Город Бесконечной Ночи

Чайлд Линкольн

Его смех эхом разнесся по обветшалому помещению.

От д’Агосты послышалось сдавленное гневное ворчание, напоминающее стон раненого буйвола. Озмиан проигнорировал его.

— После этого визита я оказался вами заинтригован. И то, что я нашел, только укрепило мою веру в то, что вы, а не Адейеми, должны стать моим последним трофеем. Я также догадался, как лучше заманить вас сюда, — он кивнул на труп Лонгстрита. — В моем офисе я почувствовал, что у вас двоих было общее прошлое. Также нетрудно было узнать и о вашем хорошем друге д’Агосте.

Он потянулся, схватил вихрь волос Лонгстрита и крутанул отрубленную голову.

— С ними двумя находящимися в моей власти, я знал, что у вас не будет другого выбора, кроме как прийти сюда и сыграть

в мою игру.

Пендергаст ничего не сказал. Озмиан, оставаясь сидеть в кресле, подался вперед.

— И вы догадываетесь, в какую именно игру мы собираемся сыграть — ведь так?

— Мне это предельно ясно.

— Хорошо! — он замолчал. — Мы оба будем находиться в совершенно справедливых и равных условиях, — он поднял пистолет. — У каждого из нас будет одно и то же оружие, почтенный 1911 и дополнительная обойма. Вы можете подумать, что у вас есть небольшое преимущество в том, что у вас «Лес Баер», но мой нисколько ему не уступает. У каждого из нас также будет нож, часы, фонарик и наш ум. Нашими охотничьими угодьями станет прилегающее здание, Здание 93. Вы же видели его по пути сюда? Это та самая заброшенная больница.

— Видел.

— Я не даю себе никакого преимущества. Это будет спортивная охота, в которой мы оба выступим одновременно и охотниками, и добычей. Никакой лисы, никакой собаки — только два опытных охотника, каждый из которых преследует своего идеального противника: друг друга. Победителем станет тот, кто застрелит проигравшего!

Он махнул детонатором в сторону д’Агосты.

— Лейтенант — это страховой полис, который гарантирует, что вы будете соблюдать правила охоты. Этот жилет самоубийц подключен к двухчасовому таймеру. Если вы меня убьете, то сможете просто забрать таймер из моего кармана и отключить его. Но если вы сжульничаете — сбежите или попытаетесь вызвать власти — все, что мне нужно будет сделать, это нажать кнопку, и лейтенант д’Агоста взорвется. Детонатор также гарантирует, что охота завершится в течение двух часов: не стоит затягивать, искать возможности отсидеться в укрытии или впустую потратить время. Через несколько минут я верну вам ваш пистолет и дополнительную обойму, сниму наручники, дам вам темный камуфляж и еще… дам вам фору. Вы отправитесь к Зданию 93. Через десять минут я отправлюсь вслед за вами, и начнется охота.

— Почему? — спросил Пендергаст.

— Почему? — рассмеялся Озмиан. — Разве я уже не объяснил? Я уже достиг всего: сейчас я стою на вершине и смотрю на всех сверху вниз. Это будет самое восхитительное острое ощущение в моей жизни — главное, последнее острое ощущение. Даже если я умру, по крайней мере, я уйду, громко хлопнув дверью — простите за каламбур — и буду знать, что потребовался самый лучший, чтобы убить меня. А если я выживу, тогда у меня будет воспоминание, которое можно будет лелеять... независимо от того, что принесет мне будущее.

— Я спрашивал не об этом. Я имел в виду, почему Здание 93?

На мгновение Озмиан смутился.

— Вы, что, шутите? Оно идеально подходит для подобной охоты. Это более четырехсот тысяч квадратных футов пощади. Огромная, запутанная развалина, с десятью этажами, имеющими многочисленные крылья, мили коридоров и более двух тысяч комнат! Только представьте себе все возможности для ловушек, засад и укрытий! И мы находимся далеко, очень далеко от всех сующих нос не в свои дела, которые могут услышать выстрелы и вызвать полицию.

Пендергаст посмотрел на Озмиана, слегка прищурив глаза, но так ничего и не сказал.

— Я вижу, что вас не устраивает подобная причина. Так и быть. Существует вторая причина, — он еще раз крутанул на столе голову Лонгстрита. — Однажды, когда мне было двенадцать лет, наш любимый приходской священник отец Ансельм запер меня в ризнице и неоднократно изнасиловал. Он говорил, пока делал это, что Бог и Иисус наблюдают за нами. И — раз никто не остановил его — эти двое были явно не против того, что он делает. Мне же он угрожал адом и всеми вытекающими последствиями, если я кому-нибудь расскажу. У меня произошел психический срыв. Я перестал разговаривать, перестал

думать, перестал двигаться. Моя семья, не знавшая, что случилось, предположила, что я сошел с ума. Был поставлен диагноз кататоническая шизофрения. Кингз-Парк тогда имел блестящую репутацию, и был единственным подобным заведением в стране, где утверждали, что вылечат меня. Да, агент Пендергаст: я стал пациентом главного корпуса Кингз-Парка. Выходит, что одним из последних. И здесь, в конце концов, я выздоровел. Но не благодаря тому, что они что-то сделали, а благодаря моим собственным внутренним ресурсам.

— Кингз-Парк был известен своей электроконвульсивной терапией.

— Действительно, так и было — и именно поэтому, в конце концов, он был закрыт. Но шоковая терапия и остальные, еще худшие методы были прерогативой буйных сумасшедших — неисправимых и отъявленных преступников. Я, к счастью, избежал этой участи.

— И, как я понимаю, сами себя вылечили.

— Ваш саркастический тон неприятен, но да, действительно, я это сделал. Однажды я понял, что у меня есть очень важная цель, которую надо достичь: месть. Возможно, что это — самая сильная человеческая мотивация. Поэтому я взял себя в руки, воспрянул духом и убедил легковерных врачей, что они излечили меня. Я вернулся к жизни. Я вырос, пошел в старшую школу и, наконец, сделал то, что так давно собирался сделать — отомстил отцу Ансельму. Смерть стала бы для этого человека слишком легким избавлением: моя цель заключалась в том, чтобы остаток своей жизни он провел в страданиях и боли. Затем я поступил в Стэнфорд, окончил его с отличием, основал «ДиджиФлуд», заработал миллиарды долларов, перетрахал кучу красивых женщин, попутешествовал по миру, пожил жизнью, полной невообразимой роскоши и удовольствий — короче говоря, я сделал все, что привыкли делать богачи, вроде меня.

— Конечно же, — сухо сказал Пендергаст.

— В любом случае, как итог, вскоре после моей выписки, Кингз-Парк был распущен, заброшен и оставлен гнить.

— Получается, для вас все сложилось просто прекрасно, к тому же сейчас он станет местом последней охоты.

— Я вижу, вы уже прониклись ее духом. Разумеется, вы понимаете, как этот опыт расставит для меня все по своим местам. Хочу уточнить, что я едва знаю то здание: только одну единственную комнату, где меня лечили и круглосуточно держали в изоляции. И еще комнату терапии, где я рассказывал своему врачу кучу лжи, в которую он верил и тщательно ее записывал. Я так же незнаком с этим местом, как и вы — там у меня не будет никакого преимущества.

Озмиан положил «Лес Баер» на стол вместе с дополнительным магазином, и одновременно опустил детонатор в карман. Рядом с пистолетом он положил часы, фонарик и нож с фиксированным лезвием.

— Ваша экипировка, — сказал он и поднялся. — Ну что ж, агент Пендергаст. Начнем?

53

Ночь была тихой, без единого дуновения ветра. Полная луна едва виднелась над башнями Здания 93, бросая на пейзаж костно-белый свет. Одетый в камуфляж и мягкие туфли, которые Озмиан выдал ему, агент Пендергаст остановился за дверью Здания 44. Облачка пара от его дыхания, дрейфовали по ночному воздуху. Здание 93, большим черным клином выделяющееся на фоне лунного неба, располагалось от него примерно в сотне ярдов и было окружено дырявым проволочным заграждением. Между ним и забором лежала полоса открытой земли, покрытая тонким слоем хрустящего снега с россыпью мертвых деревьев и полыми пнями. Справа возвышался холм, заросший кустарниковыми сорняками.

Видеть Лонгстрита, обезглавленного настолько жестоким способом… видеть д’Агосту насколько сильно избитого и связанного, словно свинья на убой… осознавать, как легко Озмиан обвел его вокруг пальца — трагичность всего этого навалилась на Пендергаста, угрожая лишить его разума и раздавить горем, яростью и самобичеванием. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и мысленно сконцентрировался, постаравшись отбросить все отвлекающие факторы. Прошла минута — драгоценная минута, но он знал, что, если не восстановит свое внимание и равновесие, то наверняка проиграет.