Горное селение
Шрифт:
— Я скажу так, — неожиданно ясным голосом произнёс Ирган. — Жаль, что мы не сумели перебить всех колдунов до последнего. Колдуны не должны жить. И если в результате погибнут все жители долины, значит, они не достойны жизни. Пусть здесь будет пустыня, но пустыня чистая от вашего колдовства.
— Что ты говоришь? Ведь это люди, рядом с которыми ты прожил всю жизнь! И неплохо прожил!
— Раз их существование завязано на проклятых чародеях, они должны сдохнуть. Все, и я в том числе. Я не стану пить твоё скверное лекарство. Ты тут не нужен.
Сильнейший удар опрокинул Арчена. Арчен покатился по полу, расплескав драгоценный настой. Ирган без сил опрокинулся на свой тюфяк.
— Ирган, опомнись! — закричал Арчен. — Как ты не понял? Ты же сам колдун, такой же, как я и другие волшебники!
— Догадался, мерзавец, — прохрипел Ирган. — Пятьдесят лет я боялся, что кто-нибудь скажет мне эти слова. И вот ты пришёл, негодяй! Убирайся отсюда, дай мне умереть спокойно.
Арчен молча, вышел и плотно прикрыл дверь, чтобы не слышать напутственного проклятия.
В мастерских, превращённых в госпитальные палаты, кипела работа. Пася носилась так, что дым валил из-под беговок, и Касьяна, отбросив клюку поспешала за ней.
— Ой, не могу, — запрыхавшись молвила Пася. — Я и не знала, что на свете столько людей и все помирают! Я им так и сказала: только попробуйте у меня помереть, в другой раз лучше не приходите, лечить не стану!
— А они что?
— Ой, мигом завыздоравливали. Ни один не помер.
Подошла Каська, которой не то глоток вселечебной настойки, не то присутствие юной напарницы вернуло былую активность.
— Спасибо, дудочник. И за лекарство спасибо, а больше всего за девочку. Золотая девонька, чудесная. В руках всё кипит, самый её голосок умирающего может на ноги поставить. Ты говорил, вы в столицу идёте барониссимуса в разум приводить. Так там всё в сто раз хужей, чем здесь. Лекарство ваше уже ополовинено, а там заметить не успеешь, как всё выхлебают и потребуют ещё. И Пасеньку ведь затопчут болящие, можно и к гадалке не ходить. Здесь народу немного, так она справляется, а там пропадёт. Ты уж иди к барониссимусу один, а Пасеньку мне оставь. Я её сберегу, никакого зла девочка не узнает. А назад пойдёшь, заберёшь её домой.
— Спасибо вам, госпожа Касьяна на добром слове. Только это не я иду в столицу и тащу за собой Пасю. В столицу идёт Пася, а я при ней помощником. Пася не просто девочка и не просто колдунья. Она единственная в мире лекарка. Молодая ещё, много не умеет, а чему она научится в развалинах селения, да хоть бы и у вас тоже? Вот и пошла она в баронский город ума-разума искать, а я с ней для пригляду.
— Коли так, то счастливого вам пути. Выходить лучше с утра. Мы вас как следует проводим, накормим; похлёбка уже кипит. Вы, небось, такой и не пробовали, называется: пастуший суп — с бараниной, и овечьим сыром.
— И луком! — крикнула пробегавшая мимо Пася. — Лук самый нажористый!
— Верно, — согласилась Каська. — Без лука будет не похлёбка, а один брульон.
«Когда она успевает всё делать? — подивился Арчен. — Вроде только что никто головы поднять не мог, а тут какой-то человек впрягся в тележку и, пошатываясь, бредёт за дровами, другие с такими же тележками поехали за водой. Никто никого не понукает, но всё ожило и задвигалось. Неужто из-за нескольких кружек панацеи? Пася бегает, торопится и удивляется, но в одиночку ей было бы не сдвинуть массу работы…»
Особое удивление, восхищение и восторг, смешанный с ужасом, испытала Пася при виде котла, в котором кипела обещанная пастушья похлёбка. Котёл был вполне обычный, только очень большой, рассчитанный на сто человек, но плита!
— Это кто же такую печушу наколдовал? И жаркая какая, в ней ажно огонь горит пламенем!
Пускали бы совсем малую Пасю в богатые дома, где топились настоящие печки, она бы догадалась, что довелось увидать, а так только и остаётся пучить глаза.
— Это не печуша, — пояснил Арчен, — это настоящая печь, а вернее — плита. В ней горит огонь, для неё нужны сухие дрова. Еда, приготовленная на плите, всегда самая вкусная. Но, если не уследить, суп может выкипеть, каша подгореть. Хотя у настоящей поварихи ничто не подгорает и не выкипает.
— Повариха это тоже такое колдовское искусство?
— Почти.
— Вот здорово! — воскликнула Пася. — Когда я вырасту большой и вылечу все болезни, я обязательно стану поварихой!
На следующий день с утра Арчен и Пася собрались в дорогу. Несколько девушек-вышивальщиц бледные и слабые после перенесённого кризиса, вынесли сшитое за ночь платье, какого прежде у Паси и в мечтах не было. Конечно, это был не дымчатый шёлк, но, пожалуй, что и не хуже. В таком наряде хоть на свадьбу, хоть на огород. Как это делается, не скажет никто, это волшебство мастериц, волшебством не владеющих.
Последней подошла Касьяна, протянула на дрожащих ладонях новенькие туфли бежевой кожи.
— Возьми, Пасенька. Это я подарок готовила внучке Люиньке к именинам. Жаль, не дождалась Люинька твоего прихода. Пусть они тебе послужат; носить их не переносить и никуда в них не опаздывать.
Заплечный мешок Арчена после первой остановки изрядно полегчал, но в дорогу путешествующим лекарям дали хлеба, сыра, копчёного мяса, сушёных фруктов, короче, всякого провианта, так что можно было идти о пропитании не заботясь.
Когда усадьба скрылась за ближайшими пригорками, Пася сняла туфельки, спрятала их в мешок.
— Надо поберечь. Что таскать впустую, пока никто не видит? А тут дорога ласковая, пыль мягкая, можно и босиком.
Арчен тоже разулся, пошли босиком. Через некоторое время дорога раздвоилась.
— Нам сюда, — указал Арчен, заранее распросивший о дороге.
— Погоди, так же так? Я же слышу, там люди. Им нужна помощь!
— И всё же, мы пройдём мимо. Там находится большая деревня: Миченице. Ты должна знать, твоя мать оттуда родом. Но если мы зайдём туда, истратим весь эликсир до последней капли, и нового взять будет негде.