Город гибели
Шрифт:
Было душное послеобеденное время, царила невыносимая жара. В том месте, где кончался газон, поднималась стена из красного кирпича, окружавшая сад, с железными воротами в середине. На той стороне за воротами рос грецкий орех. Мы сидели в тени дома, напротив его фасада с высокими окнами, через которые я мог видеть очертания накрытого стола и отражающие свет стеклянные и серебряные предметы сервировки. Фронтальная стена была длинной и с одной стороны оканчивалась трехэтажной башней, которая произвела на меня впечатление значительно более старого строения, чем остальная часть здания.
Через некоторое время миссис Стоун,
— Джек покажет вам вашу комнату. Я отвела вам комнату в башне.
Неизвестно почему, но от этих слов у меня неспокойно забилось сердце. Мне показалось, что мне было известно, что я буду нанимать комнату в башне, и меня охватило предчувствие чего-то недоброго. Джек тотчас же встал, и я ощутил, что мне необходимо последовать за ним.
Молча мы пересекли холл, а потом по большой дубовой лестнице, полной закоулков, мы прошли на площадку третьего этажа башни, где было двое дверей. Джек открыл одну из них и пропустил меня внутрь, не входя сам, после чего закрыл ее за моей спиной. Предчувствие меня не обмануло: что-то зловещее в этой комнате наполняло меня страхом, у меня было впечатление, что меня охватывает кошмар, и я ощущал нарастающий страх, пока наконец не пробудился в полнейшем ужасе.
Позже этот сон преследовал меня в течение пятнадцати лет, в самых разнообразных версиях, но всегда все происходило по одной и той же схеме: прибытие в дом из красного кирпича, чаепитие на газоне в саду, гробовая тишина, прерываемая всего лишь одним предложением, которое на фоне этой тишины звучало как из могилы. Затем мы с Джеком шли в башню, где таился страх, и сон кончался всегда ощущением гнетущего ужаса и страха перед чем-то, что было в этой комнате, но только я не мог узнать, что это было.
Время от времени мне снились разные варианты на одну и ту же тему. Например, мы сидели в столовой за столом, и я смотрел через высокие окна, те самые, которые я видел из сада, когда был там впервые во сне. Но где бы мы ни находились, всегда царила та же самая зловещая тишина, и меня охватывало гнетущее предчувствие чего-то тревожного. И я уже заранее знал, что сейчас миссис Стоун нарушит эту тишину и скажет мне:
— Джек покажет вам вашу комнату. Я отвела вам комнату в башне.
Затем я должен был идти с ним по большой лестнице, полной закоулков, в комнату, которой я боялся все больше.
Неоднократно случалось, что мы играли в карты в салоне, ярко освещенном многочисленными канделябрами, а игра проходила в абсолютном молчании. Салон всегда был ярко освещен в отличие от остальной части дома, где господствовали полумрак и тени. Несмотря на столь широкую иллюминацию салона, я с трудом различал карты, вглядываясь в масть. Я не имел представления, что это была за игра, но колода не имела красной масти, а только черную, и некоторые карты были совсем черными, их-то я и боялся больше всего и ненавидел.
По мере того как сновидение повторялось, я постепенно знакомился с большой частью дома. За салоном, в конце коридора, двери, обитые зеленым сукном, вели в комнату для курения. Там всегда царил мрак, и я не раз проходил мимо кого-то, кто выходил оттуда, но не мог рассмотреть его.
Интересным обстоятельством было то, что персонажи из сновидений подвергались тем же изменениям, что и лица в действительной жизни. Например, миссис Стоун, которая была
— Джек покажет вам вашу комнату. Я отвела вам комнату в башне.
Джек подрос и стал не особенно симпатичным юношей с темными усами, а одна из его сестер перестала участвовать в чаепитиях с гостями, из чего я сделал вывод, что, вероятно, она вышла замуж.
В какой-то период времени этот сон не являлся мне, пожалуй, полгода, а то и дольше, и я уже имел надежду, что мне никогда не приснится пребывание в доме из красного кирпича и жуткий страх, связанный с ним.
Однако же после этого перерыва я снова очутился на чае в саду, только на этот раз не было миссис Стоун, а все были одеты в черное. Я сразу же догадался о причине, и у меня от радости забилось сердце при мысли о том, что, может быть, мне уже не придется ночевать в комнате в башне. Меня охватило ощущение такого облегчения, что, не обращая внимания на всеобщее молчание, я начал говорить и смеяться, чего до этого я себе не позволял. Но это ни в коей мере не изменило ситуации, так как все продолжали молчать, украдкой поглядывая друг на друга. Вскоре поток моих словоизлияний пересох, и снова на меня накатилось предчувствие чего-то отвратительного, еще более сильное, чем когда-либо до этого.
Внезапно тишину разорвал голос, столь хорошо мне знакомый, голос миссис Стоун, который сказал:
— Джек покажет вам вашу комнату. Я отвела вам комнату в башне.
Мне показалось, что голос доносится со стороны кирпичной стены, окружающей сад, и я бросил взгляд в этом направлении через прутья ворот; в траве за оградой было полным-полно надгробных камней. Необычный бледный свет, который сочился из них, позволил мне разобрать надпись на ближайшем надгробии:
В память о проклятой Джулии Стоун
Джек тотчас же встал как обычно, и я пошел за ним через холл и вверх по лестнице с многочисленными закоулками. На этот раз в комнате было еще темнее, чем обычно, так что я едва-едва различал очертания мебели, расположение которой мне было хорошо известно. Я почувствовал омерзительную вонь разложения и с криком пробудился.
Этот сон и разные его варианты, представленные здесь, некоторое время повторялся в течение пятнадцати лет. Иногда он являлся мне несколько ночей подряд, иногда по прошествии длительного времени, когда-то с перерывом на полгода, как я уже упоминал, но в среднем он снился мне раз в месяц. Я ощущал его как ночной кошмар, и он всегда завершался ощущением пронзительного страха, который, вместо того чтобы ослабевать с течением времени, с каждым разом охватывал меня все сильнее и сильнее.
В этом сновидении была поразительная логика событий: персонажи старели, выходили замуж, умирали. Я никогда уже не увидел миссис Стоун с того времени, как она умерла. Но голос ее всегда сообщал мне, что для меня приготовлена комната в башне… независимо от того, пили ли мы чай в саду или в какой-то из комнат, я всегда видел ее надгробный камень через прутья ворот. С той же самой последовательностью дочь, вышедшая замуж, появлялась уже только время от времени, раза два или три, в компании мужчины, в котором я предполагал ее мужа. И он также хранил полное молчание, как остальные лица.