Город, стоящий у солнца
Шрифт:
Я подошёл к кассе и щелчком пальцев развеял иллюзию продавца, усевшись на его место. Забавно, в ящике стола у этого фантома обнаружился наполовину разгаданный сборник кроссвордов. Какая реалистичная имитация! Хотя, без посетителей тут и впрямь скучновато. Я включил музыку.
В пустом магазине среди скучающих винтовочных стволов раскатились тихие, грустные гитарные аккорды и женский голос:
«Там, внизу, живешь, и знаешь — либо в небо, либо в омут,
А, гляди ж ты, как бывает —
— Не отмучился, не выйдет, чья-то жизнь на мушке бьется, — начал негромко подпевать и я сам, — Бог патроном не обидит, кто не сдохнет, тот прорвется!
Звякнувший на открывшейся двери колокольчик я не услышал. Шаги — тоже.
— Идеологически чуждые песни слушаем, — осведомился первый за сегодня посетитель и по-дружески улыбнулся мне.
— Это особая фича — уметь стрелять, как особая карма — жить войной, — мелодично пропел гость, — И не дослужиться, не убежать от печати «Пожизненный рядовой»…
Я выключил музыку и уставился на своего потенциального клиента. Посетитель был строен, скорее даже худощав, по-армейски подтянут, на худом лице выделялись большие зелёные глаза, исполненные печалью, усталостью и злобой. Всё его одеяние напоминало один большой стереотип о местных «революционерах»: нелепая по летней жаре вязаная шапочка, наверняка, растягивающаяся в балаклаву, городской камуфляж, тяжёлые армейские ботинки с высоким берцем… И вымотанное, усталое лицо не особо успешного борца за всё хорошее. Не из развесёлых братцев-дегенератов, значит, бунтующих ради права угрожать людям оружием, безнаказанно убивать, грабить и насиловать. Идейный.
— Александр, — протянул я руку первым.
— Юрий, — ответил он мне. Крепкое рукопожатие…
— Добро пожаловать в мою скромную, — начал я, но вошедший остановил меня жестом.
— Мы давно искали возможности поговорить с Вами с глазу на глаз и без помощи местных информационных сетей. Но Вы что-то не часто в последнее время заходите в собственный магазинчик, — попенял он мне.
— Моё право и моё личное дело — куда и когда мне заходить, — отрезал я. Грубо, наверное, но не люблю я, когда лезут в мои дела.
— Разумеется, никто не собирался Вас в этом упрекнуть.
— Хорошо. И чего Вы хотите от меня? Я простой, скромный оружейник всего-навсего.
— Как минимум — заказать пушки, много пушек. Как максимум — привлечь Ваш талант к нашей борьбе. Буду честен — для меня второе важнее первого.
Ох уж мне все эти «давайте начистоту», «буду честен», «откровенно говоря»! По моим наблюдениям где-то на этих словах аккуратная ложь перерастает в откровенный пиздёж.
— Ещё одна душеспасительная беседа? Третий будете за последние три дня.
Он насторожился.
— Не о нас Вам говорили, надеюсь?
Я позволил себе выругаться, надеясь грубым подчеркнуть свою «прямоту» и «искренность»:
— В душе не ебу, кто Вы и чьих будете.
— Хорошо! —
— Вы тоже о желаниях поговорить хотите? — предположил я.
— Да, и о них тоже.
— Какое совпадение!
— Совпадений не бывает, — ответил гость, начисто проигнорировав мой сарказм, — Вы ведь слышали эту дивную официальную версию? Мол, всё, что хотим мы, то и даёт нам этот мир, бла-бла-бла.
— Ну слышал…
— А не задумывались, почему мир наш тогда так грязен и порочен? Убийства, насилие, жестокость.
— Потому что люди хотят жить в этом дерьме, — бросил я равнодушно и пожал плечами.
— Верно! Именно так, — гость вопросительно посмотрел на меня и после лёгкого кивка закурил, — они желают всего этого. Их научили желать именно этого и ничего другого.
— И в чём тогда твоя революционная борьба? Научить их новому счастью? Хуй там плавал — они старым дорожат!
Кажется, после нравоучительных бесед последних дней во мне накопилось слишком много невысказанных матюков, но собеседнику на это было наплевать. Сам он крепко держался за свою маску благородного борца за свободу и изъяснялся спокойно и вежливо.
— Мы научим их хотеть другого! Хорошего, вечного, правильного!
— Свободная воля? Не, не слышал?
Он рассмеялся и спросил:
— Ты точно про нас ничего не слышал? Мы — «Свободная Воля».
— Да хоть потребители алкоголя! Тут исполняются желания людей, люди меняться не хотят, так как вы их измените?
— А ты не думал, как тут уживаются люди с прямо противоположными желаниями? Те, кто хочет устроить тут Дикий Запад, например, с ценителями мира и покоя…
— Их разводит судьба, как мне сказали.
— Вот и оно! Вмешательство в свободную волю человека! Я сто раз это видел, как благополучный район превращается в гетто с весёлой стрельбой и бандитскими войнами.
— Люди перестают хотеть мира и покоя?
— Нет, оказавшись в меньшинстве сторонники тихой и безмятежной жизни «почему-то» — это слово он выделил голосом, — начинают хотеть уехать. И уезжают ещё до того, как бьются первые окна и появляются на стенах первые граффити. Кто сильнее хочет, тот для мира и в приоритете, желания остальных подстраиваются под него!
— И вы-то своей весёлой ватагой это измените, ага! Ну сколько вас?
— Не могу сказать, не знаю, можно ли тебе доверять.
— И при этом надеешься, что я стану с вами плечом к плечу? — я рассмеялся.
— Надеюсь. Когда мы придём к власти…
— Да с чего ты взял, что вы придёте к власти?
— Потому что наша цель благородна! И мы хотим этого, хотим власти и силы, чтобы воплотить её. Мы жаждем справедливости, и это даёт нам силу, — он возвысил голос, — наша воля к победе и жажда справедливости превысит любую другую волю! А в этом мире кто сильнее хочет, тот и прав.