Город под куполом
Шрифт:
Данко скинул вызов. Каир сам не знает, чего хочет. Он хотел победить – и позвал лучшего игрока во всей Тверди. Теперь он страдает от неизбежных потерь – и отказывает знаться со старым товарищем. Не будь в команде Данко, трупов было бы больше. А может быть, Каир подсознательно пытается скинуть груз ответственности на непричастного Данко, ведь он понимает, что самолично засунул Танечку в арьергард. Данко был против – а он засунул.
От мыслей Данко отвлёк новый вызов. Вместе с ним пришло извещение о переводе средств – в полтора раза меньше оговоренной суммы. Всего лишь миллион семьсот тысяч поинтов.
«Господин Даниил, – произнёс сухощавый голос автоинформатора, –
Данко толкнул от себя ветхую покосившуюся дверь и вышел в вестибюль здания.
Тут на диванчиках перед большим экраном общественного интеркома сидели старики и старухи. Они смотрели результаты только что прошедшей игры, даже не подозревая, что один из игроков всё это время находился в этом же доме призрения всего лишь несколькими этажами ниже.
На экране как раз показывали Анфису Кварц, молоденькую девочку с лёгкой степенью анорексии. Фамилию её Данко узнал из досье; обычно фамилии игроков не разглашались – всё-таки смертельные игры были разрешены лишь условно: по закону получали статус non grata и осуждались обществом, при этом нелепо же к этим играм тянущимся. Отряды полиции часто врывались на заброшенные склады или целые участки, производили захват игроков и организаторов, которых потом показательно клеймили и переводили в шахтёры низшего звена. В шахтах люди, не приспособленные с детства к тяжёлому труду, гибли. Это, конечно же, что показывали и о чём говорили по информационным каналам общего пользования. В реальности же полиция попросту взимала штраф в собственный карман и отпускала. У многих организаторов даже были индивидуальные отряды силовиков для защиты игровых площадок.
Конвульсии Анфисы должны были уже прекратиться, но на экране она продолжала дёргаться, выплёскивая ртом потоки крови и раздирая ногтями грудь. По возбуждённому сопению престарелых – тридцати-тридцати пяти лет – зрителей было понятно, что они просто крутят повтор, с одобрением наблюдая за чужими страданиями. Сублимация собственных страхов и лишений. Иллюзия счастливчиков, у которых в жизни всё хорошо и стабильно.
– Срамота! – с удовольствием кашлянул лысеющий старичок с выщипанными бровями, наблюдая, как Анфиса на экране, расцарапывая себе грудь, обнажила торчащий розовый сосок.
Данко быстро пробежал пальцами по интерлинку, и изображение на экране сменилось на демонстрацию художественной гимнастики. Старики взвыли от негодования и все как один направили на экран интерлинки, пытаясь вернуть приятные сердцу сцены насилия. Но, увы, не им соревноваться с Данко в отношении цифровых махинаций. Устаревшие интерлинки лишь недоумённо попискивали, нащупывая точки входа общественного канала.
Миловидная старушка с огромными даже по меркам Тверди глазами заметила Данко и, приняв молодого человека за соцработника, попросила вызвать мастера.
– Вита, ты зачем унижаешься? – напустилась на неё соседка с полубезумным взглядом. – Такие как он потом и говорят, что мы тут у них в ногах ползаем. Пусть ремонтирует интерком, а не то выпишем ему выговор на форуме.
Данко, не обращая внимания на старческую блажь за спиной, подошёл к запотевшей стеклянной двери во внутренний холл, из которого большая винтовая лестница вела на парковку.
– Да, позовите мастера и принесите нам винного напитка с клюквенной эмульсией. Живее, молодой человек. Ножками работаем-работаем!
Стеклянная дверь плавно закрылась за спиной Данко, и он перестал слышать назойливых старух.
В холле усиленно гудели нагреватели воздуха, вступая в непомерную борьбу с холодным воздухом, вырывающимся из небрежно запаянных щелей в стенах. От этого становилось то дьявольски холодно, то вдруг обжигало, словно раскалённой струёй.
С обеих сторон высились винтажные колонны, скрывая за собой стойки регистрации посетителей и интеркомы с каталогами. На каждой стойке лежала фигурка горностая, сканируя пространство яркими рубиновыми глазами. Фигурки явно были выполнены разными мастерами, слабо представляющими себе, как должно выглядеть это мифическое существо. Где-то горностай был похож на жирную крысу с шевелящимися зубами и змеями вдоль хребта, где-то – на кукольную детскую игрушку с широкими глазами и носом-кнопкой. Один вообще представлял собой фигуру крохотной девочки с золотыми волосами, держащей в ладонях светящийся шар, должно быть, символизирующий солнце.
Насчёт горностаев Данко не беспокоился: их он просканировал ещё при первом визите, убедившись, что это не более чем датчики скорой помощи, ориентированные на то, чтобы своевременно засечь изменение состава среды в помещении и вызвать бригаду санитаров. Камеры слежения, которые он никак не мог обнаружить, его волновали куда больше.
Он поднялся по винтовой лестнице, столкнувшись по пути с двумя грузчиками, нёсшими ящики с агитационными таблетками. Грузчики в довесок были обременены функцией распространителей, а потому попытались тут же вручить Данко несколько упаковок, сопровождая это искусственными улыбками.
– На улице минус пятнадцать, – дружелюбно сообщил один из грузчиков. – Накинь шарфик, что ли, какой-нибудь.
Данко любезно склонил голову, но от таблеток отказался. Поверхность каждой была инкрустирована изображением лица какого-то примелькавшегося деятеля из Комитета, чтобы старики накануне предстоящих выборов загодя понимали, кому они обязаны бесплатными лекарствами. От чего были предназначены эти таблетки, было непонятно. Никакой инструкции не предполагалось, лишь сбоку на коробочке были аккуратно проставлены серия, номер свидетельства и дата выпуска. Фармацевтический завод корпорации «Тайян» располагался неподалёку в городе Твердь. Поэтому Данко не особо интересовала структура этой медицинской оферты. Будь бы это таблетки от какой-то неожиданно объявившейся компании из Воркуты или Рлунг По, он бы отнёсся к происходящему с более должным вниманием.
Парковка встретила его изморозью, покрывшей хрустящей коркой дорожки, таблички с интерфейсами доступа и даже окна некоторых автомашин, хозяева которых, как видно, экономили на внутреннем обогреве во время простоя, пусть обогрев и потреблял абсолютно незначительную часть энергии.
Действительно, было довольно прохладно. За рулём некоторых машин сонно кивали носом водители, ожидая родственников или возможности заработать. За несвоевременную починку транспорта полагалось наказание, вплоть до смертной казни, поэтому завсегда можно было обогатиться на транспортировке чьего-либо металлопластикового симбионта до ремонтной мастерской.