Город кошек
Шрифт:
— Я скажу! Скажу! — испугался Хиннар, видя, как исказилось лицо его милосердной повелительницы. — Он… Этот, безмозглый варвар, у которого вместо мозгов мышцы, сказал, что у него осталось для вас его грязное семя…
Хиннар с преувеличенно громким стуком ударил лбом об пол, чтобы хотя бы отчасти заглушить эхо собственных слов, за которые, он это чувствовал, головы ему не сносить.
— Что?.. — сказала Лилува. И вдруг громко рассмеялась. — Отрежьте ему член — и проблема отпадет сама собой! — заявила она, снова опускаясь на ложе, и откусывая от персика. — Не вижу, почему бы вам не сделать этого немедленно. Варвар больше не нужен мне. Мне с ним скучно… Мальчик, ты заснул?
Мальчик, действительно слегка позабывший зачем у него в руках опахало, заработал им с новой силой. Лилува томно вытянулась на ложе, Делая вид, что окончательно потеряла интерес ко всему, кроме персика в своей руке.
— Кому прикажете первому умереть? — спросил Хиннар. — Я буду рад исполнить ваше приказание, госпожа.
— При чем тут твоя смерть, Хиннар, ты что, не слышал, что я приказала только что? Твоя смерть мне не нужна.
— Думаю, что все, кто попытается приблизиться к вашему варвару с оружием, отправятся вслед за Джебором.
Лилува вскинула брови.
— Он настолько опасен?
— Возможно, для солдат нет, но у нас здесь нет солдат. А он профессиональный воин. Поэтому-то он так легко и поверил в спектакль, который мы разыграли для него ночью.
— Ты хочешь сказать… — Лилува прикрыла рот рукой, чтобы не расхохотаться с персиком рту. — Хочешь сказать, что он проделывал так наяву?
— Не обязательно именно такое, но подобное. А немного волшебного зелья позволило ему принять некоторые особо нелепые вещи.
— Фантастические, раб. Не забывай, кто все это придумал, — поправила Лилува.
— И вот поэтому, госпожа, у нас только один путь. Его необходимо убить. И убить его в сложившихся условиях можно только применив хитрость. Все войны выигрываются окольными путями.
— Что же это за хитрость? — Лилува погрозила пальчиком. — Признавайся, Хиннар, ты ведь уже все придумал? Иначе бы ты не заявился мне с глупыми разговорами.
— Нужно убить его у вас, когда он потеряет бдительность, — ответил Хиннар. — Поверьте, это лучшее, что мы в силах сделать… Другого пути нет.
13
У подножия самой высокой из башен замка имелись широкие двери — и они были открыты. Гостеприимно распахнуты навстречу Конану. Он смутно помнил короткую лестницу и маленькую площадь под башней. Посмотрев наверх, он увидел развевающееся на ветру желтое знамя с изображением красного тигра.
На нижней ступеньке уютно свернулся рыжий кот. Конан перешагнул через него, положа руку на эфес меча. Слишком это все напоминало вход в мышеловку, но Конан не мог остановиться — его непреодолимо влекло к юной женщине, он чувствовал ее запах, от которого кружилась голова и сильнее стучало сердце. К тому же, Конан не считал себя беспомощной мышью.
Внутри был вход, закрытый красными драпировками. Конан вытащил меч и раздвинул драпировки острием. За ними никого не было, но запах женщины стал еще сильнее.
Конан двинулся по коридору, внимательно осматривая стены, пол и потолок. Они были сложены из больших темных от древности кирпичей.
В конце коридор поворачивал направо. Конан осторожно выглянул из-за угла и увидел проем, закрытый пологом из свободно свисающих золотых нитей.
Приглядевшись, он понял, что нити эти — человеческие волосы. Прекрасные волосы златоволосых красавиц. Переливающиеся светом, колышущиеся от малейшего прикосновения ветра.
— Ты уже здесь, мой господин? — раздался знакомый голос. — Где же ты? Почему ты не входишь ко мне?
Конан шагнул сквозь волосяной полог и оказался в комнате, завешанной красными драпировками. Посреди комнаты стояло ложе, на котором возлежала его прекрасная невольница. Хоть пожалуй, сейчас она была госпожой. Да и всегда, понял Конан, была госпожой. Утренние события являлись всего лишь невинным розыгрышем — у Конана не было ни рабов, ни слуг. Это обстоятельство вдруг открылось ему отчетливо, будто на глаз упала черная пелена.
— Ну, иди же сюда, мой милый, — сказала она, выгибаясь на ложе и облизывая соблазнительно увлажненные соком губы. — Я так тосковала без тебя…
Конан не видел ее правой руки. Она как-то слишком нарочито прятала ее за ложем, изо сил пытаясь делать вид, что совершенно расслаблена.
Острым, натренированным за суровые годы сражений, боковым зрением киммериец улавливал и еще одну странность этого места. Драпировки шевелились словно от ветра. Но никакого ветра здесь не было.
— Ты ждала меня, — спокойно сказал он, вслушиваясь и принюхиваясь. Тут были не только запахи фруктов и женщины, но и запах мужчины. Напряженного, озабоченного мужчины — однако отнюдь не совокуплением. — И приготовила для меня сюрприз…
Лилува вздрогнула. Едва заметно, но достаточно для того, чтобы это увидел Конан. Она боялась его, и, пожалуй, боялась больше, чем хотела.
— Этот сюрприз — я, — произнесла Лилува, снова делая вид, что расслабленна.
— Пожалуй, я забыл об одной вещи, — заявил Конан. — Когда мы встретились впервые, я собирался наказать тебя, моя непослушная рабыня. Но я не сделал этого… Теперь, думаю, настало время восполнить упущенное… — С этими словами киммериец вытащил из складок набедренной повязки кожаную плеть с крючьями. Лилува непроизвольно напряглась, приподнявшись с ложа, и уставилась на орудие пытки широко раскрытыми глазами. — Отличный бич, — сказал Конан. — И он оставит на тебе незабываемые следы…
— Хиннар! — вдруг отчаянно завопила Лилува, и на втором слоге голос ее сорвался.
Конан усмехнулся: у женщин слишком развито воображение, особенно, когда это касается боли.
Комната мгновенно ожила. Драпировки раздвинулись, и из-за них выскочила дюжина слуг с мечами и щитами. Они все тряслись и жутко потели от страха. Так что воздух вокруг переполнился миазмами трусости. Они все хотели убить Конана, были призваны вопреки своей воле сделать это, и боялись этого не меньше, чем собственной смерти. Особенно выделялся среди них один, уже знакомый киммерийцу — человек, представившийся с утра его слугой. Он подступил ближе всех, и в глазах его светилось решительное отчаяние.