Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995)
Шрифт:
– Банки с закруткой. Картошка, лук, – сообщил он, – ничего интересного.
Ежов добрел до вентиляционного отверстия – крохотного окошка, выходившего наружу. Взглянул в него и от неожиданности присел и замахал мне рукой. Я крадучись проковылял к нему и осторожно выглянул в окошко. Прямо напротив нас человек десять бородачей казнили каких-то людей. То, что это казнь, я понял сразу. Приговоренные, четыре человека, стояли на коленях в снегу и понуро смотрели вниз. Один из боевиков, по всей видимости, командир, ходил вокруг них и что-то в полголоса говорил, потом пнул кого-то ногой в лицо и отошел в сторону. Приговоренных тотчас же расстреляли прямо в упор с криками и завываниями. Кто это такие были, за что их расстреляли, мне было по барабану. Да и сама казнь впечатления не произвела абсолютно никакого. Я посмотрел на Ежова и примостившегося рядом Котельского. Бойцы смотрели отчужденно, как будто
– Командир, а что они друг друга стреляют? – шепотом спросил Еж.
– Я-то почем знаю, может, оппозиционеры какие из автурхановских, а они их казнят, хрен пойми.
Тем временем боевики, о чем-то переговорив между собой, обошли дом и скрылись из глаз.
Владимир Петрович, описывая мне связников, сказал, что один будет в куртке типа «аляска» с меховым капюшоном. Мне или показалось, или действительно так и было, но один из четверых казненных был именно в такой куртке. Или все-таки бред? Я всматривался, но в темноте ничего не было видно. Надо идти и досматривать.
Тихими мышками выбрались наружу и чуть ли не поползли, обдирая локти, по бетонному поребрику вдоль дома. Выползли за угол – вроде все спокойно. Встали, крадучись пошли. Теперь, когда мы подойдем к трупам, нас будет видно из окон, плевать…
Отряхнулись и, оглядываясь по сторонам, подошли к трупам. Все мужчины приблизительно от тридцати до сорока лет, один – как раз тот самый, который был в куртке с меховым капюшоном, – подходил под описание, данное Петровичем. Неужто повезло?..
Бойцы споро стали обыскивать трупы, а я стащил с еще теплого и податливого тела куртку и накинул ее поверх «горки», просунув руки в рукава. На улице значительно похолодало, а под «горками» на нас были только свитера и нательное белье.
Бойцы, увидев меня в «обновке», поступили аналогично: один из трупов лишился пуховика, вполне сносного и лишь немного испачканного в крови, с другого Ежов стащил длинную кожаную куртку и напялил на себя высокую шапку-формовку под «норку», в результате стал похож на боевика, укутавшегося от холода. Документов и еще чего-либо ценного в карманах убиенных не оказалось. Надо было двигать обратно, Паша, скорее всего, уже весь издергался. Из того района, где располагалась основная часть группы, пока стрельбы не слышно, значит, все нормально. В городе на окраинах нарастала стрельба, откуда-то из центра по группировке начала бить артиллерия, совсем неподалеку снова ухнул танк.
Надо сваливать, хотя, если честно, в подвале было намного спокойней чем снаружи.
Неспешным прогулочным шагом, покачивая пулеметами, повешенными на шею, мы двигались к месту перехода через дорогу. Вот они, гаражи, вот она, глухая стена, на фоне которой нас прекрасно видно со стороны железнодорожной насыпи.
Я встал чуть ли не в центре стены и, подняв пулемет над головой, помахал им слева направо. Должны заметить. Все пошли через дорогу, прошли и бросились за насыпь. И тут мне чуть не поплохело: группы на месте не было.
Твою мать! Куда они делись? Паша не дурак и просто так группу бы не увел, что же могло случиться?
Слава богу, все были на месте. Просто я сослепу не заметил своих разведчиков, которых мой «замок» растянул в боевую линию. Он тут накомандовал, а меня, командира, чуть кондрашка не хватила. Вскоре мой многомудрый заместитель подполз по месиву из земли и снега, оставляя за собой широкий след, и начал рассказывать прямо на ухо, что они тут наблюдали за время нашего отсутствия. Ничего особенного: изредка передвижение людей, шараханье отдельных личностей, выстрелы в глубине квартала – вот, в принципе, и все. Первая самостоятельная вылазка прошла удачно, если не считать, что вместо связников мы несем только окровавленную куртку. Да и ладно, хотя бы это – и то хлеб. Сходили нормально, бойцы себя показали даже лучше, чем я рассчитывал, одно плохо – связи так и не было. Связист, экономя аккумулятор, работал только на прием, однако нас никто не вызывал. По возвращении я лично понажимал кнопку настройки антенны, послушал жужжание, повызывал Центр – бесполезно, нам никто не отвечал. Поразмышляв, я понял, что мы снова стали жертвой то ли разгильдяйства, то ли тупости, в том числе и своей.
Скоро, может быть, даже через несколько часов, колонны десантуры и мотострелков войдут в город с восточного направления. Соответственно, частоты начали менять, а нам дали старую переговорную таблицу, вот и все.
И вообще, пора отсюда сваливать, отходим в ранее обозначенном порядке. Котел и Еж, провожаемые завистливыми взглядами, начали спускаться вниз по насыпи. Через несколько минут, когда мы уже были возле здания пожарки, по нам открыли бешеный огонь. Ладно бы со стороны города, а то со стороны водокачки. Пришлось плюхнуться носом в грязный снег и лежать, боясь поднять голову.
– Считаемся-а-а! – заорал я. – Головняк нача-а-ал!
– Первый, второй!.. – проорала пара головного дозора, и все начали выкрикивать, считаясь по номерам. Все живы, никого не зацепила ни одна шальная пуля, ни один осколок.
Когда же по нам прекратят стрелять свои же? Кричать что-либо бесполезно, поэтому остается только валяться и молчать в тряпочку, ожидая пока федералам надоест это бесполезное занятие. Упираясь носом в ствольную коробку пулемета, я почти что с нежностью подумал о теплом кузове КамАЗа и о своем закутке. Лежали мы так минут пятнадцать, беспорядочная стрельба начала перемещаться в сторону от нас. Стреляющие запустили несколько ракет, и опять не в нашу сторону.
– Рве-е-ем! – заорал я благим матом и, подавая пример, первым поднялся и рванул в сторону зданий. Какие там боевые порядки, какая, к черту, усталость – я, наверное, так на стометровках не бегал. И все равно меня обогнал резвый Котельский и нырнул первым в ворота, сразу же скользнув в сторону, свалился за груду кирпичей. Я, отпрыгнув вправо, упал возле дыры в полуразрушенном заборе. Последним в группе, как положено, бежал заместитель. По пятам за Пашей, буквально в нескольких сантиметрах, проследовали фонтанчики от пуль. Старший сержант рыбкой нырнул в дыру, в которую я наблюдал, чуть не сбив меня с ног, перекатился, громко ругаясь матом. Сразу же кирпичная стена начала крошиться на мелкие осколки от впившихся в нее пуль. Наше передвижение заметили и с удовольствием продолжили обстрел. Я лихорадочно вспоминал опознавательные знаки: сколько там ракет и каких надо пускать? Вроде две красные и одна зеленая. Хотя сейчас, в преддверии наступления или просто так, могли поменять… а, будь что будет. Я достал из подсумка одну красную и одну зеленую и запустил их поочередно. Может, мне и показалось, но стрельба утихла. По крайней мере, стреляли по нам уже не так интенсивно. Потом стрельба вообще смолкла. Через пару минут со стороны водокачки запустили красную и зеленую. Я ответил оставшейся зеленой. Стали ждать развития событий. Минут через пятнадцать к нам выдвинулись две БМП, за ними перебежками двигалась пехота. Не доезжая метров ста до укрытия моей группы, броня остановилась, пехота залегла. Нам начали орать какую-то чушь, спрашивая пароль и всякую другую хрень. Пришлось проорать им про майора-инженера на водокачке и что мы разведчики, которых вчера вечером привозили на БТРе. Потребовали, чтобы вышел командир с высоко поднятыми руками. Пришлось, сняв куртку убитого связника и оставив автомат Ежову, выйти за ворота и поднять руки вверх. Меня осветили и заорали, чтобы подошел поближе. Ну, все ясно, сейчас начнут тыкать стволами в морду, дышать пьяным перегаром и допрашивать, кто я такой. Так оно и случилось, свои мотострелки меня же чуть и не грохнули. Лиц окруживших меня федералов я не разглядел, да и слава богу – думаю, ничего интересного я не пропустил. На мое счастье, начальник водокачки был на броне и опознал меня, да и то после того, как я напомнил ему про пожарную машину.
Меня отпустили, оставшись ждать, пока я выведу группу, и, пока я шел к своим, размышляя о военном счастье, со стороны железнодорожной насыпи послышался свист, и прямо в гущу пехоты, столпившейся возле брони, прилетела мина. Народ разбросало в стороны взрывом, многих посекло осколками, а кого-то разорвало в клочья. БМП стали крутиться на месте, давя жутко орущий личный состав. Я со всех ног кинулся под защиту зданий пожарки.
Немудрено накрыть группу пехоты и пару боевых машин, которые несколько минут назад бестолково палили в черную чеченскую ночь, обозначая себя на местности. Скорее всего, в пятиэтажках со стороны дороги на чердаках была налажена система наблюдения. Наблюдатель засек огневые позиции, вызвал по радиостанции передвижные минометы, которые сейчас и ведут по нам огонь из-за обратного ската насыпи. Достать миномет невозможно: как бы ни задирали наводчики-операторы стволы, пушка 2А42 не может стрелять по навесной траектории. Надо просто согнать с чердаков наводчиков. Однако БМП одна за другой вломились в тесный дворик, в котором укрывались мы, за ними с перекошенными лицами начала забегать пехота. Я криками загнал свою группу в административное здание, на первый этаж. Надеюсь, перекрытия нормальные, выдержат попадания мины. Сам, приказав Котельскому держаться рядом со мной, побежал к БМП. Растолкав солдат, я вскарабкался на башню одной из них. Майора-водопроводчика видно не было. На расспросы, куда делся старший, бойцы очумело мотали головами и жались ближе к броне. Обстрел не утихал, мины ложились все ближе и ближе. Постучав прикладом пулемета по люку, я извлек на свет божий перепуганного бойца в танковом шлемофоне.