Город Золотого Петушка
Шрифт:
И когда тень падает на лицо мамы Гали, Игорь жалеет ее.
— Мама! Ты не беспокойся! — говорит он неожиданно.
— О чем ты? — поворачивается мама к нему.
— Да я насчет папы. Он вовсе не с Петровой гуляет…
Мама невольно округляет глаза и задерживает дыхание.
— У него просто тайна! — успокоительно говорит Игорь.
Мама еще шире открывает глаза.
— Какая тайна? — испуганно говорит она.
— Да он просто с деревьями разговаривает! — говорит Игорь.
— С деревьями?
— Да. К сожалению, ничего тебе
— Ты бредишь! — недовольно говорит мама.
— Просто тайна! — упрямо твердит Игорь. — Обыкновенная тайна. Как у тебя, как у меня, как у всех…
— Болтушка ты, — говорит мама, переводя дыхание. — И вот что я хочу тебе сказать, — ты уж лучше меня не успокаивай, раз сам ничего не знаешь, а то от твоих успокоений у меня просто глаза на лоб лезут.
Но Игорь не сердится на окрик. Она вовсе не злая, а просто так.
…Влага из песка уходила вместе с этим ветром, и город, выстроенный Алей и Лялей, город, в котором Мишенька устроил революцию, покончившую с пашами и беками, осыпался. Обвалились высокие минареты, осыпались углы дворцов, и струйками песка пролились на землю возле крепостных стен угловые башни. Лишь мазанки выглядели по-прежнему.
Папа Дима только ахнул, увидев, каким разрушениям подвергся их город. Он долго качал головой, озирая город то с одной стороны, то с другой, и был искренне опечален зрелищем, открывшимся его взору. С искренним сожалением смотрел и Игорь туда же. Мама Галя, которая устраивалась на длинной скамейке, подставляя свое тело под лучи солнца, тем более приятные, что ветер был прохладный, сказала:
— Вот, друзья мои, что значит строить из песка!
Отец поправил ее:
— Если строго разобраться, моя дорогая, то все в мире строится если и не из песка, то без него не может обойтись никто и ничто, в том числе и железобетон, который простоит тысячелетия. Ты имеешь в виду совсем другое — строить на песке!
— Я имею в виду это грустное зрелище! — сказала мама.
Охов и ахов было ровно столько, сколько было зрителей: каждый, кто вчера видел этот славный город и его строителей, его кипучую жизнь, не мог не пожалеть о происшедшем. Даже Петров, наблюдавший со скептической улыбкой, как ползал вчера папа Дима по песку, сочувственно сказал Игорю:
— Ну что, просыпалось все это дело? — и устроился рядом со своей женой и мамой Галей.
У Али и Ляли опустились руки при взгляде на свой город… Они сбегали окунуться в море, а потом, прижавшись друг к другу, уселись на берегу и вполголоса запели что-то.
Разрушительный Андрюшка — вождь разбойничьего племени андрюшек — только свистнул, увидев картину разрушения, и воздержался от слов, то ли потому, что пожалел Алю и Лялю, то ли потому, что считал дело конченным…
Один только Мишенька-Революционер нимало не был смущен тем, что натворил тут ветер. Он появился на берегу со своим самосвалом и экскаватором в руках, едва волоча их — игрушки были и тяжелы и прочны, подошел деловито к городу, задумчиво
— Что возить-то будем?
И дал гудок — протяжный, такой, каким водитель вызывает, того, кого ему надо, и поехал к приплеску за ракушками. Для Мишеньки город продолжал жить, улицы его были полны народа, в них царствовало движение и жизнь: людям нужно было все — и товары, и продукты… Он ясно видел этих людей, толпившихся на уличках, выглядывавших из осыпавшихся домов и нуждавшихся в его, Мишенькиных, машинах. Он верил в этот город. И эта вера возродила город…
Аля и Ляля подошли к стенам города, прошлись по его кривым улочкам и вдруг закричали Мишеньке:
— Вези скорей ракушки. Надо вымостить площадь!
А вслед за Алей и Лялей к городу потянулись и остальные ребята. Аля и Ляля принялись было восстанавливать городскую цитадель в ее прежнем виде, но тут папа Дима сказал:
— А я бы лучше выстроил дворец культуры. А цитадель пусть остается памятником седой старины…
Мама Галя посмотрела на папу Диму, на Петрову, ища у нее сочувствия, и сказала:
— Ну, ты хуже маленького. Может быть, опять примешься ползать там с малышами?
А у папы Димы заблестели глаза, он ответил с озорным видом:
— А отчего же не поползать?
— Интересно, что бы сказали твои ученики, увидев тебя в таком виде! Ей-богу, я вижу, что ты еще не вышел из детского возраста. Тебя бы в детский сад!..
Уже возясь в песке и вполголоса объясняя что-то Але и Ляле, устремившим к нему взоры, он ответил маме Гале:
— Не знаю, что бы сказали мои ученики, а Андрей Петрович вынес бы мне благодарность за увлекательный урок! Честное слово!
…Бедняки уже не захотели жить в мазанках. Дом культуры, выросший на городской площади, недолго стоял в одиночестве со своими прямыми стенами, широкими коридорами, большими окнами, вокруг него один за другим вставали новые дома, высокие, светлые, выстраиваясь рядками на широких, просторных прямых улицах.
Вдруг Андрюшка, все слонявшийся без дела по берегу, подошел к городу и, не ощутив желания разрушить его, сказал вдруг:
— А где же стадион, товарищи? Как же можно без стадиона? Не понимаю. А еще культурные люди…
Ах, если бы с такой быстротою исполнялись мечты людей в настоящей жизни, жители Янтарного города тотчас же получили бы великолепный стадион! Точно такой, как и в Лужниках, по уверениям Андрюшки, разрушительные наклонности которого в тот день, кажется, исчезли навсегда, едва ему поручили строить стадион и едва Мишенька со всем своим транспортом поступил в его распоряжение.
Конечно, это была игра, и мама Галя была права, когда говорила, что папа Дима играет. Но он играл не как маленький. Увлеченный этой игрой, он оставался в ней взрослым, немолодым уже человеком, голова которого была отягощена многими сведениями и которому очень надоело сообщать эти сведения только на уроках, только в пределах, положенных программой.