Город
Шрифт:
Бартелл дважды постучал в облезлую дверь наверху. Она тут же распахнулась, обдав его волной спертого воздуха.
– Наконец-то, – пробурчал голос. – Мы тут не ради твоего удобства собрались!
– А удобств никто и не обещал! – рявкнул в ответ Бартелл.
И в который раз спросил себя, на что ему понадобилось вверять свою жизнь, а может, и жизнь Эмли этому вечно недовольному солдату, одноглазому и горько-язвительному. Он звался Вителлом и когда-то служил в Тысяче, среди отборных телохранителей императора. И соответственно, представлял неиссякаемый кладезь информации относительно Бессмертного и его образа жизни, а также устройства внутреннего дворца, именуемого Цитаделью. Сам он считал себя главой разношерстного сборища заговорщиков, но Барт видел в нем, скорее, дребезжащее звено в цепи: как бы всем беды из-за него не было.
Он оглядел собравшихся. Сегодня их было семеро.
«И ни одному из вас я не доверяю», – подумал Бартелл.
– Добро пожаловать, – сказал мужчина, представившийся Грязнулей.
Невысокий, худенький, он был отставным солдатом – впрочем, как все, – а ныне прислуживал в каком-то из дворцов Щита. Он обладал острым умом, так что Барт ценил его суждения выше, нежели чьи-либо еще.
– Мы тут пришли к выводу, что два дня назад состоялась битва на море, – продолжал он.
– Я слышал.
– О чем это ты слышал? – немедля осведомился Вителл.
Вот кого хлебом не корми, дай только поспорить.
– Лишь о том, что битва впрямь состоялась.
– К югу от Выступающего. Потопили два наших корабля. Сколько вражеских – неизвестно. На один день осаду прорвали.
– На рынке продавали свежую рыбу, – сказал Барт.
– Рыбакам и нескольких часов хватит, чтобы с полной сетью вернуться, – улыбнулся Грязнуля. – Для многих из них это ведь вопрос жизни и смерти.
– Ну а ты нам что принес, старикан? – обратился к Барту Вителл.
Бартелл передернул плечами: ничего. Вителл фыркнул, дескать, чего еще ждать. Барт мог много порассказать о Чертогах и тайных проходах под Городом, но что толку было в таких сведениях этим солдатам с их одержимостью политикой и известными личностями?
– На что нам твоя рыба, мужик! – проворчал Йонто, конник из действующей армии. – Мы тут с Вителлом прослышали о попытке покушения…
Слухи о покушениях каждый день появляются, подумал Бартелл. Однако заинтересованно кивнул: послушаем, что расскажут.
– Псы императора, – сказал Йонто.
Эти самые Псы, насколько помнил Бартелл, были сотней в составе Тысячи. Командовал ими тридцатилетний ветеран по имени Фортенс.
– И что они? – спросил он вслух.
– Не справились с телохранительскими обязанностями. Их предводителя понизили в звании и в другую сотню перевели.
– Хорошо хоть не казнили, – вставил Грязнуля.
– Там вообще всех здорово перетряхнули. Многих по другим сотням раскидали. Горюют теперь…
– А солдаты вечно горюют, – выразил вслух Грязнуля то, о чем Барт успел подумать. – Им всегда есть на что пожаловаться.
– Еще Псы винят Рафа Винцера в разгроме Приморской.
– Почему не Флавия Ранделла Керра? – спросил Грязнуля. – Он же там за главного был.
Барт знал почему. Флавий погиб, а Раф был жив. Что за удовольствие катить бочку на мертвого?
– Еще кое-что, – сказал Вителл и покосился на Йонто. – Леопарды разворчались. Насчет Марцелла и его девки.
Марцелл Винцер был некогда женат на Гиулии, сестре Марка Рэя Хана, главы семейства Ханов. Марка его солдаты, в общем, любили, но далеко не так, как его сестру – единственную женщину, сражавшуюся в конном отряде лет десять назад. Когда Гиулия покинула супружеское гнездо и вернулась на Щит, во дворец Ханов, это, по слухам, произошло из-за интрижки Марцелла со знаменитой куртизанкой.
Они принялись увлеченно и с большим презрением обсуждать эту особу. Сели, так сказать, на любимого конька. Барт смотрел на них с большим разочарованием. Этими людьми руководила уязвленная гордость и честолюбие. Мысленно они видели себя во главе армий: кругом соратники, народ их приветствует, враги, кто успел, в ужасе разбегаются. А сами пока что пересказывали сплетни, словно рыбачки на рынке, заливали их пивом и приправляли непристойностями.
Что до самого Бартелла, никто не будет с торжеством выкрикивать его имя. Если он когда-нибудь найдет способ отомстить императору за бесчеловечное убийство своей семьи, наградой ему станет только смерть. Медленная, под пытками, или, наоборот, скорая и внезапная. А его заветной мечтой было вогнать нож в сердце этому человеку или горло ему перерезать – смотря по обстоятельствам. Расплатиться за четыре невинные жизни, оборванные руками Ареона. Четыре – из миллионов. А уж если представится возможность наказать тех, кто много лет назад против него сговорился… кто стоял сложа руки и наблюдал, забавляясь, как его предали и потащили на пытки… Тогда и вовсе не о чем больше будет мечтать.
Для начала ему нужно непременно удалить от себя Эм. Найти для нее безопасное убежище. Он слишком любил ее и очень хорошо понимал, что в случае чего утащит дочь с собою на дно.
Поэтому старый полководец сходился то с одним обществом заговорщиков, то с другим, нигде не задерживаясь надолго, чтобы не вычислили, кто он на самом деле такой. И терпеливо выжидал встречи с единственным человеком, который поможет ему проникнуть сперва во дворец, потом в Цитадель… добраться до Ареона.
Чтобы войти во дворец, требовалось обладать нужной внешностью и документами. Внедриться в Цитадель казалось почти невозможным делом. Бессмертный же, как говорили, последнее время оттуда очень редко высовывался.
Бартелл перехватил взгляд Грязнули. Коротышка слегка улыбнулся ему. Он единственный был здесь в какой-то мере интересен Бартеллу: слушал праздные пересуды и пустые угрозы солдат, сам же говорил очень мало. Барт иногда даже задумывался, а не подсыльщик ли Грязнуля. На случай слежки он всегда возвращался домой окольными путями, а если возникали хоть какие-то сомнения – шел на ночь в гостиницу.
После нескольких часов бессмысленной болтовни, подогреваемой пивом, которое носила снизу престарелая мать Каллисты, Барт решил больше не посещать это сборище, но с Грязнулей знакомства не прерывать. Стало быть, на очередную встречу идти не надо, но следует обождать снаружи, а потом проводить Грязнулю домой.
Сегодня для тайных вылазок в ночи у него просто не было сил.
Близилось утро, Вителл что-то увлеченно рассказывал… Бартелл внезапно поднялся, пересек комнату и вышел, не произнеся ни единого слова. Спускаясь по лестнице, он слышал, как оставшиеся на чердаке осыпали его насмешками.
Во время Великого Потопа шел такой чудовищный дождь, что ливневые стоки были просто не в состоянии с ним справиться. В то время узкие улочки Оружейной превратились в бурные реки. Погибли многие сотни, если не тысячи людей – одни утонули прямо на улицах, другие оказались заперты в затопленных жилищах. Поговаривали, что могильщики Города так и не сумели должным образом упокоить каждый труп по отдельности. Якобы еще много недель по ночным улицам громыхали телеги: тела вывозили на Выступающий берег и сбрасывали в море со скал. С тех пор людям стало казаться, будто квартал Линдо как бы осел, врос в землю. В подвалах, прежде сухих, стояла вода. Обитатели безнадежно отсыревших комнат волей-неволей перебирались на верхние этажи. Иначе ни мебель, ни вещи было не спасти.