Горная кошка
Шрифт:
Продолжая возиться в такой ответственный момент с посудой, я тем самым стараюсь принизить значение своего признания, придать ему вид заурядного эпизода. Оправдываться не имеет смысла. Замечу только, что, учитывая все объективные факты, любой здравомыслящий человек пришел бы к аналогичным выводам. А факты тебе известны не хуже, чем мне. Я не сомневался, что ты застрелила Джексона; но так как я не мог себе представить, что ты способна убить человека лишь за то, что он уволил твою сестру, — а другого очевидного мотива вроде бы не существовало, — то вывод напрашивался сам собой. Мои тогдашние
— Пожалуйста, Тай. Тебе нет нужды в чем-то оправдываться. По-видимому… если вспомнить конкретные обстоятельства, то всякий…
— Извини меня, — перебил ее Диллон, — я скоро закончу… С посудой тоже… Я чуть не помешался. Мне хотелось разобрать тюрьму по кирпичику голыми руками и вызволить тебя из заточения. Я был готов на все, абсолютно на все, лишь бы выручить тебя из беды. Даже не представлял, что можно дойти до такого состояния. Когда я ехал сюда вчера утром, чтобы встретиться с Кларой, я, доискиваясь до причин, задавался одним вопросом: почему ты стреляла в него? Я говорю о Джексоне, ты понимаешь?
Только в тот момент я в полной мере осознал сложившуюся ситуацию. Я раньше уже говорил тебе о своей любви и желании жениться на тебе, но все это сахарная водица в сравнении с моими нынешними чувствами. Для меня теперь жить — значит…
Черт возьми, не знаю, как это выразить обыкновенными словами, только я твой… навеки. Это непреложный факт. — Диллон взял последнюю тарелку. — Разумеется, мой монолог лишь прелюдия, но после твоей сегодняшней отповеди Харви Ансону я испытал жгучую потребность свалить с души тяжелый камень. Когда придет время, я продолжу свою исповедь… Куда повесить мокрое полотенце?
— Повесь его сушиться вон на ту перекладину, — ответила Делия, усердно начищая мойку.
Оперевшись на стол и скрестив на груди руки, Диллон наблюдал, как она выжимает тряпку.
— Вероятно, ты еще не пришла к какому-то определенному заключению относительно меня, произнес он, покусывая губы. — Да и думала ли ты вообще обо мне в последние два дня?
Делия молча тщательно вымыла и вытерла руки и лишь потом, подняв на него глаза, ответила:
— В эти дни я много думала обо всем на свете.
О прошлом, настоящем и будущем, о моих родителях, о жизни и смерти, о поступках и словах людей — где правда, а где ложь, и о том, как трудно подчас решить, поступаешь ли ты именно так, как тебе действительно хотелось. Я думала о пожизненном заключении для меня, о казни за не совершенное мною убийство и об освобождении и что я предприму, выйдя из тюрьмы.
Мысли мои не отличались большой глубиной и постоянно перескакивали с одной проблемы на другую. Я рисовала себе радужную картину своего освобождения. Как ты обнимаешь меня и целуешь, а я плачу от счастья. Я представляла себя плачущей, но мои глаза в тот момент оставались сухими. Потом, когда шериф привел меня в комнату и мне объявили, что я свободна, я попросила тебя поцеловать меня в щеку, и ты этого не сделал.
— В комнату набилось столько посторонних людей! — пробормотал Диллон.
— Но сейчас-то здесь никого нет.
— Что… — с трудом сглотнул он. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего особенного. Ты часто обвинял меня в актерстве, не поможешь ли мне теперь разыграть любовную сцену?
— Если я тебя поцелую, то совершенно искренне, без всякого притворства.
— Имей в виду: в моих тюремных фантазиях ты меня еще и крепко обнимал.
И Диллон не стал мешкать. Соответствовал ли его поцелуй ожиданиям Делии, могла судить только она сама, но что касается его продолжительности, то в этом отношении ее мечты осуществились вполне. За то время, пока он длился, Диллон точно насухо вытер бы дюжину тарелок. Наконец Делия шевельнулась, и Тайлер ее отпустил.
— А теперь отправляйся домой, — сказала Делия.
— Я пойду, но только не домой, — ответил он, с трудом переводя дыхание.
— Это почему же?
— Надо повидать Фила Эскотта. — Диллон вновь шагнул к ней. — Можно мне еще раз…
— Нет, Тай. В моих мечтах ты поцеловал меня лишь один раз.
— Я позвоню тебе завтра утром и, если позволишь, приду. Не забывай: ты уволила своего адвоката.
— Адвокат мне больше не понадобится.
— Не зарекайся, он тебе может потребоваться… в моем лице. Спокойной ночи, Дел.
— Спокойной ночи, Тай.
Они прошли на цыпочках по коридору, чтобы не разбудить Клару, которая мирно спала в гостиной.
После ухода молодого человека Делия вернулась в гостиную и выключила ближайшую к кушетке лампу. Затем села в кресло и стала смотреть на сестру.
Какое чудесное зрелище — этот глубокий спокойный сон. Будет ли она в состоянии потом, когда снова станет спать так же мирно, когда прояснится голова и успокоятся нервы, сердиться на Тая за то, что он о ней такое подумал? «Пожалуй, нет», — решила Делия и сама удивилась собственному безразличию. Вряд ли она уже завтра вспомнит все то, о чем он ей говорил и как он при этом выглядел.
Делия подняла голову, прислушалась. Черт возьми, кто-то топтался на крыльце, и, очевидно, не один.
Раздался звонок. Клара проснулась, открыла глаза и села.
— Проклятый звонок! — воскликнула в сердцах Делия. — Посмотрю, кто к нам пожаловал.
— Кажется, я крепко уснула, — заметила Клара. — Ради бога, не пускай никого.
Но, как убедилась Делия, выполнить эту просьбу оказалось практически невозможно. Включив наружное освещение, она увидела на крыльце тех, перед кем в Коуди распахивалась любая дверь, если у них появлялось желание переступить чей-то порог.
А потому Делия не стала противиться судьбе и послушно открыла мистеру и миссис Лемюэль Саммис.
Она тут же получила поцелуй, на этот раз в щеку; правда, скорее это было легкое прикосновение, так как для Эвелин восхождение на пять ступенек представляло собой довольно серьезную нагрузку на дыхательную систему.
— Ты выглядишь ужасно, девочка! Но это вполне понятно! Когда тот парень — кажется, его звали Марби или Марбл — вышел наконец из тюрьмы, где он просидел два года за надувательство индейцев — будто индейца можно перехитрить! — он был толстым, как боров… Привет, Клара! Разве я не говорила тебе, что Лем вытащит ее еще до вечера? Конечно, я сказала это вчера, но она все-таки дома!