Город Бездны
Шрифт:
– От капсул со «спящими» нет инфракрасного излучения, – произнес наконец Гомес, когда они приближались к оконечности «хребта». – Думаю, это дурной знак. Когда капсулы действуют, системы охлаждения излучают в инфракрасном диапазоне. Чтобы создавать холод, надо отдавать тепло, иначе никак. Значит, момио не выжили.
– Можешь радоваться, – сказал Небесный. – Ты хотел корабль-призрак? Ты его получил.
– Не думаю, что на нем есть призраки. Правда, мертвецов предостаточно.
Они миновали конец «хребта», где к нему был пристыкован двигательный отсек. Теперь шаттл плыл лишь в десяти-пятнадцати метрах над корпусом «Калеуче». На таком расстоянии все детали должны были выглядеть идеально четко, но… Следовало отдать должное наблюдательности Гомеса. Казалось, стекла в иллюминаторах стали гофрированными. Контуры деталей слегка расплывались, хотя очертания корпуса оставались четкими – словно корабль подтаял, а затем снова застыл.
Это было неправильно.
– Ну что, – произнес Гомес, – с двигательным отсеком тоже как будто все в порядке. Антивещество должно находиться внутри. Остаточной энергии хватает, чтобы его удерживать.
– Но ты же видишь – никаких признаков энергии. Ни один прожектор не светится.
– Значит, на корабле отключено все, кроме систем жизнеобеспечения. Но антивещество просто обязано находиться внутри. Тогда в любом случае окажется, что мы прилетели сюда не напрасно.
– Посмотрим с другой стороны. Я уверен, там что-то не в порядке.
Они обогнули корпус, резко развернувшись перед зияющими пастями дюз. Конечно, Гомес прав – на борту должно быть антивещество. Это несомненно. Взрыв двигателей мог привести лишь к одному: от «Калеуче», как и от «Исламабада», не осталось бы ничего, кроме россыпи атомов, необычных для межзвездного пространства. Запасы антивещества должны быть достаточно велики, чтобы обеспечить торможение корабля, – значит, вспомогательные системы должны работать нормально. И люди Небесного найдут применение этому ресурсу. Например, можно превратить «Калеуче» в экспериментальную площадку, испытать его двигатели на предельные нагрузки – такие испытания было бы слишком рискованно проводить на собственном корабле – и добиться от них максимальной эффективности. Можно использовать корабль-призрак в качестве гигантской ракетной ступени, присоединив его к «Сантьяго», и получить кривую торможения невероятно малого радиуса, а потом, точно рассчитав момент, отстрелить «Калеуче» на околосветовой скорости… Но был третий путь, который нравился Небесному еще больше. Набраться опыта в обращении с антивеществом на борту корабля-призрака, затем перенести резервуар на «Сантьяго», пополнив собственные запасы. В этом случае не надо тратить энергию на торможение дополнительной инертной массы. К тому же операцию будет нетрудно сохранить в тайне.
Шаттл завершил маневр и снова поплыл вдоль корпуса – теперь с другой стороны. Радар уже оповестил их о том, что корпус несколько асимметричен относительно продольной оси. Но, увидев то, что нарушало симметрию, они не поверили своим глазам. Гомес тихо выругался, а Небесный, не склонный реагировать столь непосредственно, ответил медленным кивком. Вдоль всего корабля, от шарообразного командного отсека до дюз, обшивка вспучилась жутковатой пенистой массой – похоже на тесно сидящие волдыри или ком лягушачьей икры.
С минуту трое молча созерцали эту картину. Просто не верилось, что перед ними вожделенный шестой корабль.
Гомес первым обрел дар речи:
– Здесь случилось что-то странное. Что-то очень и очень странное. Знаешь, Небесный, мне это не нравится.
– Думаешь, мне нравится? – отозвался Небесный.
– Отойдем подальше, – сказал Норкинко.
Впервые Небесный просто повиновался. Запустив двигатели на малую мощность, он отвел шаттл на пару сотен метров. В кабине снова воцарилось молчание. Они так долго ждали возможности получше разглядеть корабль… Небесный отметил, что обшивка действительно похожа на живую кожу – то ли свежий, то ли плохо зарубцевавшийся ожог. Во всяком случае, ничего подобного он не ожидал.
– Там что-то есть. – Гомес ткнул пальцем вверх. – Видите, возле самой рубки? Непохоже, что это часть корабля.
– Шаттл, – сказал Небесный.
Медленно, словно крадучись, они вновь подлетели поближе. Лучи прожекторов осторожно ощупывали темную массу. Среди пузырящихся вздутий обшивки притаился крошечный шаттл – кажется, неповрежденный. Ни формой, ни размерами он не отличался от их собственного, только маркировка и некоторые детали выглядели чуть иначе.
– Черт… – проговорил Гомес. – Кто-то нас опередил.
– Возможно, – ответил Небесный. – А может быть, он здесь давно.
– Ты прав, – согласился с Гомесом Норкинко. – Сомневаюсь, что это один из наших шаттлов.
Они медленно приближались к чужому шаттлу, опасаясь ловушки. Но тот выглядел таким же мертвым, как и корабль, к которому прикрепился. Три троса с крючьями-гарпунами на концах, пробившими верхний слой обшивки «Калеуче», надежно удерживали шаттл. Это было стандартное устройство для аварийной швартовки, которое устанавливается на всех шаттлах, но Небесному никогда бы не пришло в голову использовать крючья таким образом. На противоположной стороне есть шлюзы – почему команда шаттла не воспользовалась ими?
– Теперь причаливаем медленно и аккуратно, – сказал Гомес.
– А я что делаю?
Тем не менее стыковка с брошенным шаттлом оказалась весьма непростой процедурой – двигатели снова и снова отбрасывали их назад. Даже когда оба шаттла наконец оказались рядом, выяснилось, что проблемы не закончились. Однако герметичность люков не была нарушена. Небесному удалось подсоединиться к системе питания чужого шаттла, чтобы вывести его из спячки. Неудивительно: шаттлы изначально конструировались в расчете на полную совместимость со швартовочными системами всех кораблей.
Загорелись причальные огни, и давление в шлюзах по обе стороны люка начало выравниваться. Покидая шаттл, Небесный и его спутники надели скафандры, закрепили на них специальные датчики и радиооборудование – все это было подготовлено задолго до экспедиции, а автоматы, табельное оружие сотрудников службы безопасности предоставил Небесный. На стволах были закреплены фонарики. Небесный шел первым. За соединительным тоннелем и шлюзом находилась хорошо освещенная каюта – на первый взгляд точная копия той, из которой они только что вышли. Ни паутины, ни плавающих хлопьев пыли – никаких признаков запустения. Даже работали несколько индикаторов, отмечая изменения каких-то параметров.
А еще в каюте сидел человек.
Он был в скафандре – и, несомненно, он был мертв. Чтобы в этом убедиться, не было нужды долго разглядывать скалящийся череп за щитком шлема, да и желания такого ни у кого не возникло. Вряд ли это была насильственная смерть. Пилот спокойно сидел в кресле, руки на коленях, кисти в перчатках сложены на груди, словно он мирно творил молитву.
– Оливейра, – произнес Гомес, прочтя табличку на шлеме. – Это португальская фамилия. Наверное, он с «Бразилии».