Город Последний

Лукошкин Савелий

– Да. Хотя он даже меньше, чем другие, – непонятно объяснил Клаас. – В общем, иногда дети, вроде бы, просто оставались в таких местах. Не выходили к взрослым и всё.

Я взглянул на Клааса. Он вроде не шутил.

– И их не искали. Потому что взрослым в такие места ходить неприлично. Я верно уловил?

– В таких местах их искали сами дети, – пожал плечами Клаас.

– Эффективно! – не удержался я.

– Я понимаю, как это всё звучит. Но это действительно так.

Всё это звучало нелепо, но

я вспомнил про Маленького Мика.

– Среди пропавших в недавнее время не было никого по имени Мик?

Клаас на мгновенье задумался.

– Нет. Из тех, о ком писали в газетах, точно нет. А что?

– Пока ничего. Так, странность небольшая…

Клаас посмотрел на меня с интересом, но расспрашивать не стал.

– Ладно, – сказал я. – Когда началась волна исчезновений?

Клаас пожал плечами.

– По-разному можно считать. Я бы считал от исчезновения Эженки Новик, три года назад.

– Нужно составить список всех пропавших с этого времени. Где можно найти подбор газет за последние три года?

– У меня дома. Но я уже составил список, разве что перепроверить, – Клаас затушил сигарету. – Пойдём?

– Пошли, – согласился я.

На прощанье мы помахали Жаку, возвышавшемуся за барной стойкой с книгой в толстом кожаном переплёте. На носу его сверкали круглые очки, прятавшие глаза за блеском и придававшие Жаку немного зловещий вид.

Клаас, оказалось, жил в соседнем подъезде. Мы поднялись к нему; в прихожей нас встретил толстый дымчато-чёрный кот и звук уносящегося по коридору топота.

Клаас вынес мне список и газеты – толстенную, распухшую стопку, туго перевязанную бечёвкой.

Я пошёл домой. Сумерки уже были на исходе, людей на улицах немного, а над острыми коньками крыш ярко светили звёзды. Луна – идеально круглая и жёлтая – низко висела прямо над моим домом. Потом на луне мелькнул чей-то силуэт, и я сообразил, что это просто окно мансарды.

А настоящей луны видно не было.

Дома я сложил всю свою добычу на столик в прихожей и сразу же лег спать. Из-за стены монотонно и тихо, на грани слышимости, жужжало радио соседа.

В ту ночь мне снился порт Гамбурга: звёзды, яркий свет из приотворенных дверей забегаловок, звуки гитар и хриплых голосов. Затем мелькнуло лицо девушки, которую я когда-то знал – она улыбалась, но из глаз текли слёзы, а вокруг вроде бы били стекло.

Проснулся я раньше обычного. Снова шептал за окном лёгкий дождик, но было солнечно. Из-за стены всё так же жужжало радио – спит он вообще когда-нибудь?

А на кухне, сидя на подоконнике и болтая ногами, меня ждал Мик. Кофе он уже сам сварил.

Он бледный, как новый холодильник, и, пожалуй, красивый – только слишком явная асимметрия лица его немного портит. Одет Мик в старинный костюм из тёмного бархата, серые чулки и туфли со смешными щёгольскими бантами. В руках у него белая фарфоровая кружка с синим рисунком – у меня такой нет.

«Точно такой, как я думал», – проносится мысль, а потом я немного пугаюсь, потому что вовсе не думал о том, как Мик выглядит. Но откуда-то это мгновенное узнавание все же появилось.

– Привет, – говорит Мик и спрыгивает с подоконника. Из мокрых волос падают на пол два маленьких красных листочка.

– Привет, – говорю. – Мне кофе не найдётся?

Вот так я и познакомился с Маленьким Миком.

В тот день он был очень весел и болтал без умолку. Я услышал кучу историй – хотя так и не узнал, кто он такой, откуда родом и сколько ему лет. Но истории были интересные и правдивые, а потом они мне ещё и очень пригодились.

* * *

Это было давно. Мик точно не знал, год или месяц назад – но давно, это точно. Позже я высчитал, что всё это должно было случиться лет пятнадцать назад.

Мик тогда ещё не жил в Городе, а путешествовал со своей палаткой по далёкой южной стране.

Однажды он пришёл в незнакомый Город – большой и шумный, как тропический лес.

Сверкало огромное солнце, висевшее так низко, что заслоняло башни Города и вершины гор. Стрекотали под этим солнцем счастливые кузнечики и шумели люди, столпившиеся у арки подземного туннеля. Здесь были цыганки в ярких оборванных платьях и с босыми смуглыми ногами, сверкающие поддельным золотом испанцы из приГородов, потрёпанные русские с кожей, похожей на сердцевину дерева, улыбающиеся индейцы, ни единого слова которых никто не понимал.

И был Мик.

Он сидел на склоне холма, в котором и был прорыт подземный туннель, и завтракал булкой и миндальным молоком. Рядом была табличка с надписью: ‘Usted no puede sentarse en la hierba', но Мик не понимал по-испански. А поскольку он повесил на табличку мешок со своими вещами, никто не мог её прочитать.

Булка кончилась. Мик посидел немного, глядя на круговорот людей внизу: одни заходили в туннель и пропадали, другие выходили, из Города подходили всё новые и новые.

Сунув бутылку из-под молока в карман джинсов, он спустился по склону.

В туннеле была ярмарка. Разноязыкие голоса тысячами эх отдавались под бетонными сводами, было сыро и даже немного сумрачно – но с прилавков сверкали яркие и загадочные вещицы. Чего здесь только не было! Книги на неизвестных языках и в мягких обложках, браслеты, серьги и кольца из бисера, серебра, перьев, камней, фальшивого золота и дерева, всякие ржавые штуки, бывшие, наверное, деталями от других штук (к ним с видом знатоков приценивались старики в тёмных очках), пластинки, сладости, старинные фотографии давно пропавших людей, монетки далёких стран, связки ключей, индейские трещотки и дудочки…