Горный цветок
Шрифт:
— Помогу. Михайло говорит, что их батальон получил, боевую задачу. С Биром вроде связано.
— С Биром? — машинально повторил Шныриков. — Думаешь, жив он? А я прикинул — враки. Кто-то другой под него работает. А вот яблоньки, Серега, это дело! Мы уедем, а ребята, которым служить доведется, будут вспоминать, кто их посадил.
Они прошли двор заставы и поднялись на веранду.
— Слыхали, фрицы у Балатона выдохлись? — сообщил сержант Ильин.
За шахматным столиком сидели пограничники. Несколь ко человек сгрудились у большой карты Европы.
— Глядите, шестьдесят километров и — Берлин! — говорил Коробской, показывая на алый флажок, воткнутый рядом с кружком «Берлин».
— Вот бы танками жахнуть! — выдохнул Шныриков.
— Сперва авиацией, — сказал Серега, — а затем десант…
Шум голосов, доносившийся с веранды, заставил Варакина оторваться от чтения. Он прислушался. Говорил Шныриков. Варакин сразу узнал его голос. «Пусть себе спорят, — подумал начальник заставы, — это хорошо, когда у каждого есть свое мнение». Николай говорил убежденно и громко.
Вчера Николай, может быть, пользуясь давним знакомством, обратился к нему с просьбой провести беседу. Как тут откажешь? Хотя и дел невпроворот, все знают об этом. К беседе он и готовится. Это третья об оуновцах. Полковник Туляков, присутствовавший на второй, вроде остался доволен. В тот день он похвалил заставу, даже назвал ее передовой. В устах скупого на похвалы начальника это что-то значило. Но, уходя, Туляков обронил:
— Советую быть начеку. Хотя впереди нас и фронт, и наступает он успешно, успокаиваться никак нельзя.
«Завтра же соберу комсомольцев», — решает Варакин, и слышит голос Шнырикова:
— На Смоленщине тьма полевых цветов…
«Эх, не был ты на лугах Владимирщины. Вот где цветов!..»
— А девки у вас, как цветы, али лучше?
Это говорит Коробской. Вчера только он принял отделение у Ильина, ставшего замполитом заставы.
— У Шнырякова три сестры, — голос Рудого заглушает смех пограничников.
— После войны приеду свататься, — грохочет бас Коробского.
Весельчак этот Коробской.
Смех утихает. Сильный голос Рудого заводит украинскую песню.
Шныриков зачарованно смотрит на друга. В песне тоска по дому, любовь и вера в близкую встречу с дорогими сердцу людьми, поэтому песня одинаково близка всем слушателям.
Варакин возвращается к прерванному чтению документов, взятых в отряде. Его интересует сейчас Донцов — теоретик украинского буржуазного национализма. Это имя он встретил у В. И. Ленина, знакомясь с его статьями, разоблачающими национализм.
Сейчас старший лейтенант читает характеристику, данную Донцову одним из его же последователей.
«Донцов, — писал его бывший единомышленник, — сын московского колониста, предал своих родителей и стал социал-революционером. Потом изменил социал-революционерам и перешел к националистам. Затем предал и этих и переехал в Австрию. Там он стал самостийником. Организовал «Союз освобождения Украины», с неким Васильком, призывал присоединить Украину к… Австрии. Затем предал Василька, потом изменил и Австрии…»
От полковника Тулякова Варакин слышал, что книжка Донцова «Национализм» — сродни гитлеровской «Mein Kampf», давно стала евангелием националистов.
Варакин окончил чтение поздно ночью. Он любил глубоко разобраться в интересующем его вопросе. Закрыв папку, закурил и задумался.
Снова Бир
В пятницу, восемнадцатого марта, когда на заставе проводилось занятие по огневой подготовке, прибыл начальник отряда.
— Приехал проверить взаимодействие с соседней заставой, — сказал полковник, поздоровавшись с Варакиным. — У поляков гуляет большая банда. Вот почитай, что они пишут.
Польские пограничники снова предупреждали о появлении Бира. За день до этого бандеровцы напали на отставшую от польской колонны машину с орудийным расчетом. Воспользовавшись численным перевесом, перебили солдат, захватили в плен двух раненых. Поляки организовали погоню. Тогда бандеровцы, убив солдат, бросили тела на пути преследовавших их поляков. На груди у обоих убитых были записки с угрозами и подпись «Бир».
Банда, петляя, приближалась к советской границе.
— Значит, надо готовиться к встрече, — возвратив письмо, сказал Варакин.
— Да. Нужно принять все меры к тому, чтобы на этот раз не упустить Бира. Кстати, говорил с народом?
Варакин ожидал, что полковник спросит об этом.
— Да, беседы прошли активно, — ответил он. — Было много вопросов.
— Какие?
— Да самые разные. О руководителях националистов спрашивали и про ПОУН.
— А вы разъяснили, что ПОУН возглавляли ставленники польской полиции?
— Я рассказал, как оуновцы, ожидая в тридцатые годы нападения гитлеровской Германии на Польшу, готовились к восстанию.
— Эту провокацию гитлеровцев мы вовремя раскусили, — заметил полковник. — Пройдет время, и история подтвердит это…
Время действительно подтвердило выводы советских органов госбезопасности.
На Нюрнбергском процессе один из руководителей гитлеровской контрразведки, генерал Ервин Лахузен, рассказал: «Канарие имел короткую беседу с фон Риббентропом, который, вернувшись к теме Украины, сказал, что необходимо организовать восстание или повстанческое движение, чтобы все дворы поляков были объяты пламенем, а все евреи — уничтожены».
Гитлеровцы, искавшие наемных убийц, нашли их в лице националистов, посулив им единую независимую Украину.
Однако факты показали, какие планы гитлеровцы вынашивали в отношении Украины, какую участь готовили ее народу. Захватив Украину, они, вопреки обещаниям, расчленили украинские земли, отдав Одессу, Измаильскую область и Северную Буковину боярской Румынии, а земли между Бугом и Днестром и западные области присоединили к Германии. Такова была истинная цена обещаний фюрера, рассматривавшего Украину как «германское пространство» и отводившего ей роль аграрного придатка рейха.