. Делегаты получали известия о вызревшем небывалом урожае. Всем хотелось домой, уже сочинили стишки, которые зашелестели по рядам: «Травы не скошены, бабы заброшены, зерно опадает… съезд заседает».
Вечером 9 июля началась заключительная фаза съезда, продолжавшаяся до вечера следующего дня. Горбачев предложил делегатам новую редакцию Устава КПСС, что, по сути, означало: в стране провозглашается новая партия федералистского типа. Республиканские организации самостоятельны в разработке программных и нормативных документов, структура вертикального соподчинения упраздняется, партийные комитеты из органов «руководящих» переводится в «исполнительные», лишь «координирующие» деятельность первичных парторганизаций. Генеральный секретарь ЦК избирается на съезде, что выводило Горбачева из-под опеки Пленума ЦК и качественно усиливало его контроль над КПСС.
Началось выдвижение кандидатур. Появились и альтернативные кандидаты, но больше для отвода глаз: никаких реальных перспектив у них не было. Самые отчаянные прямо с мест выказывали недоверие Горбачеву. Он все же победил, но далеко не с прежней легкостью: из 4683 делегатов 1116 проголосовали против. На предыдущем съезде такое было бы просто немыслимо.
При закрытии съезда Горбачев сказал: «Тот, кто рассчитывал, что это последний съезд и на нем состоятся похороны КПСС, тот опять просчитался, КПСС живет и будет жить».
Его пророчество не сбылось? Как знать.
Что еще запомнилось? Переполненный зал Дворца съездов. Кроме делегатов здесь бродили несколько сотен приглашенных рабочих и крестьян с неясными полномочиями, они вели себя, как экскурсанты, усиливая общую сумятицу в зале. А еще иностранные гости, помощники народных депутатов, сотрудники аппарата ЦК КПСС, журналисты, переводчики, техническая обслуга. Шеститысячный зал заседаний упакован под завязку. Общая атмосфера – напряжение, какая-то неясная тревога, постоянное ожидание чего-то чрезвычайного, вплоть до отдельных истерик и провокаций.
Я смотрю старые записи, сделанные мною на съезде. Это первые впечатления, первые вопросы, которые уже тогда мучили меня. Я говорил о Блудове, который заставил Горбачева на мгновение утратить дар речи. Но вот у микрофона делегат Юрий Болдырев, ленинградец. Он предлагает внести в повестку дня съезда еще более экстравагантный, чем у Блудова, вопрос: «О политической ответственности КПСС перед народом». Удивительно! Горбачев ставит на голосование: больше тысячи «за»!
Не принято, но ясно: почти четверть общего числа делегатов являются наиболее радикальными «перестройщиками, это опора Горбачева и на этом съезде и, судя по всему, в дальнейшей политической жизни.