Город под куполом
Шрифт:
Лейтенант протянул руку и вырвал интерлинк с предплечья Романовой. Девушка вскрикнула от боли. В ладонь тут же стали скатываться крупные капли крови.
– Вы не имеете права, – скорее уточнила, нежели возмутилась она.
– Имею. Верну по прибытию в населённый пункт. Вы находитесь на закрытой для гражданского передвижения транспортной магистрали, создавая угрозу местной логистике и грузовым перевозкам.
– А чего, может подпитаем её, да пусть едет? – вмешался младший напарник. Романова, не уловив намёка, с надеждой посмотрела на него.
– Может и подпитал бы, – задумчиво сказал лейтенант, –
– Мужчины… господа полицейские, – выдавила из себя Романова, – у меня на счёте есть много поинтов, очень много. У меня открыты вклады в разные проекты. Я всё сниму. Там около десяти тысяч. При вас всё сделаю… около часа транзакция. Пожалуйста!
– А времени всё меньше и меньше, – вздохнул лейтенант. – Как же всё-таки некоторые не любят жизнь.
Полицейские развернулись и пошли к машине. По пути младший пнул подёргивающегося бродягу по лицу.
– Что это с ним?
– Бывает. Посмертные конвульсии. Я однажды видел, как одного расстрелянного полчаса трясло, – ответил лейтенант.
– Может его, во избежание аварии, того…
– Пусть транспортники сами разбираются. У них там грузчики, здоровенные лбы, неплохо бы им свой оклад отрабатывать хоть иногда.
Полицейские отошли достаточно далеко, и Романова перестала слышать, о чём ещё они ведут разговор.
Дрожа уже не столь от холода, сколько от нервного истощения, она метнулась к своему автомобилю и села за руль, уставившись на датчик солнечной энергии: меньше двух процентов. Запасных накопителей в её старенькой «Ладушке» не предусматривалось. Ближайший «солнечный зайчик» – автозаправка солнечной энергией – был, как верно заметили господа офицеры, не ближе, чем в восьмидесяти километрах отсюда. А ещё и без интерлинка. Она могла бы позвонить Лоре, попросить, чтобы та привезла ей заряженный накопитель. В режиме ожидания можно бы было дождаться, не расходуя энергию. Но интерлинк предусмотрительно забрал лейтенант. Вроде бы новая эпоха, а жизнь как до войны! Несколько поинтов – и жизнь человека не стоит и жареного сверчка.
Романова бросила взгляд на соседнее сиденье и снова похолодела: её свёрток пропал. Девушка наклонилась и принялась судорожно обшаривать салон, истерично проникая непослушными от холода пальцами во все самые крохотные складки обивки. Может, он упал во время столкновения? Нет. Подняв голову спустя несколько минут, она обнаружила, что интерком кто-то вырвал из гнезда, пока машина была открыта. Удивительно, как много живых душ собралось этой ночью на безлюдном шоссе.
Сжав виски пальцами, Романова посмотрела на себя в зеркало. Веснушки побледнели, под глазами выразительно бьётся жилка, нижняя губа дрожит, в уголке глаза – вот гадство! – застывает капля крови расстрелянного фанатика.
Романова пристально осмотрела трассу. Никого. Полицейские к её машине не подходили. Бродяга тоже. Видимо, она стала-таки тем журналистом, который не смог удержаться на тонком льду и, совершив прощальное па, уходит в проламывающуюся под ним полынью.
Мерцание дорожной разметки стало интенсивнее. Журналистская интуиция заработала на полную: если разметка мерцает, значит поблизости железнодорожный переезд, по которому приближается грузовой поезд. Если нет возможности добраться до дома на автомобили, то можно попросить помощи у святого случая!
Непонятно, кто взревел громче: мотор двигателя или сама Романова. Разворачиваясь, она заметила, что полицейская машина хищно двинулась следом. Трусы и слабаки! Если у неё получится, то у них точно нет. Потому что они трусы и слабаки, обёрнутые в саван полномочий. Когда на тебе бронежилет, со временем ты забываешь, что под ним ты смертен. А ей есть что терять.
Будто почувствовав нужду хозяйки, малогабаритная «Ладочка» не обращала внимания не хлещущий прямо по её горностаю дождь.
Романова летела по трассе, каждой клеткой своего тела ощущая, как истекает срок, выделенный ей солнечным накопителем. Вот он – переезд. Разметочная полоса замерцала настолько часто, что превратилась в один широкий голубой луч, уходящий вперёд и обрывающийся ровно посередине моста над железнодорожной одноколейкой.
Длинная змея состава, извиваясь, вползла под мост. Это транспортник «Лады» вёз новые автомобили своим ещё не родившимся хозяевам. Здесь, в области шахт и отвесных скал, он достаточно сильно сбрасывал скорость, и было видно, как покачиваются зафиксированные в открытых вагонах новенькие, только с конвейера, машинки. Романова прицелилась – где-то в глубине своего мозга – и, резко вывернув руль, вылетела с моста. Интерком был выдран, и система сканирования поверхностей не работала. Сцепление произошло уже в воздухе, когда машина почувствовала, что под ней пустота.
Немного захватило дух. Но это в первые доли секунды. Потом нахлынула спокойствие и обречённость – она будто оказалась в открытом космосе, стала микроэлементом, не способным к самостоятельному мышлению. В герметичном пространстве салона не было слышно стука колёс бронированного состава, завывания ветра, подхватившего её лёгонькую «Ладочку». Зато отчётливо щёлкнули блокираторы на дверях.
Машина влетела на платформу между двумя другими авто, стабилизировавшись жестоким ударом о впереди стоявшую автомашину. Гидроусилитель еле удержал Романову в кресле. Сдерживаясь от желания выплюнуть свои внутренности, она упёрлась обеими руками в переднюю панель, уставившись невидящим взглядом в следы, оставляемые капельками дождя на лобовом стекле.
Когда боль в глазах и висках немного улеглась, Романова уронила голову в сплетённые замком руки и разрыдалась.
***
В полвторого ночи её машина мягко соскользнула с конвейера и втиснулась в узкую щель между заброшенными бараками.
В этом районе Старого Дома, именующимся попросту «Склады номер пятнадцать», практически всегда было тихо. Здесь мало кто жил, если не считать разномастных бродяжек и сироток, лишённых по тем или иным причинам регистрации и автомобиля. По странной случайности или же умыслу – а Романова, скорее, была бы готова поверить во второе – полицейские облавы не касались местной обители.