Город в законе: Магадан, триллер
Шрифт:
С обгоревшим телом Сати Шива долго ходил по земле, пока Вишну не разрубил тело на куски и не разбросал останки, сделав места, где они упали, центрами паломничества.
Принцип харакири звучит достаточно лаконично: "Жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть". С детства воспитанный в духе бусидо-специфическо- го мировоззрения самураев — идеальный воин хладнокровно следовал его законам.
Своеобразное преломление этих принципов мы видим на примере камикадзе-летчика на один вылет.
А чем тогда считать подвиги наших героев — Матросова или Гастелло или сотен других известных и безымянных героев осознанно и добровольно шедших на смерть?
А кем являются наркоманы, алкоголики, да даже заурядные курильщики, прекрасно осознающие, что их привычки или пороки сокращают жизнь — медленное самоубийство — и тем не менее и не пытающиеся от них избавиться…
Так что вопрос далеко не праздный и ждущий своих исследователей — философов, психологов, социологов…
Так я размышлял, когда ко мне в кабинет заглянула зав- складша и пожаловалась:
— Там грузчики склад убирали, а мусор не вытащили, так в складе и лежит.
— В каком складе?
— В третьем.
Я взглянул на часы — рабочий день уже заканчивался.
— Идите открывайте, я подойду посмотрю.
Решение созрело почти мгновенно. Я открыл аптечку, вытащил пакетик марганцовки, на глаз отсыпал примерно чайную ложку на лист бумаги, из бутылки с антифризом капнул пару капель, скатал все это в тугой клубок и еще сверху обмотал носовым платком.
Сунул этот колобок в карман и почти бегом спустился в склад. Счет пошел на минуты.
На складе я подошел к горе мусора — в основном бумажный срыв, деловито попинал его ногами и когда завскладом отвернулась, затолкал колобок поглубже под мусор.
— Ладно, завтра я грузчика дам с утра, наведете с ним порядок. А вообще наперед, если не успели к мусоровозке, относите мешки в контейнера у соседних домов, а то пожарники нагрянут, мало не покажется.
Кладовщица закрыла замки и мы распрощались.
На складе, под кучей бумажного мусора уже началась химическая реакция. В складе не было окон, эта часть помещения на ночь закрывалась наглухо железной дверью, так что должно очень хорошо разгореться, прежде чем дым вырвется на свободу и сторож поднимет тревогу.
Каморка сторожа находилась в другом крыле и дежурство свое он начинал, как правило, с бутылки. А потом включал телевизор или заваливался спать. Все зависело от дозы.
Домой я не поехал — не хотелось, чтобы меня поднимали среди ночи. А про квартиру Устиныча не знал никто.
Так что все должно было получиться по-писаному.
При условии, конечно, что я не забыл уроки химии.
На другой день на работу я пошел, как обычно, к девяти.
И уже за квартал почувствовал в воздухе запах гари и ускорил шаг. Не переборщил ли я? Успели ли пожарники потушить, пока не занялось все здание? Не пострадал ли кто ненароком? Последнее меня пугало более всего…
Я вышел из-за почтамта, откуда открывался вид на издательство и замер. Почти все его левое крыло было черным от копоти, а из крайних окон еще тянулись слабые дымы. Во дворе, занимая часть улицы, толпились люди — пожарники, милиция, кое-кто из наших, пораньше подошедших работников.
Кладовщица, с неестественно оживленными глазами и слегка испуганная подскочила ко мне.
— Ой, Валентин Михалыч, что же случилось. Ведь мы с вами вчера заходили в склад, все было нормально. А меня тут уж пытали, бумагу заставили подписать…
Я хотел спросить, о чем пытали да что за бумага, но не успел. Подошедший к нам пожарник козырнул и представился:
— Майор Базюк. А вы, наверное, директор?
— Наверное, — усмехнулся я и мы поднялись в мой кабинет.
Майор был среднего возраста с внушительным брюшком и в речи его легко улавливался акцент жителя Западной Украины.
— Звонок к нам поступил в два ночи. Сторож был пьян и не мог найти ключей от дверей в то крыло, к месту возгорания. Пришлось выламывать. Пока то да се, огонь пробил перекрытия и загорелся кабинет начальника торговой инспекции, пол рухнул, так что все, что там у вас было, превратилось в пепел.
— Все, — недоверчиво спросил я.
— Абсолютно, — мотнул головой Базюк. — Вы наверное, поняли, что вместе с полом вниз свалилось и содержимое верхнего кабинета, а там двадцать ящиков конфискованной водки и питьевого спирта хранилось, не успели, мол, сдать на склад, как положено.
— Вы не западинец? — осторожно спросил я. — Чую ридну мову.
Насчет ридной мовы я, конечно, перегнул, но я сказал в смысле хорошо знакомую и потому легко простил себе этот небольшой загиб. В конце концов все мы братья-славяне.
— А як же, — заулыбался майор. — С пид Тернополя я.
— О, а я в Остроге служил. Гарнэ мисто. — Нажал кнопку селектора и попросил:
— Тамара, принеси нам по кофе и еще что нибудь, сама знаешь… Простите, товарищ майор, а кто позвонил… сторож.
— Да нет же, — удивился моему непониманию служивый. — Он же пьян был. Прохожий какой-то, уже из окон второго этажа стало пламя выбиваться.
Тут было главным не пережать. Тамара принесла поднос — кофе лимон, початую бутылку "Белого аиста" и две рюмки.
— С утра, — засомневался майор, а рука его уже автоматически потянулась к рюмке.
— Коньяк французы и пьют с утра. А потом — для вас-то это уже вечер, вы, наверное, с самого начала здесь.
— Ну, — крякнув и хрустя лимоном ответил Базюк: — Пожаришко так себе, но в центре, под боком у начальства. Они не любят, когда у них что-то под боком случается. В их дворе, в Кремле, Москве. Другое дело, если где-то там, на задворках империи — в Чечне, Магадане. Подальше от собственной задницы.