Горный цветок
Шрифт:
Город Львов, по замыслу Гитлера, должен был стать немецким городом, полностью очищенным от украинцев. Для онемечивания Украины гитлеровцы создавали на оккупированной территории «опорные центры немецкой нации».
По распоряжению Гиммлера подбирали украинок с признаками германской расы (светлые волосы, голубые глаза) и онемечивали их. Тех, кто пытался избежать этой «милости», уничтожали.
Гитлеровский гауляйтер Эрих Кох — «глава «рейхскомиссариата Украины», созданного для управления оккупированной территорией, в сорок втором году прямо заявил: «Нет никакой
Туляков рассказал Варакину о том, как была разгромлена дивизия националистов «Галичина».
— Господину Мельнику было, видимо, недостаточно того, что гитлеровцы, нарядив оуновцев в черную форму с медными трезубцами на шапках, формировали из них полицию. Вот Мельник и придумал ход, обратившись к Гитлеру с просьбой разрешить формирование украинской «повстанческой армии». Я читал в газетах, как во главе такой армии — четырнадцатой дивизии СС «Галичина» — поставили фашистских генералов.
— Да. Но и эта последняя ставка Мельника провалилась. «Галичину» разгромили в первом же бою. Националисты получили приказ перейти на подрывную работу в советском тылу, — заключил полковник.
Начальник отряда и Варакин вышли на большую поляну. Впереди них звучали одиночные выстрелы. Там было стрельбище.
Начальник заставы доложил, как организовано занятие.
— А каковы успехи?
Варакин чуть помедлил с ответом.
— Первое упражнение выполняют все. Со вторым похуже. Двое солдат первого года службы не выполнили его. Мы закрепили за ними ефрейтора Шнырикова. Пулеметчик. Отличный стрелок и методист.
— Шныриков?! Знаю. Посмотрим, как он подтянул новичков. Вы к молодым повнимательней присматривайтесь, — посоветовал Туляков. — Бывает, человек с виду невзрачный, а в тяжелую минуту, что скала. Людей, Варакин, надо знать. Я вот тебе один случай расскажу.
Попалась одному второкласснику строгая учительница. Она постоянно сердилась на него за плохой почерк и кляксы в тетрадях.
Мальчишка старался, пыхтел, только ничего у него не получалось. Учительница недовольна, мать ученика расстроена. Решили в школе перевести малыша в другой, параллельный класс. Директор хотел сделать это тактично, чтобы не обижать строгую учительницу.
Войдя на урок в класс, директор сказал: «В вашем классе больше учеников, чем во вторых «Б» и «В». Мы решили уравнять количество учеников во всех классах. Кто желает перейти в другой класс, поднимите руки». И тут, — полковник сделал паузу и, хитро сощурившись, посмотрел на Варакина, — случилось непредвиденное: все ребята, в том числе и те, которых учительница выделяла как лучших, подняли руки. Не поднял руку только один — тот мальчик, из-за которого и разгорелся сыр-бор.
Пришел он домой, и мать, уже зная о случившемся от директора, спросила его: «Почему же ты не поднял руку?» «А мне жалко стало учительницу», — ответил сын…
Начальник отряда достал папиросу и, раскурив ее, тихо сказал:
— Мне думается, самое главное на границе — знать, на что способен каждый наш ученик…
Этот день, восемнадцатое марта, как и предыдущие, был насыщен до предела.
— Серега, не спишь? — шептал Шныриков поздно ночью.
— А ты чего не спишь? Все вспоминаешь, как твои новички отличились?
— Нет, Серега, их любой бы стрелок подготовил. Не диво. Завтра мы в горы идем.
— Ну и что?
— Бессмертник хочу достать. Эдельвейс…
— Какие еще эдельвейсы! — рассердился Сергей. — Поговори с Михаилом, он расскажет, как еще до войны местный паренек пытался достать такой цветок. Так этого парня неделю искали, чтобы похоронить…
— Не пугай, — шепотом отозвался Шныриков, — я должен его достать. Понимаешь, должен!
— Ежели ты ненормальный, валяй, — с деланным равнодушием отозвался Рудой и решительно натянул одеяло.
Николай еще долго не мог заснуть. От местных жителей он знал, как раньше в праздник Ивана Купалы смельчаки доставали цветы, росшие на уступах в пропасти. Парни расхаживали по деревне в праздничных костюмах и шляпах, за ленты были заткнуты эдельвейсы. Михайло тоже ходил с бессмертником. Он сам говорил об этом Шнырикову. А что же он, Николай, не сделает того, что удалось Михаиле?!
С этими мыслями он уснул. И хотя дежурный разбудил его рано, Шныриков хорошо отдохнул. Впереди был трудный день. Ему и Сергею предстояло доставить на пикет провиант, овес, керосин, газеты и письма.
Было уже совсем светло. Где-то сонно и протяжно мычала корова. Весело прокричал петух. Уже около двух часов Шныриков и Рудой ехали верхом друг за другом. Дорога на пикет шла по ущелью. Снеговые вершины медленно росли, приближаясь.
«Скоро должен быть поворот», — вспомнил Николай, увидев знакомый ориентир — ель со сломанной верхушкой. Отсюда подъем займет еще три часа — он учитывал, что лошади несут большой груз. Потом — тропа, Скала Смерти; от нее они повернут налево, вверх.
До пикета добрались к полудню.
Здесь еще держалась зима. Шныриков кивнул на припорошенную снегом окрестность.
— Растает, — коротко ответил Рудой.
В последние дни февраля в горах сутками валил снег, Деревья и сейчас стояли в снежных хлопьях, спокойные и притихшие, а неподалеку, пробиваясь из-под снега, зеленела молодая трава.
Наверху их встретил пограничник Наливайко.
— Скажи, Иван, где тут растут эдельвейсы? — спросил Шныриков.
— Еще рано. Эдельвейсы цветут позднее. А зачем тебе?
— Нужно. Хоть стебелек прошлогодний найти.
— Не достать. Сорвешься…
— Я упрямый, — засмеялся Николай. — Задумал — не отступлю.
Они выполнили задание и, переночевав на пикете, приготовились в обратный путь.
Дорогой Серега еще раз пытался его образумить:
— А зачем тебе этот цветок, Коля?
— Нужен.
— Дурь. Серьезный вроде парень, а такое удумал.
Николай не отвечал.
У Скалы Смерти Сергей снова начал:
— Одумайся, Коля. Говорю тебе, не дело затеял.